Косметика врага

– Почему же она не убежала, пока вы ходили на кухню?

– Я крепко держал ее за руку, а в другую руку я вложил ей нож. Я прижал лезвие к своему животу и сказал: «Ну, давайте». Она сказала: «Нет, такого удовольствия я вам не доставлю». Я сказал: «Сделайте это не ради меня, а ради себя». Она сказала: «Нет, повторяю вам, я не хочу вас убивать». Я сказал: «Ну хорошо, сделайте это без всякого желания, только чтобы доставить мне удовольствие». Она усмехнулась: «Лучше я погибну, чем доставлю вам удовольствие!» Я сказал: «Берегитесь, я могу поймать вас на слове». Она сказала: «Я не боюсь вас, вы сумасшедший!» Я сказал: «Вы понимаете, что раз уж этот нож появился, нам не обойтись без кровопролития. Чья-то кровь обязательно должна пролиться, моя или ваша». Она сказала: «Нет, не должна». Я сказал: «Нет, должна!» – и отобрал у нее оружие. Она все поняла, но было уже слишком поздно. Она попыталась вырваться из моих рук. Но тщетно. Она не отличалась крепким сложением. Я вонзил нож ей в живот. Она даже не вскрикнула. Я сказал: «Я люблю вас. Я только хотел узнать ваше имя». Она упала, лицо ее исказилось от боли, и она прошептала: «Какой странный способ знакомиться». Это была очень вежливая умирающая. Я сказал: «Так скажите же, как вас зовут!» Она сказала: «Я скорее умру…» Это были ее последние слова. От ярости я искромсал ножом ее лоно. Зря старался, она все равно победила: умерла, но так и не назвала своего имени.

Текстор Тексель умолк. Потрясенный Жером Ангюст тоже молчал. Наконец его собеседник заговорил снова:

– Я ушел и унес нож с собой. Так получилось, что я совершил идеальное преступление: никто, кроме жертвы, меня не видел, и я почти не оставил отпечатков, так что найти меня было невозможно. И, как видите, я по-прежнему на свободе. На следующий день из газет я узнал наконец ответ на мучивший меня вопрос. В знакомой мне квартире обнаружили труп женщины по имени Изабель. Изабель! Какое имя! Я был в восторге. – Он снова помолчал. – Эту женщину я знал лучше, чем кто бы то ни было на свете. Я ее изнасиловал – это уже немало; и я ее убил, а это больше, чем самая интимная близость. Но чтобы до конца разгадать ее тайну, мне не хватало только ее имени. Для меня это было самое мучительное. Я десять лет не мог с этим смириться и походил на читателя, который без конца с упоением перечитывает одну и ту же книгу, главную книгу своей жизни, но так и не знает ее названия.

Помолчав, он продолжил:

– Наконец-то я узнал название своего любимого шедевра; ее имя. И какое красивое имя! Все эти годы, признаться, я боялся, что даму моего сердца зовут Сандра, Моника, Раймонда или Синди. Уф, какое облегчение! У нее было восхитительное, музыкальное и чистое, как родник, имя. Имя – это уже кое-что, говорил несчастный Люк Дитрих. Я столько лет любил эту женщину и при этом не знал ее имени. Теперь я знал о ней все: я познал ее и в любви и в смерти, и я узнал ее имя.

– По-вашему, это и есть «знать человека»? – с ненавистью произнес Ангюст.

– По-моему, это значит любить человека. Никто так не знал и не любил Изабель, как я.

– Разве так любят?

– А кто ее любил больше меня?

– Неужели вы такой придурок, что не понимаете, что любить человека – значит жить с ним, говорить с ним, спать с ним, а вовсе не уничтожать?

– О-ля-ля! Кому нужны эти громкие слова! Сейчас я, конечно, услышу еще одну банальность: «Любить – это смотреть в одном направлении».

– Заткнитесь!

– Что с вами, Жером Ангюст? Вам плохо?

– Да, мне стало плохо после всего, что вы тут порассказали.

– Не стройте из себя оскорбленную невинность. Скажите спасибо, что я пожалел вас и опустил подробности. Черт возьми, до чего же чувствительны эти людишки, которые ни разу в жизни не убивали!

– Вы знали, что двадцать четвертого марта тысяча девятьсот восемьдесят девятого года была Страстная пятница?

– А я думал, вы неверующий.

– Да, я неверующий. Но вы неслучайно выбрали этот день.

– Клянусь, это чистое совпадение.

– Я-то был уверен, что негодяй, совершивший это преступление, нарочно выбрал этот день. Я готов задушить вас за все, что вы совершили!

– Чего это вы так убиваетесь из-за чужой женщины, которая умерла десять лет назад?

– Хватит играть комедию. Давно вы меня преследуете?

– Надо же, какой Нарцисс! Как будто я вас преследовал!

– Сначала вы мне врали, что вам нравится приставать к чужим людям и мучить их своей болтовней.

– Но это так и есть.

– Допустим. Но зачем вам понадобилось мучить человека, чью жену вы зарезали?

– Как? Так это вы были мужем Изабель?

– Как будто вы этого не знали!

– А я еще говорил о совпадениях!

– Хватит притворяться! Десять лет назад вы убили женщину, которая была смыслом моей жизни. Но вам показалось этого мало, и вы решили окончательно уничтожить меня: для этого вы рассказали мне не только об убийстве, но и о том, как изнасиловали ее двадцать лет назад, о чем я даже не знал.

– Какие же мужчины эгоисты! Если бы вы повнимательнее пригляделись к Изабель, вы бы поняли, что она скрывает что-то от вас.

– Я догадывался, что она скрывает какую-то печальную тайну. Но она не хотела о ней говорить.

– И вас это устраивало.

– Избавьте меня от своих нравоучений.

– Я по крайней мере не такой трус, как вы.

– О да. Насилие, убийство – очень мужественные поступки, особенно если имеешь дело с молодой и хрупкой женщиной.

– Почему же вы ничего не предпринимаете, если знаете, что я изнасиловал и убил Изабель?

– А что я, по-вашему, должен делать?

– Несколько минут назад вы сказали, что готовы задушить меня.

– Так вы этого от меня ждете?

– Да.

– Не дождетесь! Я не доставлю вам такого удовольствия. Я вызову полицию.

– Трус! Бедная Изабель! Вы не заслуживали ее!

– Она еще меньше заслуживала, чтобы ее насиловали и убивали.

– Я, по крайней мере, всегда иду до конца. А вы только и способны, что вызвать полицию. Месть с помощью посредников.

– Я придерживаюсь таких же убеждений, как и моя жена.

– Лживый прохвост! Изабель имела право отказаться от мщения, потому что была жертвой. А у вас такого права нет. Прощать может только пострадавший.

– С чего вы взяли, что я вас прощаю? Но я не желаю творить правосудие собственными руками.

– Вы просто трус, который прячется за красивыми словами!

– Вы уже и так разрушили мою жизнь. И я не хочу из-за вас доживать свои дни в тюрьме.

– Как вы все хорошо просчитали! Никакого риска! Подальше от опасности! Изабель, полюбуйтесь на своего любящего муженька!

– Я против смертной казни.

– Жалкий слюнтяй! С ним говорят о любви, а он витийствует, словно на трибуне.

– Вам не понять, какое требуется мужество, чтобы выступать против смертной казни.

– Кто говорит о смертной казни, недотепа? Что вы вообще об этом знаете, придурок? Уверен, что вы, конечно, всей душой против воровства, но если найдете чемоданчик, полный долларов, то не растеряетесь и с чистой совестью присвоите его себе. Никогда не упускайте своего случая, жалкий червяк!

– Причем тут все это? Даже если я вас убью, моя жена не воскреснет.

– Но ведь в глубине души или, вернее, кишок вам очень хочется убить меня. Так убейте! И вам полегчает!

– Нет.

– Что же течет у вас в жилах? Кровь или гнилая водица?

– Месье, я не собираюсь вам ничего доказывать. Я иду за полицией.

– И вы полагаете, что я буду вас здесь дожидаться?

– Я успел вас очень хорошо рассмотреть. И подробно опишу ваш портрет.

– Предположим, меня арестуют. Ну, и что дальше? Против меня – ни одной улики. Только мое собственное признание. Но, кроме вас, его никто не слышал. А я не собираюсь повторять его полиции. Короче говоря, у вас против меня ничего нет.

– Но ведь десять лет назад вы оставили свои отпечатки.

– Вы прекрасно знаете, что я ничего не оставил.

– Но должно же было хоть что-то остаться на месте преступления: какая-нибудь мелочь, ваш волос или ресница.