"Умирать страшно лишь однажды"

– Борис Геннадьевич, решили с генералом насчёт завтра: выезжаем или не выезжаем?

Я поёрзал на стуле: – У меня с Гвоздевым произошёл серьёзный конфликт, из-за этого я не смог решить этот вопрос. Но всё равно – завтра на полигон не выходим. Пока я начальник артиллерии – этой мой приказ. Если вас спросят, почему не вышли – ссылайтесь на мой приказ. Мне, как начальнику артиллерии полка, виднее, – я ткнул пальцем вверх, – чем им, там наверху, что для нас важнее. Завтра занимаемся подготовкой техники, дополучением боеприпасов и имущества. Вы меня поняли?

Семёнов задумчиво посмотрел на меня: – Гвоздев вам, Борис Геннадьевич, этого не простит.

– Ничего страшного, если что: примешь тогда у меня артиллерию и будешь танцевать под его дудку. Всё, вопрос закрыт.

Совещание шло уже тридцать минут, но я никак не мог сосредоточиться на нём. В голове крутилось около десятка вариантов последствий моего демарша и не выполнения приказа о выходе на занятия. Перед совещанием я по телефону связался с Чистяковым и послал его вместо себя на совещание к Гвоздеву. А несколько минут назад, Чистяков тихо зашёл на полковое совещание и пробрался ко мне. Шёпотом сообщил, что генерал выгнал его с совещания и требует, чтобы я лично прибыл к нему. Также шёпотом я ответил старпому, что к Гвоздеву больше не пойду, и что я отменил выход на полигон. Чистяков на несколько минут задумался, а потом горячо зашептал мне на ухо: – Товарищ подполковник, отмените свой приказ, иначе округ снимет вас с должности. Я тут немного пообщался с офицерами: нам лучше с вами в Чечню идти, чем под командой Семёнова.

– Алексей Юрьевич, я в таких принципиальных вопросах своих решений не меняю, – последние слова я, забывшись, произнёс громко, на всё совещание. Многие офицеры удивлённо вскинули головы и повернулись ко мне, а командир полка постучал карандашом по столу. – Товарищ подполковник, потом свои проблемы будете решать.

Я собрался с духом, сосредоточился на совещании и постепенно забыл о происшедшем. Прошла почти неделя, но так и не стало ясно, с какой целью мы выдвигаемся на Северный Кавказ. То ли санитарный кордон по границе будем ставить и душить их экономически, то ли ещё как-то по-другому. Но о входе в Чечню разговоров, даже на государственном уровне, не было. Была точно известно только дата погрузки – 19 сентября, и станция разгрузки – город Прохладный. А это Кабардино-Балкария, где до Чечни ещё нужно идти через Ингушетию. Вопросов было много и ответы мы сможем получить только в Прохладном. Андрей Аристов ходит радостный: у него в Прохладном родители живут. Вот, говорит, к родителям заеду, а то два года у них не был. Коньячка прохладненского попьём….

Командир полка на полуслове прервал постановку задачи на завтра и подал команду: – Товарищ офицеры! – Все вскочили с мест и приняли строевую стойку, увидев входящего в помещение генерала Гвоздева. Он прошёл к столу и пожал руку полковнику Сергееву. Командир полка вновь подал команду: – Товарищи офицеры! – Все сели. Генерал нашёл меня глазами и кажется был удовлетворён тем, что я нахожусь на полковом совещании, а не плюнул на всё и не ушёл совсем. Начальник ракетных войск начал о чём-то говорить, но его слова отскакивали от моего сознания. Назвал меня по имени и отчеству, правда, перепутал его. Поставил какую-то задачу, но я даже не запомнил её. Закончил своё выступление он обращением ко мне: – Борис Григорьевич, после совещания зайдите ко мне.

Я встал и ответил: – Есть.

Через пять минут, после ухода Гвоздева, совещание закончилось и я направился к себе в кабинет, а не к Сергею Львовичу.

– Борис Геннадьевич, идите к Гвоздеву, – всю дорогу до штаба уговаривал меня Чистяков, – ведь, то что он пришёл на совещание и не "вздёрнул" вас, говорит о том, что он согласен на примирение. Идите, а то ведь вам хуже будет, а потом нам.

Но я про себя уже всё решил. В кабинете я сел за стол и стал наблюдать, как офицеры моего штаба укладывают литературу и документы необходимые для работы в поле, попутно ожидая телефонного звонка. Он раздался через двадцать минут, Алексей Юрьевич поднял трубку.

– Так точно. Я, товарищ генерал. Да здесь, – Чистяков подтянул ко мне телефон и прошептал, – Гвоздев.

– Подполковник Копытов, – прогудел я в трубку.

– Копытов, ты чего ко мне после совещания не пришёл? Я ведь тебя жду.

– Товарищ генерал, я же вам сказал, что я больше к вам не приду. Причины, по-моему я достаточно чётко изложил. – Чистяков страдальчески сморщился, а Гутник с Кравченко посмотрели на меня с восхищение, смешанным с ужасом.

– Копытов, хорош кипятится. Давай встретимся через десять минут на КПП вашего полка и обсудим все вопросы. Хорошо?

– Хорошо, через десять минут встречаемся на КПП. – Я положил трубку на телефон и посмотрел на своих подчинённых.

– Вот так, – я даже пристукнул трубкой по телефону, как бы придавая весомость нашему разговору.

Через десять минут я стоял на КПП и ждал Гвоздева. Ночь была ясная и прохладная, я здорово продрог, а генерала всё не было, хотя прошло уже минут двадцать.

– Жду пять минут и ухожу, – твёрдо решил про себя. Только я так подумал, как с плаца, от казармы первого батальона донёсся крик: – Копытов!

– Я, товарищ генерал. – Проорал я в темноту.

– Иди сюда.

Скорым шагом направился на голос и через минуту я стоял перед начальником.

– Копытов, ну что ты? – Барственно пророкотал Гвоздев.

– Товарищ генерал, я объяснил причины, почему я так поступаю. Повторяться не хочу.

Генерал стоял напротив меня, а около нас, бросая любопытные взгляды, строились солдаты первого батальона. Батальона – сына генерала. Сам Алексей стоял в стеклянном предбаннике и терпеливо ждал отца. Генерал подошёл ко мне, приобнял за плечи и стал по-отечески наставлять меня: – Боря, ну кто тебя ещё научит, кроме меня? Да, раскрашивай ты эти круги хоть в одинаковый цвет. Наша с тобой задача достойно подготовить артиллерию к боевым действиям, а каким путями – это в принципе не важно.

– Может для вас это и не важно, но для меня важно, что остаётся после меня. Вы говорите, что мы готовим артиллерию, так я не согласен с этим…, – дальше я высказал своему начальнику всё то, что я сказал Макушенко на полигоне. Выговорившись, я любопытством ждал, что мне ответит мой начальник, который несколько лет вёл меня по служебной лестнице вверх.

Гвоздев озадаченно хмыкнул, задумчиво потёр рукой подбородок: – Честно говоря, я не подумал даже взглянуть на всё это глазами начальника артиллерии полка и признаю, что в твоих словах много справедливого. Молодец. Но что сделано, то сделано. Ну, а насчёт занятий, тут ты меня убедил. Ладно, отменяем занятия. Занимайся тем, что считаешь нужным. – Генерал поощрительно похлопал меня по плечу и пошёл к сыну в батальон, а я направился к себе в кабинет.

– Борис Геннадьевич, на щите или под щитом, – сдержанно улыбаясь, спросил меня Чистяков. Кравченко и Гутник тоже выжидающе смотрели на меня.

– На щите, на щите. И даже похвалили, – всё это я произнёс уже из-за стола. Не успел я

рассказать офицерам о разговоре с генералом, как дверь открылась и в кабинет решительно вошли командиры дивизионов с полковником Макушенко.

– Борис Геннадьевич, – прямо от дверей начал Макушенко, – я не согласен с тем, что вы отменяете выход на полигон. Раз нет разрешения на это генерала, то это невыполнение приказа. Я требую отмены вашего приказа, или же я иду к генералу. Чем это чревато для вас, объяснять, я думаю, не стоит.

Чикин и Семёнов с любопытством смотрели, ожидая мою реакцию на решительное заявление полковника Макушенко. У Николая Сергеевича даже глаза злорадно поблёскивали.

– Товарищ полковник, – я встал из-за стола, – десять минут тому назад у меня состоялся разговор с генералом, где я высказал всё, что и вам говорил. Высказал свои доводы и против выхода на полигон. Разговор был тяжёлый, но начальник согласился со всеми моими предложениями. В том числе утвердил моё решение больше не выходить на учебный центр. – Полковник и командиры дивизионов удивлённо молчали.