Дорога на Мачу-Пикчу

Значит, все — таки, бизнес, отметил я с удовлетворением, чувствуя себя отчасти провидцем. Говоря «мы», он наверняка имел в виду моих партнеров по сделке, так что сейчас я услышу, как эти проходимцы собираются надуть собственное правительство. К такому продолжению беседы я был более, чем готов. Продавая в Брест-Литовске родину, дедушка Ленин учил нас искусству компромисса и, как наследник великих традиций, я не мог позволить французу обманывать только свое государство. Если же виконт независим и имеет место элементарное совпадение по времени, то аристократ наверняка будет склонять меня помочь ему выйти со своими безделушками на наш безразмерный рынок. Этот вариант меня так же устраивал и сулил барыши. В конце концов археологи тоже люди и ничто человеческое им не чуждо, решил я и приготовился слушать.

Де Барбаро продолжал:

— Надо отдать вам должное, вы прочно стоите на ногах, но дополнительные финансовые вливания вам отнюдь не помешали бы…

— А вы знаете случай, когда деньги пошли бизнесу во вред? — усмехнулся я, ставя демагога на место.

Однако эта реплика отскочила от него, как теннисный мячик от стенки. По сути же француз был совершенно прав. Деньги делают деньги, этот всемирный закон тяготения капитала еще никто не отменял, тем более, что момент для инвестирования выдался удачный. Будь у меня на руках хорошие бабки, я мог бы значительно раздвинуть рамки поля, на котором играла в борьбе с конкурентами созданная мною команда. Мысль просквозила молнией, в то время, как выражение моего лица, если о чем-то и свидетельствовало, то лишь о полнейшем равнодушии. По написанному на нем спокойствию — я многократно это проверял — оно уступало разве что египетскому сфинксу, да и то вряд ли. Могу сказать без ложной скромности, что в ведении переговоров я большой дока. Главное здесь не дать слабину и не показать партнеру, что в тебе есть хоть что-то человеческое. Полезно также с самого начала заставить его оправдываться, пусть по мелочам, что подсознательно подтачивает уверенность в собственных силах. Не давая де Барбаро открыть рта, я сразу же перешел в наступление. Спросил, поигрывая серебряным ножом для фруктов и не скрывая язвительной улыбки:

— Можно ли понять ваши слова в том смысле, что вы предлагаете мне долгосрочный кредит под нулевые проценты?..

Бред сивой кобылы в знойный полдень показался бы куда более разумным, чем это мое предположение. Фактически оно означало, что старина де Барбаро приехал в Москву, чтобы быть ограбленным, но, к моему удивлению, это ни в малой мере его не смутило и не вызвало протеста. Более того, француз даже потер руки, как если бы предвкушал чрезвычайно выгодную для себя сделку:

— Именно, мон ами, именно! Вы, господин Дорофеефф, на редкость проницательный человек, с вами одно удовольствие иметь дело… — зажав в кулаке хрустальную рюмку, он полез со мной чокаться. — Только заем… — виконт сделал кислую физиономию, — заем рано или поздно придется возвращать, а это неприятно. Как говорит русская пословица: берешь чужие деньги и не надолго, а отдаешь свои и навсегда! — хохотнул радостно, но тут же смешок оборвал. Поднял на меня холодные, жестокие глаза: — Я хочу перекупить у вас наследство вашего дяди. Целиком!

Даже при моей тренированности и отменной выдержке я чуть не свалился со стула. Не знаю, что могло бы изумить меня больше, чем эти слова. Час от часу не легче, пронеслось галопом у меня в голове, кто бы мог предположить, что этот респектабельный с виду джентльмен окажется на поверку психом! Однако закавыка состояла в том, что на душевнобольного де Барбаро совершенно не походил. Если бы постороннему наблюдателю пришлось выбирать, кого из нас двоих отправить в психушку, первым кандидатом на место в палате номер шесть наверняка оказался бы я. Но предложение, если этим деловым термином можно в данном случае воспользоваться, было сделано и на него следовало как-то отвечать.

Я достал из кармана сигареты и протянул открытую пачку виконту, но тот предпочел свои черного табака сигариллы. Видя, что я откровенно тяну время, спросил:

— Вы ведь получили наследство, не правда ли?

Тон вопроса был настолько утвердительным, что отрицать очевидный факт не имело смысла, но и подтверждать его мне не хотелось, поэтому я ограничился неопределенным жестом руки. Источником осведомленности де Барбаро, скорее всего, был вертлявый господин Кузякин, которого, как теперь стало ясно, я недооценил. Не мог заезжий француз без посторонней помощи раскопать такие подробности моей скромной биографии. Оставалось только услышать, что от меня ушла жена и номера моих зарубежных счетов, и можно было сдаваться на милость победителя. Но до этого дело не дошло. Виконт напряженно молчал, буравя меня взглядом маленьких, упорных глаз, я же лихорадочно соображал, что именно в наследстве старика могло его привлечь. Оно и состояло-то из одной двухкомнатной квартиры, правда в центре Москвы. На кой черт она понадобилась виконту? Это же в чистом виде бред! Зачем такая мелочь человеку, способному снять целый особняк?..

Превратно оценив причину моего молчания, де Барбаро понизил голос:

— Все останется антре ну! Вы не можете не понимать, что это в наших интересах не меньше, чем в ваших…

Естественно, не понимать я не мог, хотя не понимал ни хрена. Неплохо было бы знать о чем это мы тут разговоры разговариваем, думал я, делая морду кирпичом. В такие вот моменты полнейшей неопределенности очень полезно придать себе значимости. Я лично знаком с несколькими парнями, кто, пользуясь одним этим приемом, сделал в государственных структурах очень неплохую карьеру. Впрочем, тут и говорить не о чем, достаточно взглянуть на наших славных парламентариев, как на ум приходит потертый временем трюизм: цирк уехал, клоуны остались. Но что меня действительно беспокоило, так это прозвучавшая в словах виконта плохо скрываемая угроза. А она таки прозвучала!

По-видимому, француз был любитель огорошить человека, потому что без всякой подготовки довольно гнусным голосом поинтересовался:

— Вам спектакль понравился?.. — и как-то очень по-свойски мне подмигнул.

Если раньше я не понимал ни хрена, то теперь не мог понять и того, к пониманию чего надо стремиться. Спектакль?.. Причем здесь спектакль? Мы, кажется, говорили о наследстве — по крайней мере де Барбаро — а вовсе не об искусстве.

— Вещичка забавная!.. Нечто вроде современной трактовки темы графа Монте Кристо. Этот, как его…

— Блюмкин! — подсказал де Барбаро с готовностью. Похоже было, виконт лучше меня знал, что я имею в виду.

— Именно! Судя по всему, он передал в руки паренька какие-то сокровища. Интересно было бы знать, как будут дальше развиваться события…

На мясистое лицо француза выплыла весьма двусмысленная улыбочка:

— Бьен сюр, месье Дорофеефф, бьен сюр, чрезвычайно интересно! Только будет вам, Глеб Аверьянович, разводить турусы на колесах! Вам ли не знать чем закончилась встреча Блюмкина с вашим дядей…

Так прямо, без обиняков, и врезал! Открытым текстом! И это, как оказалось, было далеко еще не все, а только самое начало. Лицо де Барбаро налилось кровью, взгляд стал тяжелым, как смертный грех. Он продолжал:

— Разыскать эти, с позволения сказать, сокровища вы нам и поможете! Если сами их еще не нашли, в чем я очень сомневаюсь…

Мысль моя билась о черепную коробку с такой силой, что над притихшей Москвой должно быть плыл малиновый звон. Значит, я и помогу?.. — повторял я про себя, как сомнамбула. — Кому помогу?.. Нам… то есть им!.. Тем, о ком я ничегошеньки не знаю и век бы их не видал. В таком случае может быть я поторопился похерить идею о доме скорби?.. Может быть где-то под Парижем случился недосмотр и псих из богатеньких рванул к нам в Россию на отдых? И ведь правильно сделал, потому как узнать его в местной тусовке не представляется возможным. Неужели осведомленным французским ребятам не известно, что жизнь свою старик прожил очень скромно и ни о каких сокровищах не может быть и речи?..

Разговор наш, и без того не слишком осмысленный, медленно, но верно сползал к полному абсурду. Самое время было выходить из игры, а пока стоило, как в шахматах, сделать промежуточный ход и посмотреть, чем на него ответит противник. Будь у меня привычка носить в жилетном кармане монокль, вставил бы его сейчас в глаз и, глядя на виконта свысока, поинтересовался, кого он, собственно, представляет. Но стеклышка под рукой не оказалось, поэтому, спрашивая, я лишь поднял недоуменно брови.