Единородная дочь

Они поднялись.

В прозрачном стеклянном облачении, в окружении трубочек и бутылок зародыш крепко спал в своей колыбельке. Сейчас он походил не столько на ребенка, сколько на одну из игрушек, которыми он будет играть, появившись на свет.

— Это еще что такое?

Блики от электрической лампочки плясали на стекле резервуара, проецируясь звездочками на лобик младенца. Такая смешная, подумал про себя Мюррей. Лиловые надутые щечки, словно перезревшая слива.

— А на что похоже?

— На зародыш, черт возьми!

— Точно. — Мюррей погладил стоявшую поближе бутылку, до горлышка наполненную его собственной кровью. — Мой зародыш.

Он в точности следовал наставлениям Маркуса Басса. Пару раз в неделю заглядывал на пожарную станцию № 2, расположенную неподалеку, и постепенно установил доверительные отношения с тремя медработниками: Родни Бальтазаром, Хербом Мельхиором и Фредди Каспаром. Он не только раздобыл у них принадлежности для переливания крови, но даже был принят в их команду для игры в покер.

— Девочка, — похвастался Мюррей.

— Но откуда она у тебя? — недоумевала Джорджина.

— Из института.

— Живая?

— Живая, и она растет. Я украл ее в тот день, когда мы познакомились. — Слышалось мерное пыхтение кислородного насоса. — Семя мое, а откуда взялась яйцеклетка — никто не знает. Обратный партеногенез.

— Что ты несешь?

— Ну, в одной из моих проб начался мейоз без яйцеклетки.

— В самом деле?

— Если яйцеклетка и была, то неизвестного происхождения.

Внезапно в Джорджине проснулась католичка. Перекрестившись и прошептав «Пресвятая Дева», охваченная благоговейным трепетом, она подошла к кроватке.

— Я знала. Я знала, что у Бога есть яичники. — Она схватилась за деревянное перильце и сосредоточенно сделала глубокий вдох. — Знаешь, кто перед нами? Мы становимся свидетелями одного из тех моментов, когда Бог въезжает на золотой колеснице в историю человечества и переворачивает эту историю вверх дном!

— Бог? — Мюррей крутнул погремушку. — Ты говоришь, Бог?

— Ну не тот Бог, который Бог, а тот Бог, который БОГ. Божественное! — Джорджина принялась загибать пальцы, перечисляя свой пантеон. — Дух Абсолютного Бытия, Мать Мироздания, Вселенская Мудрость, Высший Разум, Первичный Гермафродит.

— Я вообще-то не верю в Бога, — робко заметил Мюррей.

— Послушай, это событие невозможно объяснить, не прибегая к Божественному. У этого ребенка особая миссия. Девочка была ниспослана свыше!

— Да нет, Джорджина, есть масса других объяснений. Гипотеза о божественном происхождении — это уж слишком.

— А вырастить ребенка в банке, это, по-твоему, не слишком? Все уже зашло слишком далеко, Мюр. — Джорджина деловито шагала по комнате, переваливаясь с ноги на ногу и время от времени подфутболивая кипы грязного белья. — Непорочное зачатие, да это же сенсация! Видел «Предание преданий»? Евреи его, наверное, не догоняют. Представь, Джон Уэйн в роли центуриона поднимается на Голгофу и говорит: «Воистину этот человек — Сын Божий». Сын, понимаешь. А вот и второй сапожок к паре свалился. Потрясающе!

— Какой-то шутник поместил яйцеклетку в мою пробу, только и всего.

— Весь мир должен узнать об этом! Мы должны послать телеграмму Папе! Сначала Сын, а теперь Дочь! Ты понял?

Теперь Дочь, Дочь Божья. Мюррею стало не по себе. Он не верил в Бога, но не верил и в то, что какой-то шутник подсунул ему яйцеклетку.

— Папе? Папе Римскому? Никому я не хочу ничего рассказывать. Я жалею, что тебе рассказал. «Банку спермы раскололи», забыла? Что бы тут ни происходило, кто-то пытался ее убить. У нее уже есть враги. Враги, Джорджина!

Его подруга наконец угомонилась и плюхнулась на корзину с бельем.

Как обычно, в это время дня малышка проснулась, зевнула и задвигала коротенькими ручонками.

— М-да, — наконец сказала Джорджина и принялась рассеянно снимать с сушки носки и складывать их парами. — Ты абсолютно прав, Мюррей. Голгофа и все такое. Конечно, родной сестре Иисуса придется соблюдать осторожность.

По крайней мере до тех пор, пока она не осознает свою Миссию.

У Мюррея заколотилось сердце, а где-то в трахее пыхнул жаром огнедышащий червь.

— Она вовсе не сестра Иисусу.

— Ну да, сестра наполовину. — Джорджина хлопнула ладонью по стиральной машине, встревожив плод. — Не бойся, приятель, я тебя не выдам. Если я правильно поняла, она будет обычной девчонкой, как сотни других. Она и не слышала ничего о Боге. Имя выбрал?

— Имя?

Однажды утром, на четвертый день учебы в Ньюарке, она внезапно появилась в его автобусе: Джули Диринг, богатая и капризная, протестантская принцесса, как сказал бы папа. У нее было прекрасное выразительное лицо и немыслимо красивая фигура, от которой завелся бы даже испорченный будильник. Она уронила в проходе учебник по географии, а Мюррей его поднял. Дальше этого отношения не пошли.

— Джули. — Мюррей ткнул пальцем в темноволосую головку. — Ее зовут Джули.

— Красивое имя. Знаешь, у тебя же великолепные возможности. Джули так доступна, ты можешь заняться предродовым воспитанием. Говори с ней через стекло, Мюр, включай музыку, показывай ей слайды.

— Слайды?

— Ну да, портреты президентов, буквы алфавита. И приведи в порядок комнату, а? А то у тебя здесь как в сарае. Лично я на ее месте хотела бы видеть на стенах изображения животных, больше ярких красок. Погремушка — первый шаг в верном направлении.

— Конечно, — пробормотал Мюррей, — я понял, животные.

На лице Джули промелькнула улыбка, едва уловимая, будто котенок, взмахнувший хвостиком и скрывшийся в тумане. Сколько же в мире всяких мимолетных радостей, подумал Мюррей. Пусть не такая, как все, но это была его дочь, именно его и ничья больше. И не важно, откуда она взялась, с капустной грядки, от высшего разума или из ресницы Зевса. Она была его собственной.

— Я боюсь, Джорджина: взорвали институт. Я хочу, чтобы она жила…

— Как все. Обычная девчонка с улицы.

— Но ты правда думаешь, что она… от Бога?

— Прости, Мюр, она действительно дар Божий. И она здесь для того, чтобы перевернуть мир вверх дном.

Бом, бом, бом — раздалось из прачечной постукивание по стеклу, словно звон часов с курантами. Они ужинали при свечах. Электрические провода между мысом Бригантин и Маргейтом были повреждены из-за грозы. Джорджина подняла глаза и улыбнулась, не заботясь о том, чтобы подобрать прилипшую к губам макаронину.

— Кто-то прилетел к нам и стучится в окно, — проговорила она с набитым ртом. Ветер дул с континента. Мир вокруг казался чисто выметенным и вымытым до скрипа. — Это маленький ангел (Джорджина-неокатолик), крылатый феникс (Джорджина-языческая жрица).

Ветви росшего под окном кухни дерева нещадно хлестали в стекло. Мюррей вынул из кладовки газовый фонарь и зажег обе горелки. Вместе они торжественно прошествовали в прачечную. Джорджина взяла Мюррея под руку, и ее огромный живот, такой упругий и волнующий под мягким свободным пиджаком, нежно ткнулся ему в бок.

И вот свет шипящего фонаря выхватил из темноты ее — готовящегося появиться на свет младенца, упорно стучащего в стекло крошечным сжатым кулачком. Пузырь уже лопнул, наполовину залив резервуар околоплодными водами. Резко очерченные тени плясали на сосредоточенном личике. Учащенно пыхтел насос. Джули заворочалась, как во сне. И вдруг стекло пошло маленькими трещинами.

— Джули! — Мюррей кинулся к кроватке. Резервуар лопнул, как заварочный чайник под ударом молотка, осколки со звоном разлетелись, на матрац хлынули околоплодные воды. — Джули!

Господи, на лобике — кровь.

Он вынул мокрую орущую кроху из разбитого сосуда и, неловко задев локтем кроватку, прижал ребенка к груди. Капелька крови попала на белый шерстяной свитер Мюррея, и надо же, вид крови привел его в неизъяснимый восторг. У его девочки есть сердце, настоящее сердце, как у обычного младенца! Не какая-нибудь искра Божья, не сверхъестественная вибрация, а бьющийся комочек плоти. Она была ребенком, маленьким человечком, существом, которое можно было повести в Диснейленд или просто накормить мороженым.