Игра на своем поле

– Значит, вы меня вызвали, чтобы поздравить? – мягко осведомился Чарльз.

– И до чего же вы, преподаватели, колючий народ! Конечно, мне жаль, что Блент не может играть. Если он и в самом деле такая важная фигура – в чем я, кстати, склонен сомневаться, – значит, я рискую проиграть десять долларов Пар-неллу, ректору наших противников. Нет, серьезно, Чарльз, в принципе я целиком на вашей стороне. Совсем не вредно иной раз поставить всю эту футбольную команду на свое место.

– Но принцип-то ведь не в этом!

– В этом тоже, если хотите. – Нейджел повернулся на своем вращающемся стуле, посмотрел в окно и, помолчав, продолжал: – Да, совершенно верно, я действительно вызвал вас, чтобы посмотреть: твердо вы решили или, может быть, еще передумаете. В моем положении я не мог поступить иначе. О подробностях говорить незачем, если они вам не интересны. Одним словом, я обещал с вами поговорить. Но знайте, я только спрашиваю: можете вы изменить свое решение или нет? И все. Если, после того, как я объяснил вам положение вещей, вы все-таки ответите, что не можете, – значит баста, вопрос исчерпан. Нареканий со стороны дирекции или еще кого-либо можете не опасаться, да это и не в вашем характере. Я вас поддержу, и все обойдется.

– Спасибо, – неловко пробормотал Чарльз.

– Вот и отлично. – Ректор снова повернулся к письменному столу, взял толстую картонную папку и взвесил ее на ладони.

– Вам не кажется несколько странным – с чего бы это парню вдруг взять да провалить какой-то письменный зачет?

– Ну, провалился-то он как раз с треском, – возразил Чарльз. – Он у меня первый год, так что я с ним знаком только по этой работе. Хотя, говорят, он очень способный малый.

– Вот именно. Он ведь и поступил-то к нам на общих основаниях, не как спортсмен. Вы знаете, конечно, что мы имеем стипендии для спортсменов. Блент тоже получает стипендию, но заработанную своим трудом. Кстати, в самом начале у него не все шло гладко. Он едва не вылетел за неуспеваемость, и, признаюсь вам, ему бы тогда не удержаться, если бы тренер первокурсников уже к тому времени не распознал в нем талант и не уговорил тренера Харди вступиться. Причем основанием послужил не просто футбол: они это представили как случай психологический. Вы и не подозреваете, до чего они там, на спортивных площадках, нахватались нынче наукообразной терминологии: депрессии, комплексы… Харди убедил декана Ларинга, что Блента еще можно спасти для человечества и науки, если им займется специалист-психиатр. Его повели к доктору Блюменталю, и тот ему помог… Уж не знаю, как в таких случаях действуют наши психиатры. Вероятно, ничего особенного, какие-нибудь пустяки. И вот – помогло.

Нейджел похлопал по картонной папке.

– Тут – не для посторонних глаз, конечно, – отмечаются застенчивость, неуверенность в себе и прочее, приводятся результаты тестов – все не подлежит разглашению в основном по той причине, что я в этом ровным счетом ничего не смыслю. Но во всяком случае, Блент пришел в норму, стал заниматься, и не как-нибудь, а очень недурно. И вот через три года – опять срыв. Что бы это могло означать?

– Ничего особенного. Отправьте его опять к Блюменталю – и все. Если он сдаст экзамен за курс, значит автоматически получит и зачет.

– А пока что не допускается к матчу, так?

– Примерно.

– Что ж, Чарльз. Вашу точку зрения можно понять, хотя она, пожалуй, достаточно сурова – не столько по отношению к нам, сколько к Бленту. Вы же знаете, что эти ребята – не все, но некоторые – после колледжа зарабатывают себе футболом на жизнь… Но с педагогической точки зрения – да и в принципе – я отнюдь не против суровости.

Нейджел упругим движением выпрямился и встал.

– У меня все. – Он протянул руку. – Я спросил, вы ответили. Не думайте обо мне дурно, Чарльз. Я ведь все понимаю.

– Сомневаюсь. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь меня правильно понимал, и это досадно. Вы вот говорите, что не хотите оказывать на меня давление. Я вам верю – во всяком случае, верю, что это искренне. Но разговор по душам – средство посильнее, чем административный нажим. Ваши слова, по сути дела, сводятся к тому, что мы с вами, такие интеллигентные, гуманные, умные люди, не делаем культа из правил и вполне можем договориться и выручить студента. Это прелестный взгляд на вещи, и я с ним полностью солидарен – вот ведь что. И при надлежащих условиях я именно так бы и поступил.

– Да-да, продолжайте! – ректор снова опустился на стул.

– При надлежащих условиях. И именно так я уже выручал – тысячу раз – не обязательно футболистов, а самых обыкновенных студентов. Я живу не только по правилам и уж, конечно, не ради правил. Но почему этот Блент не может прийти ко мне сам? Почему меня со всех сторон и на разные голоса упрашивают хоть раз в жизни не быть извергом? Я и так не изверг.

– А-а, стало быть, вас уже донимали?

– Слегка. – Чарльз вкратце рассказал о своей беседе с представителями Студенческого совета. О Лили Сэйр он не счел нужным упоминать.

– Так что теперь по их милости это стало делом принципа, и вы ничего не можете изменить?

– Дело даже не в этом. Неблагосклонное отношение местных лидеров я как-нибудь переживу. Вся суть в том, что вопрос-то сугубо личный, и у Блента должно было хватить ума это понять. Откуда я знаю, что он задумал и что ему надо? – Чарльз в запальчивости повысил голос. – А вдруг у него есть самые веские основания не играть? Может быть, он собрался бросить колледж? Почему вы решили, что ему нужны заступники?

– Я охотно берусь поговорить с Барбером и Да-Сильва, если это даст вам возможность спокойно принять решение.

– Пока что в защите полиции еще нет надобности. А что касается моего решения, оно уже, кажется, принято. Послушайте, – Чарльз заговорил спокойнее, – я не хочу стоять на своем лишь из принципа. Я никогда этого не делаю. На узком принципе трудно устоять, начинаешь балансировать, чтобы сохранить равновесие, а это выглядит нелепо. Я вполне согласен с тем, что сквозит в каждом вашем слове: вся эта ребяческая история не стоит выеденного яйца. Давайте договоримся так: сегодня с двух до четырех я буду в своем кабинете. Если Блент явится, я его выслушаю. Но я не собираюсь посылать ему особое приглашение и не обещаю, что от нашего разговора что-нибудь изменится. Если он придет и мало-мальски убедительно объяснит, почему так скверно написал зачетную работу, и даст мне хоть какую-то надежду, что может ответить лучше – хотя вряд ли, с чего бы вдруг? – тогда я согласен устроить ему повторный зачет. Ну как, это будет справедливо?

– А доставить его к вам – это уж моя забота?

– Если вам нужно, чтобы он ко мне пришел, – да.

– В таком случае, мало сказать – справедливо, Чарльз. Это великодушно. – Ректор опять встал. Они пожали друг другу руки. – Да, кстати. Мы с миссис Нейджел собираем у себя сегодня гостей на коктейль: кое-кого из старых выпускников и попечителей. Преподаватели будут тоже. В пять часов. Надеюсь, и вы придете.

– С официальным отчетом, да? – В обворожительной улыбке Нейджела Чарльз ощутил не высокомерие, свойственное власти, а лишь присущий ей цинизм и невольно улыбнулся в ответ.

– Вы нам окажете честь своим приходом, – церемонно промолвил Нейджел,

– Не радуйтесь раньше времени, – бросил Чарльз, открывая дверь. – Я ничего не обещал. Может, еще и плакали ваши десять долларов.

Глава вторая

1

Футбол вызывал у Чарльза Осмэна сложное чувство, в котором он никогда не пытался как следует разобраться. Наоборот, он воздерживался от размышлений на эту тему, считая, что в некоторые подробности своей собственной истории лучше не углубляться, пока в том не возникнет внутренняя потребность. И тем не менее по субботам он, как правило, ходил на стадион. Когда команда колледжа уезжала играть на чужом поле, ему становилось как-то пусто, хотя он прекрасно знал, что эти непривычно острые переживания всегда сменяются после матча глубокой подавленностью, омрачающей ему и субботний вечер и чуть ли не все воскресенье. И теперь, уже с пятницы, его нервное воодушевление было заранее омрачено тоскливым ожиданием. Это двойственное чувство возбуждения и подавленности было такой сильной встряской, что Чарльз время от времени решал «покончить с этой привычкой» и не ходить на футбол, однако до сих пор не сумел еще осуществить свое мужественное намерение.