Двойной язык

Некоторое время мы молчали. Я думала о своем брате, но ничего о нем не сказала. Что можно было сказать? Наконец Ионид нарушил молчание:

– Так что у тебя в мыслях?

– Будущее. Мое будущее. Все вопросы. Где? Как? Что?

– Как ты, вероятно, помнишь, есть две пифии. Одна, царствующая Пифия, высокодостойная госпожа. Она слепа, но лишь к этому миру, по которому мы движемся спиной вперед. Вторая госпожа помоложе. Она не… не такая, как слепая госпожа. Но бог дозволяет себе говорить через кого ему угодно. Нет заслуги в том, чтобы быть оракулом, пифией. Они такие, какие есть, царствующая госпожа дряхла, высокодостойна и, я бы сказал – святая. Какова та, что моложе, ты узнаешь сама, так как – символически – ты будешь ее служанкой. Разумеется, для выполнения настоящей работы у нас есть рабы. Не такие, как твоя бойкая скотинка, но рабы, рожденные в храме. Право, мне иногда кажется, что они знают о нем больше, чем мы! Каждый из богов, множества, множества богов, имеет своего жреца, своего слугу. Вместе они составляют все души, и я их попечитель, или я тебе это уже говорил? По-видимому. Впрочем, таково мое единственное право на славу. Ты хорошая слушательница, моя дорогая, и раздразниваешь худшее во мне, то есть болтливость. Ты будешь жить в собственных покоях, в том, что мы называем дворцом пифий. У тебя будут собственные слуги. Я научу тебя обязанностям и умениям, сопряженным с положением, которое ты, надеюсь, когда-нибудь займешь.

– Каким, Ионид?

– Ты научишься слушать и произносить в точности слова бога.

На меня будто мир обрушился.

– Бог да смилуется надо мной! Нет! Ионид…

Он повысил голос:

– Речь идет о полуподжаренной рыбе и о ребенке, который выздоровел на пороге смерти.

– Ионид, прошу тебя! Это была ошибка! Люди раздули…

– Да, разумеется, это была ошибка. Две ошибки. Но ты совершенно права. Ты, – он странно пожал плечами, будто поежившись, – девственница. И у тебя есть… то, что у тебя есть. Ты невежественна, и такое твое невежество придает тебе сходство с провидицей.

– Но ради чего? Ради чего?

– Посмотри туда, на все это. Ахайя на одном берегу залива, Этолия здесь. Это были Спарта и Аргос. Вон там – сияющие Афины, Фивы, острова – столько названий, столько истории… но Афины – деревня. Она полна поддельных людей, занимающих поддельные посты. Этолия – поля и пастбища, а Дельфы… Дельфы, в которые цари посылали посольства, о доступе куда молил Александр… Сократ… о, дитя! Я расскажу тебе! Видишь, там, справа от нас, да, это Сицилия. Но кроме того и куда ближе – ужасное будущее. Опасность, куда более грозная, чем от царя царей.

– Почему у тебя такое лицо? Что-то жуткое!

– О да! Они жуткие. Они – римляне.

Шарф соскользнул с моей головы и повис на шее.

– Но что могу сделать я? Я же ничего не знаю ни о чем об этом.

– Ты? Ты можешь помочь спасти Элладу. Спасти Афины и возродить Дельфы.

Еле-еле я удержалась, чтобы не прыснуть от смеха. Совсем не от счастливого смеха. Этот странный мужчина, который теперь, видимо, был моим опекуном, с каждым мгновением становился все более странным и непредсказуемым. Он словно бы сворачивал с прямой скучной дороги жизни, в которой события грядущего дня обычно легко предсказать по событиям дня нынешнего. Мое сознание сделало прыжок в сторону воспоминания об одном нашем рабе, и к тому же домашнем рабе, рабе кротком даже по меркам нашего дома, где жизнь была даже еще более размеренной, чем движение парома. Но однажды он, необъяснимо почему, принялся плясать и смеяться и не останавливался, так что наконец его пришлось связать; так он и умер. Что-то, нечто сумело завладеть им. После его смерти нам не обобраться было хлопот с очищением всего дома, так как подобное сеет страх. И вот теперь этот достойнейший и важный мужчина наклоняется ко мне и роняет мощные названия: Эллада, Этолия, Ахайя – будто играет камешками, подобранными на пляже. Наверное, он прочел что-то в моих глазах, хотя тогда мне казалось – как и теперь, – что способность читать что-то по лицу, будь то чувства, мнения, намерения, сильно преувеличиваются. Кроме того, хотя меня разбирал смех, мне было страшно. Во всяком случае, это он сумел увидеть и сдержался.

– Пока еще рано. Что ты можешь знать обо всех этих вопросах? Ты хотя бы слышала про римлян?

Я задумалась. Мой брат? Он говорил при мне о Риме и Карфагене. В Сицилии были сражения.

– Совсем мало. Мой брат…

– Деметрий.

– Ты знал его?

– Я знаю о нем. И это вовсе не так удивительно, как, возможно, кажется тебе. Дельфы знают почти все, юная госпожа. А вон там ты можешь увидеть самые верхние здания под Сверкающими Скалами.

К чему описывать Дельфы? Весь мир знает, как они лепятся к склонам горы Аполлона. Мы уже подъезжали к месту, где дорога выводит в долину с речкой, струящейся по ее дну. Люди говорят про воздух в Дельфах. И редко упоминают страх, который овладевает вами при виде них – словно омытых, прекрасных и смертоносных. Повсюду таятся боги, но позволяют ощутить себя, будто в любой миг с блеском молнии и ударом грома ты войдешь в соприкосновение с присутствием, с целью, с силой. Я видела Коринф по ту сторону залива, но ни разу не была там. А потому Дельфы были для меня первым городом, маленьким и странным. Я попыталась погасить себя.

– Не опускай шарф на глаза, Ариека. Тебе следует привыкать.

Повсюду были толпы, и, привлеченные видом наших воинов, они словно бы множились вокруг нашей процессии. Теперь воины сменили торжественный шаг с копьями на плечах и пустили в ход древки. Они отгоняли толпу, и начались крики, толкотня, ругань. Мужчины просовывали руки и касались нашей повозки. Видимо, они считали, что это принесет им удачу. Женщина протянула нитку голубых бус от дурного глаза, и, как всегда послушная, я прикоснулась к ним пальцем. Она торжествующе завопила, то есть я допустила ошибку. В мгновение ока толпа превратилась в ревущее стадо и навалилась на воинов. Люди рвались вперед, протягивая бусы, браслеты, амулеты, даже палки, чтобы я прикоснулась к ним. В задних рядах женщина поднимала младенца над головой, лишь бы я взглянула на него. Мужчины и женщины падали. Один мужчина удерживался на ногах давлением справа и слева, но лицо у него было в крови, а глаза закрыты. Возница свирепо хлестнул лошадей, и наша повозка покатила быстрее. Мало-помалу толпа и ее вонь остались позади. Перед нами были открытые ворота. Мы въехали в них, и, оглянувшись, я увидела, что они закрылись. Наша повозка теперь ехала медленно в тени высоких деревьев и даже еще более высоких обрывов за ними. Я услышала плеск и смешки воды. Ионид испустил глубочайший вздох облегчения.

– Идем. Позволь, я помогу тебе спуститься. Твоя служанка останется с твоей поклажей.

Здание из белого камня с колоннами и портиком. Ионид повел меня вверх по невысоким ступеням к огромной двустворчатой двери. Створки бесшумно растворились вовнутрь, и мы вошли в прохладу огромного зала. В дальнем конце стояла гигантская статуя бога. Лицо у него было тоскливым и красивым и безбородым, как у бога Александра, но это был бог Аполлон. С треножника перед ним поднималась прозрачная струйка курящихся благовоний. Он был одет на этот день в хламиду и плащ. Я последовала за Ионидом туда. Мы взяли по горстке благовоний и высыпали их на тлеющие угли. Струйка дыма сгустилась. Запрокинув лицо и воздев руки, Ионид что-то прошептал богу. Потом он провел меня за истукан, и перед нами открылась дверь. Голос Ионида стал обычным.

– Справа покои старшей госпожи. Слева покои, как ты могла догадаться, младшей госпожи. А ты будешь жить вот тут.

Раб открыл перед нами еще одну дверь. Поменьше.

Свет заливал комнату. Снаружи над городскими крышами был дикий склон горы, но погруженный в глубокую тень. Раб открывал ставни окна напротив первого. Я обернулась посмотреть. Когда ставни распахнулись, в комнату обрушился свет, избыток света, не прямого света от солнца Аполлона, но исходящего отовсюду – слепяще отражаясь, как я теперь поняла, от зданий из белого камня, которые, казалось, взлетали, сыпались вверх, вверх, а не вниз, будто они покидали землю и вспархивали кипящей птичьей стаей в небо. Когда мои глаза свыклись и вернулось ощущение расстояний, я увидела, как различны здания, разукрашенные, будто женщина драгоценностями, изящными красочными узорами, которые танцевали по архитравам и капителям или пылали в тени колоннад. А позади всего этого, будто поддерживая синее-синее небо, вставала отвесная стена Сверкающих Скал.