Грета за стеной

Грета улыбнулась отцу.

— Нашу развеску приняли первой, — пояснила она. — Если бы они начали с третьего кабинета, я бы до сих пор там сидела.

— Развеску? — отец обошел свой стол и сел в кресло.

— Это когда мы вешаем свои картины на стену от потолка до пола.

— Это то, что ты дома рисовала?

— Да. Мои работы забрали в фонд. Кроме двух. Вот.

Она порылась в сумке и достала оттуда фотоаппарат. Грета сделала несколько снимков своей развески на тот случай, если ее работы заберут в фонд, и она уже никогда не покажет их отцу.

— Забрали все, кроме этой и этой, — она увеличила снимок на экране фотоаппарата, показывая свои работы ближе. Глаз отца не видел особой разницы между хорошо и плохо написанной работой дочери-художницы. Для нее же самой разница была очевидной. Все недоработки бросались в глаза.

Когда отец оценил ее работу, Грета пошла в соседний кабинет к Лоте и Курту, показать снимки. Ее не было несколько минут, а когда она вернулась, со странным удовольствием заметила, что кусочки сахара с блюдца Мартина исчезли.

Она не знала, насколько тихо и скромно Мартин вел себя в начале работы с отцом, но сейчас, когда они проработали бок-о-бок почти год, он спокойно позволял себе спорить с комиссаром и огрызаться. Сейчас Мартин настаивал на том, что нужно ехать в пригород, где жил один из свидетелей, у которого Лота и Курт уже брали показания, но какая-то чуйка подсказывала Мартину, что парня нужно опросить снова. Отец же не видел в этом нужды и собирался к судмедэксперту за заключением по анализам капель крови. Мартин от злости даже бросил на стол истертый карандаш. Карандаш Греты, как она заметила, который она когда-то забыла в кабинете отца. Грета беспокойно притихла в ожидании, что сейчас отец отменит их поход в кино и соберется ехать с Мартином, и, по-видимому, настолько красноречиво глядела на Маркуса из угла, что мужчины сошлись на том, что Мартин поедет к свидетелю сам. Грета облегченно выдохнула.

На следующий день она узнала, что Мартин оказался в госпитале с огнестрелом. Его свидетель открыл огонь, как только увидел детектива на пороге. Уже будучи раненым, Мартин успел достать свой Glock и выстрелить в ответ, ранив нападавшего серьезнее, чем тот ранил его. На звуки выстрелов сбежались соседи и вызвали полицию и скорую помощь. Стрелявший оказался тем самым убийцей, которого отдел комиссара Эггера так долго искал. Маркус и Грета тогда ужасно переволновались, каждый по-своему. Грета — тихо, внутри себя. Комиссар Эггер — громко, эмоционально. Он злился, что подставил Мартина под пули. Грета не хотела чувствовать свою вину, но чувствовала. Не пойди отец с ней, а выполни свою работу, как требовал устав, Мартин бы не схватил свою первую пулю. На память о ней ему достался круглый шрам под левой ключицей. Уже много позже, глядя на него, ощупывая пальцами, нежно, чтобы не разбудить Мартина, Грета испытывала настоящий ужас, представляя, что было бы, если бы пуля прошла на несколько сантиметров ниже и правее.

Шеф полиции лично поблагодарил Мартина за устранение человека, на счету которого было три жизни, пусть даже тот не дожил до суда, и вручил ему грамоту с золотым оттиском герба города. Грета присутствовала на этой скромной церемонии и отметила про себя, что Мартину шла темно-синяя форма офицера полиции. Оказалось, что у него широкие плечи и прямая спина, которых раньше под мешковатой джинсовой курткой было не разглядеть. Специально для церемонии он даже укротил свои непослушные кудри, зачесав их назад.

Там же на церемонии Грета увидела и его девушку, Стину, некогда так громко кричавшую в трубку, и моментально отыскала в ее внешности все признаки стервозности и низкого интеллекта. Позже, будучи более объективной, Грета нашла эту девушку обычной — не лучше и не хуже, чем она.

А поначалу Грета сильно ревновала, представляя их вместе. Глупо было предполагать, что Мартин одинок. Особенно худо она почувствовала себя в Рождество, когда представила их вместе в его доме, в его спальне. Влюбленные пары никогда не ограничивают себя просмотром новогодних передач. Резвящимся с подругой в снегу она Мартина представляла с трудом, но то, что они отметят Рождество в постели, было очевидно. Саму же Грету еще ни один мужчина никогда не целовал. «Может быть, они поссорятся?» — надеялась она. Это же возможно. Они, наверняка, часто ссорятся, если вспомнить, как Стина кричала на Мартина по телефону. Грета искренне полагала, что Мартин со своей девушкой несчастлив, потому что он не производил впечатление счастливого человека. Никогда, сколько она его знала.

В январе Грета снова приехала в участок к отцу Шла вторая неделя зимних каникул, которые с трудом можно было назвать отдыхом, потому что сразу после них следовал экзамен по искусствоведению, и Грета все дни напролет штудировала учебники до рези в глазах. После триумфа на вступительных экзаменах ей никак не хотелось ударить в грязь лицом и получить на первой же сессии тройку в аттестат. Несмотря на усталость и головную боль, она нашла в себе силы прийти на каблуках, рискуя поскользнуться и подвернуть себе ногу, и надела платье, в котором ей было холодно даже в шубе.

На этот раз Мартин разговаривал по телефону с кем-то из лаборатории. Он заметил ее и будто улыбнулся, что уже послужило наградой разодетой и замерзшей девочке. Грета не стала ему мешать, побросала вещи на свой диван и пошла наливать кофе. За кофемашиной и буфетом, за стенкой из толстого ДСП, отделявшей предбанник от самого кабинета, сидели девушки — специалисты по отпечаткам, и пока компьютер обрабатывал данные, делились друг с другом последними новостями. Когда Грета вошла, одна из них заглянула за перегородку и вернулась к разговору.

— Да бросила она его, тебе говорю, — утверждал один голос. — После Рождества. Я слышала, как он по телефону с ней говорил.

— Бросать парня по телефону?

— А как еще, если видеть его не хочешь?

— Интересно, что он натворил?

— А почему нужно обязательно что-то натворить?

— Не знаю. Может быть это из-за ранения? Многие из-за этого меняются.

— А разве он изменился? Как был угрюмый, так и остался.

— А мне кажется, он изменился. Слышала, после госпиталя комиссар настоял, чтобы он посещал нашего психолога.

Мартин? Они говорили о Мартине? Грета вся превратилась в слух.

— Бедняга. Ранение, а тут еще и девушка бросила.

Так значит, Стина с ним порвала…

Грету наполнили смешанные чувства. Она мысленно прокрутила услышанный разговор назад в попытке вспомнить детали, и чуть было не перелила кофе через край чашки.

— Нужна помощь?

Голос за спиной застал Грету врасплох. Это был Мартин. Сплетницы за перегородкой сразу замолкли. По его лицу было трудно догадаться, слышал ли он что-то или нет.

— Нет, я уже закончила.

Грета покраснела, как карминовая краска.

— Хорошо выглядишь сегодня, — сказал Мартин.

Грете показалось, что она ослышалась, и уставилась на него, как на чужого. Она так отчаянно напрашивалась на его комплимент, но когда получила его, оказалась совершенно к нему не готова.

— Спасибо, — ответила она и, не ощущая себя от неловкости, поспешила уйти.

После этого случая по большому счету они толком ни разу не общались — Мартин всегда был слишком занят, а когда они пересекались в участке, чаще обменивались молчаливым кивком в знак приветствия или прощания, чем говорили. Однажды Грета застала Мартина на лестничной площадке — он курил. Раньше она за ним такого не замечала. Ей нравилось наблюдать за ним, но после того, как он отметил ее привлекательность, заговорить с ним она большее не решалась. Однако, все еще пребывала в блаженной уверенности в том, что нравится ему, потому что он внял ее совету с сахаром, а его комплимент только закрепил эту веру.

Со временем же, пока комплимент у кофемашины так и оставался единственным, а Мартина, казалось, больше интересовала ослабевшая под повязкой рука, чем хорошеющая день ото дня Грета, в девичью голову начали закрадываться подозрения, что сахар он бросил не в кофе, но в мусорку под столом, а его комплимент был продиктован лишь желанием заполнить повисшую между ними неловкую паузу, чем отметить девичью красоту. И в этом открытии было мало приятного.