Проощание с детством

— Это я тебя разбудил? — поинтересовался Кеша, возвращаться в постель он не торопился, потому что его настигло невыносимое гадкое чувство стыда и отвращения к себе. Как после этого он будет смотреть Лене в глаза? Или он больше не будет смотреть в ее глаза вообще, чтобы скрыть от нее свое маленькое приключение? Да и что смотреть на эти глаза, разве они сравняться с глазами Риты, красивыми, глубокими, полными магнетизма и властности.

— Да нет, — девушка сладко потянулась, голос ее звучал хрипло и сладко. Хотелось прикоснуться к ее обнаженной коже и похитить немного королевской благосклонности. Фу, противно. Как он только согласился пойти с ней, пить с ней и спать с ней? Молча и покорно — напрашивался ответ, от которого Кеша пожелал побыстрее провалиться под землю.

До утра не так уж и долго, а утром он вернется домой, позвонит Лене… Ну что за дурак! Рита поманила и вот он уже здесь, просто потому что это Рита. Маргарита Польских, черт бы ее побрал. И ее семейку, и ее папашу с его деньгами, а заодно и с их школой. Нужно уехать отсюда, бежать подальше от этой Риты, от всех этих людей, которые ненавидят друг друга, даже не пытаясь это скрывать.

Он вернулся в постель и хотел совершить попытку заснуть, но у Риты были другие планы и все кругом обязаны были с ними считаться. Она прильнула к нему, как кошка.

— А твой парень? — почему-то спросил Кеша, вспомнив, как вечером, когда они шли с пляжа, и королева была пьяна настолько, что без его помощи, идти не могла, она без умолку рассказывала про какого-то юношу с Мальты, который блестяще знает итальянский и работает здесь переводчиком в крупной фирме, как ее отец.

— А твоя девушка? — язвительно откликнулась она и коротко поцеловала его, заметив, как его огорчили эти слова, — не хмурься, — промурлыкала она, — ты ее все равно не любишь…

— Это не правда, — возразил Кеша.

— Ты любишь другую, — продолжала Рита, прижимаясь все теснее, ее вишневые глаза горели в липкой ночной темноте, как две звезды.

— Кого по-твоему? — заинтересовался Кеша.

— Откуда мне знать, — беззаботно пожала плечами Маргарита, — одно я знаю точно — это не Леонова, — напоминание про Ларису заставило парня тяжело вздохнуть. Он очень ценил эту девушку и считал ее своим другом, хотя чувствовал, как она тянется к нему, как нуждается в нем и вовсе не как в друге.

— Она смотрит на тебя глазами побитой собаки, — продолжала королева, радуясь достигнутому результату, — таскается как хвостик за тобой… Никакого самоуважения!

— Да что ты знаешь о самоуважении? — разозлился Кеша, — когда спишь со всеми подряд!?

— Т-с-с, — Рита приложила пальчик к его губам, — я всего лишь получаю удовольствие от жизни…

— Ты просто коллекционируешь любовников, — перебил ее Кеша, и в это мгновение ему очень сильно хотелось ее придушить. За эти слова, за желания, которые пробуждала в нем ее красота, за измену Лене, за то, что она считала себя в праве смеяться над чувствами Ларисы — чистыми, искренними и настоящими, такими, каких ей никогда не знать.

— Может быть и так, — улыбнулась Рита, ей понравилась такая формулировка, она почувствовала себя кукольником, хозяином сундука с куклами, которыми могла вертеть и теперь смаковала это чувство. Она наклонилась к его уху и прошептала сладким, но насмешливым до тошноты голоском, — ну так трахни меня.

Кеша очень хотел ударить ее, но, конечно же, не смог.

Глава шестая

Из отпуска учительница английского Татьяна Георгиевна вернулась загорелая и посвежевшая. Исчезли синяки под глазами и следы усталости на ее лице, которые весь учебный год обычно только умножались, благодаря стараниям учеников. Теперь молодая женщина выглядела куда более симпатичной, чем раньше и ее кожа, став смуглой и золотистой, красиво оттеняла ее темные от природы волосы и зеленые глаза.

Татьяна Георгиевна хотела верить, что в этом году ей удастся достигнуть с учениками куда большего понимания, но в глубине души понимала, что все это глупые мечты. С каждым годом школьники становились все менее управляемыми, все более самоуверенными и все более жестокими к молодой учительнице.

— Good morning, — приветливо сказала она, собравшемуся десятому классу. Теперь ученики были ростом с нее и казались ее ровесниками, так сильно они выросли за лето, а Татьяна Георгиевна как будто напротив, стала на сантиметр ниже. — Let us speak English, — обратилась она к классу, но ее энтузиазм никто не разделил. Женщина тяжело вздохнула и села за свой стол, открывая журнал. — Who are absent?

С места поднялась отличница Маша и голосом пионер-вожатого, ответственного за свой отряд отчиталась:

— Сидоров выбыл. Отсутствуют Виноградова, Иванова и Якушев.

— Что опять с Якушевым? — устало спросила Татьяна Георгиевна, привыкшая к его выходкам и глупостям. То, что она была старше учеников всего на пять лет, делало ее объектом излишнего внимания хулиганов и прочих сомнительных личностей.

Маша безразлично передёрнула плечами. С места поднялся Коля, выглядел он помятым и заспанным, но желание поприставать к молодой англичанке было сильнее сонливости, с которой он боролся всеми силами.

— Он так расстроился, что его выгнали с алгебры, что с тех пор в школу не приходил, — ответил Коля, — но если вы хотите я могу найти его для вас. Только вы мне оставьте телефончик…

Татьяна Георгиевна обиженно поджала губы, от Колиного внимания она устала особенно.

— Колеченков, how you spent the summer? — обратилась она к Саше, который о чем-то тихо болтал с Мишей, но вынужден был замолчать и погрузиться в попытки сформулировать хоть сколько-нибудь верную фразу на английском. Тщетно.

— Да что Колеченков! — не дал ему и слова сказать Коля, — вы, Татьяна Георгиевна, лучше о себе нам расскажите! Где вы были, что так загорели. На Мальте? — он скривил рожицу и обернулся на Риту, которая не особенно интересовалась происходящим, разглядывая свой маникюр. Услышав слово, относившееся к ее жизни, она зевнула и бросила на Колю недовольный взгляд.

— Михайлов, пожалуйста, — взмолилась молодая женщина, но это только больше раззадорила парня, хотя, не имея рядом такого прикрытия, как Дима, он чувствовал себя немного некомфортно, — имейте совесть.

Он хихикнул и пробормотал себе под нос «да лучше бы вас» и, как мешок с картошкой, плюхнулся на жесткий стульчик, из которого он уже пару лет, как вырос.

Заметив, что Коля чуть-чуть поостыл и заскучал, Татьяна Георгиевна выдохнула облегченно, закончила разбираться с журналом и подняла глаза на класс. Ученики выглядели какими-то уставшими, погруженными в свои мысли, всех, кроме, пожалуй Маши Волковой, никто больше заниматься не хотел. Эту картину женщина наблюдала из года в год и не знала, каким образом можно в ней что-то изменить. Заинтересовать не получалось, давить она не умела.

— Давайте повторим с вами безличные предложения… — начала она монотонным голосом, нагонявшим и на нее саму сонливость и скуку, — в английском языке каждое предложение обязательно имеет и подлежащее и сказуемое…

Колю убаюкивало ее бормотание, и он стал искать, чем бы себя развлечь, без Димы это было задачей непростой. В конце-концов, не придумав ничего лучше, он написал не очень содержательную обидную записку на клочке бумаги и кинул ей в Дашу. Девушка сделала вид, что ничего не заметила и придавила ее ногой. Коля фыркнул, обернулся на Кешу, сидевшего сзади него, и шепотом спросил:

— Ну и как «королева» в постели?

Кеша нахмурился, поправил очки и процедил сквозь зубы:

— Не твоего ума дело…

— Какие мы злые, — передразнил Коля, а потом тихонько добавил, — а Оля твоя очень даже ничего!

— Она не моя, — поправил его Кеша, и прозвучало это слишком громко.

— Иннокентий! — рассерженно и в тоже жалобно позвала парня Татьяна Георгиевна, — удели мне немного своего внимания, — Кеша вздохнул и кивнул. С первой парты на него обернулась Лариса, которая сидела вместе с Лидой, никак не реагировавшей на окружающий мир. Взгляд ее серых проницательных взгляд был тревожным и осуждающим, судя по всему, она прекрасно слышала все, о чем они говорили с Колей. А Кеше этого совсем не хотелось.