Рассказы

Небрежный жест главаря шайки, заставил Романа прервать свои размышления. Казах постучал длинной палкой по борту машины, давая понять, что он не возражает против того, чтобы его угостили.

Водитель послушно вытащил из кабины пару кочанов и положил их перед атаманом. Однако, тот, удивленно вскинув свои белесые брови, недовольно зарычал в третий раз:

– Ня у?!

Роман инстинктивно догадался: на сей раз, данная фраза была наполнена следующим смыслом: «Обижаешь! Наполни мне целый мешок!»

Подобная наглость чуть не рассмешила Ака-Рузи. Вряд ли, этот обыкновенный овощ является тем стратегически важным продуктом, без которого «хозяин пустыни» не проживёт? Интересно, однако, было проследить за логикой разбойника: «Пускай, хоть и капуста, пускай, мне она и даром не нужна. Но взять её необходимо как можно больше. Как – дань, как плату за проезд через мою территорию!»

Ни слова не говоря, Ака-Рузи поднялся в кузов, где доверху наполнил мешок этим нехитрым товаром.

Тем временем, помощник закончил свою работу. Он наскоро собрал все инструменты и стоял в ожидании, стараясь скрыть свое волнение.

Наконец, главарь нехотя встал. Остальные, как по команде, последовали его примеру, преданно глядя в глаза своему господину. Скажи он им в эту минуту «фас!», и они как зомби, не задумываясь, растерзали бы «незваных гостей». Однако, видать, остатки благоразумия ещё не окончательно покинули старого атамана и потому он, подойдя поближе к гостеприимному водителю, только пристально и изучающе уставился на него, словно удав, гипнотизируя свою жертву. Ака-Рузи внешне спокойно выдержал этот сверлящий взгляд. О-о! Как он до боли был ему знаком! Ещё бы: этот многозначительный молчаливый взгляд, говорил многоопытному шоферу о многом! Про этот взгляд он мог бы написать целую книгу.

Прошло не более десяти секунд, которые показались Роману вечностью.

В конце которых, ему стало ясно, что сегодня судьба над ними сжалилась и пощадила…

– Ну что – здОрово струхнул?! – впервые за всё это время, от души рассмеялся Ака-Рузи, обращаясь к своему молодому помощнику, когда они отъехали немного от того злосчастного места. – Не ссы, Петруха: я и сам порядком пересрался. Но мы выкрутились, переиграли их и выжили! Слышишь, – вы-жи-ли! – произнес он по слогам и весело подмигнул впавшему в расстройство напарнику.

Столь долгожданный рокот урчащего мотора вновь заполнил приятной сердцу мелодией кабину КамАЗа, возвратив угасший было интерес к жизни.

– Не боись: завтра – дай Бог – доберёмся до Кульсары, а там опять ты увидишь асфальт! – приободрил молодого парня Ака-Рузи. – Там тебя будут ждать «белые шаровары» и красивые «ночные бабочки»! Да, дорогой мой, мы – шофера – калифы на час! И такова наша судьба!

«Как мало, оказывается, нужно человеку для счастья!» – с удивлением констатировал для себя Роман.

«Нет, что ни говори, а жизнь прекрасна! – радостно подумал он, глядя на скатывающий к горизонту остывающий огненный шар. – Боже мой! Как хорошо, что я не пошел в своё время в институт и выбрал именно эту дорогу!»

Приподнятое настроение и предстоящий отдых, сулящий кучу положительных эмоций и впечатлений, вернули его к жизни, позволив ему вновь почувствовать вкус свободы! Он знал: граната дважды в одну и ту же воронку не попадает. Чертов костыль остался далеко позади. А впереди…

И, несмотря на то, что на сотни верст окрест, куда ни кинь взгляд, распростерлась безжизненная серая степь, с её выжженной и скудной растительностью, Роману, почему-то, верилось, что там, впереди их ждёт только самое хорошее, самое светлое и самое радостное. Впереди может быть только счастье и никак – по-другому. А иначе – для чего существует на свете жизнь?

Притча

Будучи, в очередной раз, в Бухаре, я находился в гостях у старшего брата, когда внезапно нашу беседу нарушил телефонный звонок. Звонил один из товарищей брата, который сообщил о том, что на днях скончалась тёща их общего знакомого.

– Надо сходить… – коротко сказал брат, положив трубку.

Я согласно кивнул: поминки на Востоке – дело святое. По мусульманским предписаниям, ты можешь не пойти на свадьбу, но игнорировать похороны и поминки – непростительно.

На следующее утро, мы – все трое братьев – наняли машину и отправились к постигшей горе семье.

Сама процедура поминок, как правило, совсем короткая и занимает всего несколько минут: необходимо войти в дом, выразить соболезнование родственникам покойного, присесть за стол и выпить зеленого чая. Потом читается заупокойная молитва, после чего, собственно, можно расходиться.

Поэтому, остановившись в ста метрах от дома, мы попросили водителя немного нас подождать с тем, чтобы на этой же машине возвратиться обратно домой.

Подойдя к воротам типичного каркасного глинобитного дома, мы с удивлением отметили для себя отсутствие привычной толпы людей, что могло означать лишь одно – с момента горестного события прошло не меньше недели.

Войдя в открытую дверь, мы вскоре оказались во внутреннем дворике дома, где нас и встретили домочадцы: супруга и тетушка нашего друга. Как и положено, по обычаю, они были одеты во всё белое. Самого хозяина не оказалось дома: он отлучился по каким-то делам.

Выразив коротко своё соболезнование, мы опустились на длинную лавку, расположенную вдоль стены. Перед нами находился стол, который очень скоро был заставлен традиционными сладостями, лепешками, парой фарфоровых чайников с горячим зеленым чаем и несколькими пиалами, расписанными традиционным восточным орнаментом.

Женщины присели неподалёку и, ввиду отсутствия муллы, один из нас прочитал несколько сур из Корана, после чего все совершили «омин» – традиционный жест, принятый среди мусульман.

– Берите, угощайтесь – по привычке стала настаивать хозяйка, налив в пиалы ароматный чай и пододвинув поближе к нам сладости и лепешки.

– Да, да, конечно – поспешно согласились мы, не притронувшись, однако, к лепешкам, и довольствовавшись одним лишь чаем.

– Отведайте, пожалуйста, хлеба – подала вдруг свой голос тётушка, сохранявшая до сего времени полное молчание.

Она приходилась родной сестрой покойной. Лет ей было далеко за семьдесят. Тем не менее, выглядела она значительно моложе: у неё были поразительно живые глаза, и во всём её облике читалось благородное происхождение. Держалась она просто, но с достоинством – что всегда являлось отличительной чертой коренных бухарцев. И только иссохшие морщинистые руки, с выпуклыми прожилками темно-фиолетовых вен, выдавали её истинный возраст.

Мы вновь согласно закивали головами, понимая, что это обычная дань уважения, принятая в любом восточном доме.

Наконец, допив чай и выждав для приличия несколько секунд, мы вознамерились встать из-за стола с тем, чтобы попрощаться и двинуться в обратный путь.

– Вы, всё-таки, так и не попробовали хлеба – с заметной горечью в голосе, произнесла старушка и, помолчав секунду-другую, с сожалением подытожила: – А зря…

Нам стало как-то неловко, и мы, не сговариваясь, чуть ли не одновременно потянулись к лепешкам. Отломив по небольшому кусочку, мы, молча, принялись жевать, запивая очередной порцией чая, предоставленной любезной хозяйкой.

Тётушка, с выступившими на глазах слезами благодарности, одобрительно посмотрела на нас и, через некоторое время, вновь нарушила тишину:

– Простите меня, старую, ради Аллаха! Мне совсем не хотелось быть назойливой. Однако, теперь я вижу, что вы действительно являетесь друзьями моего племянника и уважаете этот дом.

Она помолчала ещё с минуту и продолжила:

– Хлеб – всему голова. И это не просто слова. За этим кроется глубокий смысл. Я помню, как ещё моя бабушка рассказывала старую притчу на эту тему. Ведь, хлеб… – и тут она, словно опомнившись, спохватилась: – Впрочем, чего это я… вам, вероятно уже надо идти?

– Нет-нет: что Вы! Мы никуда не спешим. – поспешил я высказаться за всех, страшно заинтригованный возможностью услышать новую притчу и проникнувшись, непонятно откуда взявшимся, обаянием к этой удивительно кроткой и в то же время живописной личности. Было в её светлом и мудром взгляде что-то такое, что заставляло, полностью разоружившись, отдаться во власть этих чар, безоговорочно доверившись тому свету, который, казалось, исходит из каких-то далеких и неведомых нам – простым смертным – источников, которые существовали всегда, во все времена.