Чудо-мальчик

Полковник Квон, усевшийся в мою коляску, находился в прекрасном расположении духа. Я знал, что его давней мечтой было стать начальником разведуправления. Было ясно, что чудеса, происходившие в Чхонхвадэ в День студента в то самое время, когда по всему городу на улицах проходили акции протеста, немного приблизили его мечту к исполнению. Зная, что в какой-то мере причастен к этому, я чувствовал себя недовольным и грубо толкал коляску, в которой он сидел.

— Все взрослые одинаковы, — ворчал я, задыхаясь от прилагаемых усилий. — Все они лгут и обманывают.

— Будь осторожен в выражениях. Здесь все еще Чхонвадэ. Всегда помни о моих словах. Ты же не хочешь плакать в одиночестве? Так что лучше нам смеяться вместе.

— Есть ли еще в мире такой дурак, как я? — спросил я раздраженно. — Меня постоянно обманывают взрослые, а им солгать проще пареной репы.

— Конечно, я тоже проголодался. Когда мы выйдем отсюда, я свожу тебя пообедать в ресторан, — полковник Квон сделал вид, что не понял моих слов.

— Отец тоже обманывал меня, — сказал я, без особой осторожности нажимая на ручки коляски.

— Как это он тебя обманывал? — поинтересовался полковник Квон, поднимаясь со своего места.

Я ничего не ответил ему.

— А, ты имеешь в виду то лекарство для повышения гемоглобина? — Сказав это, полковник Квон пристально посмотрел на меня. — Если бы ты проглотил его, то умер бы на месте. Так сообщил нам тот человек, хозяин дома, где вы с отцом снимали комнату. Если бы мы не допросили его с пристрастием и не выяснили, что это был за яд и что собирался делать с ним твой замечательный отец, лейтенант или я, по-прежнему пребывая в заблуждении, отнесли бы флакон тебе. Кстати, у хозяина того дома на редкость грязный язык, даже среди людей его типажа я не встречал такого. В любом случае то, что ты проглотил, было фальшивкой, сладким «ядом». Другими словами, таблетками из сахара. Каков был их вкус? Я думаю, приятный. — Полковник Квон засмеялся. — Я был обязан предотвратить твою смерть, ведь это тоже часть моей работы. Тебе следует помнить, что ты еще многое должен сделать, чтобы отблагодарить страну за то, что она спасла тебя.

После того как я узнал, что внутри того флакона с ядом изначально находился цианистый калий, я снова начал видеть сон про отца. Сон всегда был один и тот же: мы с отцом, закрыв лавку с фруктами, едем на грузовике по темной улице. Перед нами, мигая, будто звезды, светят фары автомобилей, несущихся навстречу. Отец ведет грузовик, словно космический звездолет, пересекающий Млечный Путь. И в момент, когда ломается ложка, застывший свет фар ярко освещает нас с отцом. В эту секунду все вокруг замирает, прекращает двигаться. Теперь, уже зная, что сейчас грузовик отца и малотоннажный автомобиль «Бонго» столкнутся, я протягиваю руки, чтобы притянуть отца, но мое тело не двигается.

С тех пор меня начали мучить кошмары. Я хотел крикнуть: «Папа, папа, папа, не умирай! Папа!» — но у меня пропадал голос; я хотел обнять отца, но руки не слушались. Когда, уже проснувшись, но все еще не оправившись от пережитого во сне, я резко открывал глаза, то осознавал, что лежу в темноте один. Все тело покрывалось холодным потом, и ужасное чувство вины, точно мертвые мошки, облепляло меня. Теперь у меня было лишь одно желание: хотя бы еще один раз, даже если и во сне, сжать руку отца и пожелать ему доброго пути.

Зимой 1984 года санитар, ставший моим единственным другом и собеседником, собрался покинуть меня. Предполагалось, что он демобилизуется во второй декаде декабря. Когда он перед последним отпуском в конце года зашел ко мне попрощаться, я рассказал ему о сне, который видел каждую ночь. Он объяснил, что через тот сон моя душа пытается избавиться от груза и навсегда проводить отца в другой мир.

— Уж такие мы существа: встретившись однажды, мы когда-нибудь будем вынуждены навсегда расстаться друг с другом. Но если ты станешь все время вспоминать отца, он, вероятно, никогда не сможет оставить тебя.

В этот раз, разговаривая со мной, санитар выглядел несколько непривычно.

— Ведите себя как обычно, — попросил я. — Мне не по себе от вашей серьезности.

— Если я хочу адаптироваться в обществе, мне надо и вести себя соответственно, не так ли? — сказал он, улыбнувшись. — Считается, что рай Иисуса — это место, противоположное аду: туда попадают души после очищения, наверно, туда мы отправляемся после ухода из этой жизни. Рай, куда ушел и твой отец, намного лучше, чем наш мир. Однако если ты будешь постоянно вспоминать отца, он не сможет успокоиться в этом лучшем месте. Ты знаешь, что почувствует его душа, застряв в этом мире? Это все равно что забить кол [19], получив звание сержанта в конце года.

— Э, вы снова несете какую-то ерунду. Как вы говорите, «надо забить кол», — запротестовал я и в шутку выбросил кулак в сторону его груди.

Он, смеясь, со словами «Сальбаб-борибаб» [20] поймал мой кулак. Болтовня санитара утишила мою боль. Я, кажется, понял смысл его слов. Конечно, мне тоже не хотелось сознавать, что из-за меня отец не может покинуть этот мир, словно привязанный к забитому мной колу. Отец несколько раз говорил, что хочет попасть в рай.

Почувствовав, что если продолжу размышлять о таких глупостях, то снова разревусь, я быстро перевел разговор на тему полковника Квона. Когда я рассказал, что тот собирается после увольнения из бюро информационной безопасности пойти работать в разведуправление, санитар ненадолго задумался. В это время я прочитал его мысли: «Говорят, конечно, что даже собачье дерьмо используют в качестве лекарства, но оказывается, что в такие места по его вони и отбирают». Вслух он только шутливо заметил:

— Говорят, конечно, что в чужом глазу и соринку увидишь, но, по мне, тут и присматриваться не надо: дерьма в полковнике с избытком.

— Но надеюсь, из него не станут делать лекарства? — пошутил я в ответ, смеясь.

— Да разве получится? — рассмеялся санитар. — Мне приятно, что мы не встретимся с полковником Квоном снова. Ведь мы не любили друг друга, а почему в голову лезут такие мысли, сам не знаю, — сказал он, неловко почесав в затылке. — В любом случае, когда встречу его снова, нам обоим придется помучиться. Чтобы попасть в разведуправление, полковник Квон высосал из тебя все, что мог, теперь ты тоже бесполезный человек, просто щенок, который влез на горячую кухонную плиту. Если он снимет военный мундир, тебе тоже придется снять больничную одежду, так как ты находился здесь благодаря его протекции. Послушай, если тебе вдруг некуда будет идти, когда выпишешься отсюда, найди меня. Я собираюсь в марте восстановиться в университете, поэтому, если понадоблюсь, приди туда и спроси у любого: как найти того, кто лучше всех в мире бросает КМ? — со смехом сказал он.

— Что означает КМ? — поинтересовался я озадаченно.

— Это первые буквы слов «коктейль Молотова» — так называют бутылку с зажигательной смесью. Обязательно найди меня.

Глядя на него, я никак не мог поверить в то, что он ходил в университет. Он молча смотрел на меня, думая: «Даже собака, живущая в храме, на третий год декламирует стихи о природе. Если я восстановлюсь, это будет третий курс», а затем улыбаясь добавил:

— Эй, не напрягайся, просто я надкусил хурму, которую не смог съесть [21].

— Я понял, — сказал я, улыбнувшись в ответ. — Если мне действительно некуда будет идти, я найду вас. Кстати, разве эту шутку можно использовать в такой ситуации?

— А что, нельзя? — продолжал шутить он. — Я тоже не понимаю: если в армии живот набивают перловкой, почему голова оказывается забита всяким дерьмом?

— Подождите минутку, — попросил я, вспомнив, что приготовил ему подарок.

Я открыл ящик небольшого металлического стола, стоявшего рядом с моей кроватью. Санитар поглядел на меня с недоумением.

— Это вам. Подарок в честь демобилизации.