Единородная дочь

— Им такие гранты отстегивают, могли бы и раскошелиться на парочку черных цыпок. Стимуляторы тоже только для белых? — спросил он, ткнув пальцем в прибор. — Мне вот только баночку выдают.

— Это эктогене…

— Сто сорок семь.

— А?

— Донор номер сто сорок семь. — Чернокожий сгреб руку Мюррея и воодушевленно ее потряс. — Вообще-то я тут донором только по совместительству, а на втором этаже меня все знают как Маркуса Басса.

147… откуда Мюррею знаком этот номер?

— А, вы тот самый гидробиолог, да?

— Говорят, что на Западе я главный спец по моллюскам.

— Я сегодня познакомился с одной из ваших реципиентов. Она выбрала вас после того…

— Нет, нет, дружище, и слушать не хочу. — Доктор Басе отмахнулся от него, как от назойливой мухи. — Об этом лучше ничего не знать. А то начинаешь потом разыскивать своего малыша. Просто чтобы взглянуть, понимаешь? В итоге всем от тебя одни неприятности.

Мюррей с надрывом вздохнул, выдыхая горькую смесь разочарования и облегчения. Вот и все, его попытка провалилась. Он мог обвести вокруг пальца обычного донора, но со специалистом по ракушкам этот номер не пройдет. Оно и к лучшему. Отцовство — только новые хлопоты.

— Так вы знаете, что это на самом деле…

— Камера эктогенеза, опытный экземпляр, единственный. — Доктор Басе заговорщически подмигнул. — Фростиг ужасно расстроится, если она исчезнет.

— Я лишь хотел взять ее на некоторое время. На этот раз там человеческий эмбрион. Откуда взялась яйцеклетка, никто не знает, а вот семя, похоже, мое. Обратный партено…

— Так, значит, вы — Кац? — Негр снова лукаво подмигнул и приятельски похлопал Мюррея по плечу. — Вот так дилемма. Будь я на вашем месте, мистер Кац, знаете, что бы я сделал? Взял бы эту штуковину под мышку и пошел бы себе спокойненько домой.

— Вы имеете в виду… взять ее с собой?

— Это ж не их обратный партеногенез, дружище, а твой. Мюррей уныло покачал головой:

— Они сразу догадаются, кто ее украл.

— Украл? Давай формулировать точнее. Ты ее одолжил. Не навсегда, только на девять месяцев. И не бойся, никто ее у тебя не отнимет. «Банк спермы отбирает эмбрион у отца», — с театральной жестикуляцией продекламировал Маркус Басе. — Да если газеты выйдут с такими заголовками, Фростигу останется только повеситься.

У Мюррея снова заколотилось сердце. Банк спермы отбирает эмбрион у отца? А что, он может попробовать. Если, конечно, он этого хочет.

— Дело в том, доктор Басе, что я не совсем уверен…

— Не уверен, что хочешь стать папой?

Если бы Маркус Басе сказал «отцом», Мюррей не был бы так тронут. Для него Фил Кац до самой смерти оставался именно папой.

— При обратном партеногенезе о маме не может быть речи, — пошутил Мюррей. — Так что придется мне все делать самому.

— Я поделюсь опытом. Человек не понимает, что всю жизнь хотел стать папой, пока им не становится. — Маркус Басе вынул бумажник и раскрыл его перед Мюрреем. На него смотрели четыре крошечных улыбающихся личика. — Маленький сынишка — самое большое чудо в мире. Алекс, Генри, Рей и Маркус-младший. Все четверо умеют плавать.

— А эти камеры, ну, инкубаторы, они сложны в обращении?

Опустившись на колени, Маркус Басе потрогал помпу.

— Видишь это устройство для подачи крови? Следи, чтобы оно постоянно было подключено к аккумулятору. Кровь обогащается кислородом, поступающим из воздуха помещения, поэтому систему нужно держать в теплом, хорошо проветриваемом месте. И обеспечь свободный доступ к заборной мембране.

— Так, много свежего воздуха…

— Раз в месяц емкости следует пополнять. В этой бутылке обычный состав для младенцев. А вот здесь — кровь.

— Кровь? Где же мне ее брать?

— Как где? — Маркус Басе легонько ущипнул Мюррея за руку. — У отца, конечно. Подружись с медиками местной пожарной станции. Когда придет время, сунь им двадцатку, и они с радостью загонят в тебя иглу для переливания крови.

— Пожарная станция, ага. Игла для переливания крови.

— В третью бутылку поступают продукты жизнедеятельности. Когда она наполняется, ее следует просто опорожнять. Так сказать, первый закаканный подгузник.

— А этот состав для младенцев, его можно раздобыть в больнице?

— В больнице? Да нет, дружище, в магазине. Я предпочитаю «Симилак». — Маркус Басе щелкнул по стеклянной бутылке. — Размешиваешь с водой…

Мюррей уселся на пол рядом с Маркусом.

— «Симилак»… и сколько воды?

— Прочтешь на упаковке.

— Так он в упаковке продается? Уже легче.

— Ага. Девочка, говоришь?

— Вроде да.

— Поздравляю. Наверное, маленькая дочурка — тоже самое большое чудо в мире.

Доктор Басе улыбнулся, и Мюррей живо представил себе двухлетнюю крошку, сидящую верхом на папе.

Преподобный Билли Милк, главный пастор Первой Церкви Откровения Святого Иоанна Оушен-Сити, сунул руку за пазуху своего каракулевого пальто и погладил стальной детонатор. Гнев Господень был влажным и холодным на ощупь, как формочка с кубиками льда, только что вынутая из холодильника.

На Институт опустился туман, стирая гневные надписи на плакатах его паствы, приглушая голоса и превращая возмущенные крики в недовольный ропот. Туман сгущался, пока не перешел в морось. Билли взглянул на часы. Пять. Время санкционированной демонстрации истекло. Он кивнул своему псаломщику Уэйну Аккерману, тот подал знак другим, и праведное воинство Христово превратилось в толпу обычных жителей пригорода, разбредающихся по домам в декабрьском тумане.

С той поры как Билли Милк лишил себя правого глаза, его мучил зрительный эквивалент «фантома отрезанной ноги». Подобно тому, как болят и зудят ампутированные конечности у инвалидов, недостающий глаз рождал у Билли жуткие видения. Уже полгода утраченный орган зрения демонстрировал Милку угодное Господу развитие событий, связанных Институтом Сохранения: бушующее пламя, клубы дыма, рухнувшие балки и обломки кирпича, потоки бурлящего семени, извергающиеся из разверстого подземелья.

Ковыляя мимо предводителя, паства Билли прощалась с ним унылыми кивками и усталыми улыбками. В святом и праведном деле борьбы против всяческого зла пастор чувствовал себя абсолютно одиноким. Задумываться над моральной стороной жизни, над тем, что считать добродетелью, а что пороком, давным-давно вышло из моды в Соединенных Штатах Америки, этой стране тупикового релятивизма. Погодите, братья и сестры, наберитесь терпения. Завтра утром в «Атлантик-Сити пресс» верные прихожане Билли прочтут наконец Благую Весть.

Немножко не по себе было от того, что бомбу пришлось подложить своими собственными руками. Но с каких это пор исполнение Воли Божьей возложено на робкие души? Билли ничуть не тревожило, что наврал сотруднице приемного отделения, будто он донор. Грех рождается в душе, а не на языке. Но эта ужасная комната, оклеенная изображениями обнаженных женщин и непристойными текстами… Бомба прекрасно поместилась под средней подушкой тахты. Как раз под «Мисс “Апрель-70”». В каком обществе легче найти полноцветную фотографию срамных частей женского тела, чем Библию? Конечно же, в порочном. Лишь Второе Пришествие сможет исцелить это общество. Возвращение Христа и Его тысячелетнее царствование в Новом Иерусалиме.

Дождь барабанил по черной повязке Билли, а он все шел вдоль причала и, словно Господь, обозревал течение жизни своих подданных. Если в море небольшие яхты гарантировали своим пассажирам полное уединение, то здесь, бесстыдно пришвартовавшись кормой к причалу, они открывали взору прохожих множество интимных подробностей: начатый пакетик печенья на столе, дешевое издание биографии Фрэнка Синатры на койке, фотоаппарат на холодильнике. Вот и «Троица». Корпус яхты сиял белизной, словно стены Нового Иерусалима. Билли поднялся на борт, держась за трехсотдолларовый марлинь, свисающий с транца. Что значит быть богатым? Это значит, что у тебя есть яхта и приличный дом, что твоя церковь — самое большое здание в Оушен-Сити. И что это значит? Да, в сущности, ничего.