Полет на месте. Книга 2

Я проводил госпожу Линде до дверей на улице Пикк и поспешил в Департамент цен. Господа Ибрус и Клейнод все еще были на затянувшемся обеденном перерыве, и я чуял, как пепел Клааса стучит в моем сердце: как-никак письмо самого Артура Валдеса Фриддеберту Тугласу! Я вытащил из кармана сложенную газету и вынул конверт. Из голубовато-белой бумаги в мелкую клеточку. Такие здесь не продавались вот уже несколько лет. На нем машинописные буквы сероватого цвета:

Уважаемому господину писателю

Фриддеберту Тугласу

Тарту

И тут у меня в голове мелькнуло: а вдруг на обороте конверта его адрес? Валдеса то бишь. Будь то Олдерни, Париж или Виши - все же адрес Валдеса? Если есть, то я обязательно его спишу - для истории эстонской литературы... Перевернул конверт - на обороте, разумеется, было пусто. И тут я заметил: боже мой, конверт не заклеен! А если и был, то лишь самый кончик треугольника - да и то на скорую руку, к моему великому искушению. Мое жгучее любопытство сквозь рубашку, подкладку, газету расплавило, отпарило или высушило этот клей на лежавшем в моем кармане конверте. А скорее

всего - это мне было нужно для собственного оправдания - конверт был открыт с самого начала. Неважно, по причине спешки, забывчивости или рассеянности. Или даже специально оставлен открытым. Мало ли из каких соображений. Хотя бы из таких, чтобы письмо прочитали как можно больше людей, ибо тот, кто его написал, не уверен, что адресат с ним предпримет...

Одним словом, я ринулся к редакционному окну, грязному, с защитными полосками бумаги крест-накрест от бомбежки, и вынул письмо из конверта. Оно было написано четким, почти чертежным почерком Валдеса, и звучало оно так:

Дорогой Фриддеберт!

Ты, насколько я Тебя знаю, все-таки предпочитаешь держать дистанцию. Но своему почти что брату-двойнику, я надеюсь, тем не менее разрешишь обращаться к Тебе на "ты", не говоря уже о том, чтобы звать Тебя по имени. И позволишь ему уповать на то, что это письмо будет прочитано Тобой очень внимательно.

В свое время Ты мне выдал такой литературный аванс, которым я из какой-то созерцательной пассивности, а также в силу переменчивых и насильственных обстоятельств совершенно не успел воспользоваться. И потому пишу Тебе совсем о другом, о делах, которые в нынешней Европе стали гораздо важнее, нежели писательское толкование мира.

В последнее время по воле случая, но и по зову разума, на попранной тевтонцами французской земле я оказался у истоков зарождения движения, которое каждый истинный француз знает как Resistance12, название, ласкающее слух и вселяющее надежду.

Подобно известному библейскому древу, оно проросло из зерна, из горчичного семени, а теперь покрывает всю страну. И сверхчудесным образом с самого своего зарождения и прорастания протягивается - прямо в Эстонию. И что еще фантастичнее - к Твоей личности, Фридеберт... Ты ведь в свое время хорошо знал эту мятущуюся душу с окраин тартуской литературной богемы по имени Борис Вильде. И вопрос, был ли он родственником Эдуарда Вильде13, так и остался для нас невыясненным. Но мы оба знали, что в 1928 году в поисках пробуждающей духовной среды он отправился из Тарту в Париж. И что семь лет спустя, когда хорошо нам известный профессор Антс Орас в Тарту и мне лично незнакомый monsieur Луи Пьер-Квинт в Париже начали готовить к публикации антологию эстонской новеллы во Франции и перед ними встала проблема переводчиков, Б.В., само собой, был готов нам помочь. В связи с некоторыми обстоятельствами, которых мы точно не знаем, он перевел для этой антологии - она вышла в парижском издательстве "Sagittaire" в 1937 году (и конечно же стоит у Тебя на полке), - Б.В. в итоге перевел две новеллы: "Казанова прощается" Эдуарда Вильде и "Дары моря" Мялька14. Но большую часть новелл для антологии перевела некая мадам Нави-Бовэ. Однако же я знаю от самого Б.В., что он отказался переводить для антологии Твою новеллу, Твою "Попи и Ху-ху" из тех соображений, что сомневался, сможет ли с достаточной художественной силой передать все богатство красок этой новеллы и всю ее пластичность, как он выразился, в Твоем стиле. Во всяком случае, он был убежден, как и я, что это вершина антологии. Если и не в переводе, потому что мадам Нави-Бовэ его осуществила, то в оригинале несомненно.

А почему я пишу: Б.В. был? К этому вопросу я приближаюсь трагически быстро. Он работал мелким препаратором в парижском Musee de l'Homme'is15. Год назад в подвале именно этого учреждения по инициативе именно Б.В. собралась конспиративная группка людей, я бы сказал, ртутных (если не железных) идеалистов, которые положили начало тому, что сейчас называют Resistance.

Что касается лично Б.В., то его вместе с ближайшими соратниками полгода спустя застукали немцы. И Б.В. казнили, кстати совсем недавно, накануне годовщины независимости Эстонской Республики. И хотя Resistance понесло неисчислимые потери, оно устроило немцам во Франции такую невыносимую жизнь, что у них воистину земля горела под ногами. И кстати говоря, писатели, даже очень именитые французские писатели, играют в этом движении чрезвычайно важную роль. И если я тут не перечисляю их имена, то лишь из соображений осторожности и ввиду явного отсутствия необходимости их перечислять. Но я утверждаю: Ты был бы потрясен, узнав, кто связал себя с этим движением.

Теперь, по крайней мере глядя отсюда, из Европы, нет сомнения, что движение, подобное Resistance во Франции, было бы крайне необходимо для будущего освобождения Эстонии. В политическом, тактическом, а также моральном отношении. Да-а: миру, а прежде всего самой Эстонии настоятельно необходимо создать движение Эстонского Сопротивления. Кстати, все потенциальные силы у нас для этого имеются. Когда год назад встречали немцев в Эстонии с цветами, то психологически это вполне объяснимо: на фоне того, что всего лишь месяц назад советская власть сослала в Сибирь десять тысяч эстонцев и двадцать тысяч были подвергнуты насильственной мобилизации, немцы действительно явились как освободители от террора и произвола. Но они ничему не научились и не учатся у истории, за две недели, можно сказать с Божьей помощью, они сделали свое присутствие невыносимым. Ты знаешь гораздо лучше, чем я, как они это сделали. Так что никакого широкого или неотвратимого соскальзывания в немецкий лагерь, к счастью, не произошло. Но зачем я пишу об этом именно Тебе? Потому что Ты, Фридеберт, являешься моим, как я Тебе уже писал, alter ego на моей старой родине, за судьбу которой мы оба сейчас тревожимся. Фридеберт, должен же кто-то взять на себя обязанность стягивания вокруг себя сердцевины движения эстонского Сопротивления. Должен же кто-то сплотить эту сердцевину и дать ей моральный импульс. Скажи, кто более, чем Ты, призван к этому деянию?

Я далек от мысли, чтобы Ты взял на себя роль какого-нибудь подпольного майора или полковника, который начнет давать указания о распределении оружия и боеприпасов. На эту роль Тебе придется подыскать соответствующего майора или полковника. Однако заряд это движение должно получить от Тебя! Искрой, которая воспламенит всеэстонский фитиль, должен быть Ты.

Только у Тебя из всех оставшихся на родине эстонцев есть необходимый авторитет. Ты рано взлетел как классик, Ты занимался революционной деятельностью (которая была слишком кратковременной, чтобы Тебе хватило на всю жизнь), Твой созерцательный опыт в Западной Европе, Твоя формальная аполитичность и внутренняя близость к социал-демократии, позиция, которая делает Тебя единственно подходящим (назови кого-нибудь другого) для консолидации с приемлемыми левыми силами... Кстати, связь с левыми силами и раскрывает, на мой взгляд, разницу между французским и эстонским Сопротивлением. Во французском движении коммунисты играют весьма существенную роль. В Эстонии, как мне представляется, такое в принципе невозможно. Во-первых, потому, что во Франции среди ведущих интеллектуалов можно найти сотни коммунистов, последователей Анатоля Франса, или по крайней мере людей, затронутых коммунизмом, - в Эстонии же (год советской власти подтверждает это), по сути, не найдется ни одного. А если и отыщется, то человека три из новообращенных. Я имею в виду твоего старого знакомца Ханса Крууса и наших, так сказать, коллег Семпера и Барбаруса. Рядовых коммунистов за этот год навербовали среди эстонцев, даже среди карьеристов или идеалистов, насколько я знаю, минимально. А из России они просочились тысячами. И в целом безусловно представляют угрозу для идеи независимости Эстонии как противодействующий элемент. В связи с чем, по моему мнению, их нельзя привлекать к сотрудничеству с эстонским Сопротивлением. По крайней мере, нельзя приглашать на общих основаниях. Но что я хочу сказать: именно Тебе решать, что должно быть правилом, а что исключением. Тем более что английское правительство подписало с господином Молотовым во время его последнего визита в Лондон (когда он летел из США в Москву) договор о всестороннем сотрудничестве. Это означает досадное усиление русского фактора, я бы сказал, усиление до предела во всех дальнейших вариантах нашей судьбы. Что, в свою очередь, требует наиболее взвешенного подхода эстонского Сопротивления к коммунистам. И тут Тебе решать, ибо никто лучше Тебя не знает лично всех этих прежних и нынешних влиятельных красных вождей.