Приключения бывшего мичмана(СИ)

Надвигался Еленин день рождения, и Алексий по общечеловеческой привычке и установленной традиции решил сделать ей подарок. Не скрывая своего намерения, захотел уточнить ее адрес и размеры. Как–то раньше в одном из разговоров она жаловалась на пасмурность погоды, дожди и что ей без него и его тепла холодно и неуютно. Однако она отказалась сообщить эту информацию, категорически отвергая какие–либо подарки вообще. Алексий сказал, что хотел бы сделать теплый согревающий ее тело и душу подарок. И Елена ответила в духе исконно русской женщины:

— Для меня лучший подарок — это ты. Давай друг другу подарим наши чувства!

Ветер был потрясен лаконизмом и гениальной простотой ее пожелания. Вот она — прекрасная душа русской женщины, о которой мечтают иностранцы, сбившись с ног в поисках настоящей красоты, которой мы, русские мужики, зажравшись, давимся, считая приевшейся преснятиной.

И Ветру стало страшно вдруг нечаянно обидеть или разочаровать русскую душу прекрасной девушки, принадлежащую ему… по праву ли?

Postpostscriptum:

К сожалению, границы государств передвинуть, как Алексий и Елена сделали в санатории с кроватями, невозможно, то есть приблизиться географически — для них была задача непосильная. Однако желание увидеться оставалось, и чем больше проходило времени со дня разлуки, тем острее оно проявлялось в их душах. Поэтому по предложению Елены они приняли решение еще один двухнедельный отпуск провести вместе, причем в том же санатории «Буг». Их жизнь долго продолжалась в контексте прекрасных отношений. А значит, думали они, их роман имеет шанс преодолеть трудности и продлиться в будущее, он сможет продолжиться дольше и дольше.

Но даже звезды со временем остывают…

ТЫ — МОЯ ТАБЛЕТКА

В жизни всякое бывает

Наступил первый выходной день — суббота — после двух довольно напряженных трудовых недель, в течение которых я исполнял обязанности начальника отдела внутренней безопасности в банке, где работаю. Это длится уже шесть лет — как только отсутствует Петр Николаевич, я выдвигаюсь на передовую. В этот раз оказалось больше всего как работы, так и «внутренних вливаний» со стороны руководства. И что самое обидное — большей или даже подавляющей частью эти вливания были ни за что. Конечно, любой в чем–то обвиненный человек может сказать то же самое. Тем не менее я от своих слов не отказываюсь — и не из упрямства, а из–за действительно несправедливого отношения к нашему отделу и ко мне в том числе. У нас установилась порочная практика — не всегда четко и внятно ставить задачи, давать сложные и порой трудновыполнимые поручения, а перед этим незаслуженно накачивать исполнителей не за плохое исполнение обязанностей, а впрок. Ну да ладно, не про то сейчас разговор. Хотя именно таким образом я пытаюсь передать свое душевное состояние — уверенность, что после напряженной недели, в выходные дни, можно расслабиться, хотя бы на каком–то незначительном отрезке времени. И расслабился! На свою голову…

Суббота. Утро. Солнце. Прекрасная погода. Замечательное настроение. Я почти проснулся. Пришел в сознание. Правда, открывать глаза не хотелось, поэтому в мозгу неспешной черепахой проползла мысль: а не поспать ли еще. Однако, прислушавшись к звукам в квартире, а точнее, к их отсутствию, подсознательно отметив необычную тишину, окружавшую меня, я понял, что в квартире никого нет. И сон с моего чела, будто преступную голову ятаганом, смахнуло — меня вдруг осенило, что можно позвонить любимой девушке в Санкт — Петербург! И вообще, чего это я валяюсь в постели — меня ждут великие дела! Подскочил с кровати, чтобы убедиться в своей полной принадлежности самому себе, что я на хозяйстве остался один, совсем один — заглянул во все комнаты и к своей радости никого не обнаружил. Для пущей бдительности выглянул в окно, чтобы проконтролировать пространство в окрестностях дома: мама сидела на лавочке — дышала свежим воздухом и выгуливала двух сучек собачьего происхождения. Все складывалось ну просто удачно и замечательно! И я вприпрыжку побежал к телефону, набрал питерский номер и замер в ожидании…

Соединение с моим любимым абонентом произошло технически безукоризненно. И я начал игриво, в свободной манере общаться с любимой девушкой о том, о сем и еще кой о чем.

Болтали, болтали пока не перешли на обсуждение случившейся со мной неприятности: незадолго до этого мое многострадальное пузо было укушено двумя страшного вида лесными тварями — клещами. Я сообщил, что лечился и сейчас закончил употреблять прописанные антибиотики. И тут моя любимая девушка не преминула сообщить радостную весть:

— Я твоя главная таблетка!

Острота мне понравилась, и ответ родился мгновенно, я еще колебался, говорить ли его вслух. Но потом взял да и брякнул:

— Ты моя таблетка с дырочкой.

Мы оба над этой шуткой от души посмеялись. А дальше случилось то, о чем пишут в скверных женских романах. Еще не затихли рокотки нашего смеха, как я, к ужасу своему, увидел в дверном проеме застывший силуэт жены… Если бы я лежал на краю постели, то точно бы рухнул вниз и звучно брякнулся об пол всеми костями. А так как я валялся в самом центре кровати, то чудом удержался от падения во всех смыслах. Жена с ехидной ухмылочкой выпалила:

— Я все слышала про твою таблетку с дырочкой, — затем развернулась и, к удивлению, с гордым достоинством, а не с видом оскорбленной добродетели, удалилась в кухню.

Меня настиг ступор. Какое–то время я по инерции продолжал что–то лепетать своему прекрасному абоненту, но очень скоро закончил разговор и остался валяться в постели, чтобы нечаянным падением не выдать безжалостно убитого настроения. Заодно пытался привести в порядок мысли. Однако одна, скачущая, заполошная, будто отбилась от отары овец, продолжала метаться и блеять в отупевшем мозгу: «Откуда она взялась, жена, как вдруг нарисовалась в проеме двери? Или это игры моего оскудевшего воображения?»

Пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что жена сидела с ноутбуком в закутке за книжной полкой, поэтому я ее не заметил.

А через некоторое время, чтобы добить меня окончательно, супруга, более уверенно нарисовавшись в дверном проеме своим отнюдь не добрым силуэтом, добавила:

— Точно, разговаривал с Лёнчиком, то–то так подозрительно быстро свернул разговор.

Я промолчал, так как при всем идиотизме положения ничего другого не оставалось. Дело в том, что месяц назад я точно так же попался первый раз, когда разговаривал все с той же любимой девушкой из Питера, закрывшись в комнате. Жена и тогда появилась внезапно: вошла в комнату, когда я томным голосом продолжал ворковать, а под конец еще и дал «пузыря»:

— Ну, Ленчик, пока! — под этим я подразумевал мужское имя Лёня. Однако с учетом уменьшительно–ласкательной формы и тона, которым я даже с любимой собакой не разговаривал, жена тут же сделала правильный вывод.

— Понятно, с каким Ленчиком ты разговариваешь, закрывшись в комнате! — сказала она.

— Всего лишь начальницкий пудель… — проворчал я так, чтобы она услышала.

Тогда это меня возмутило — если я закрылся, может быть, для делового, секретного разговора, то незачем врываться и мешать. Мало ли! А вдруг бы я обсуждал по телефону вопросы, связанные с коммерческой тайной, с моей работой в банке? Может, я с председателем правления банка обсуждаю сберегательный вклад Президента нашей страны… или финансирование секретнейшей сделки по доставке в Антарктиду энного количества пуховых телогреек отечественного производства… Ой, да мало ли что я мог еще важного по телефону обсуждать!

Слава богу, у меня ума хватило тогда не выступить, зато в этот раз его не достало. К слову сказать, до этого у меня не случилось подобных проколов, а тут аж два, да еще подряд — небывалое явление в моей адюльтерской биографии.

Вот что это — потеря головы или утрата нюха?

Конечно, можно сказать, что это закономерный конец любой подпольной деятельности. Но это было бы справедливо в том случае, если бы я этим занимался систематически, то есть являлся профессионалом, а то ведь у меня это единичные случаи… ну или почти единичные. И здесь можно констатировать, что я дилетант, а потому попался опять–таки закономерно. Однако так прокалываться, имея за плечами двадцатичетырехлетний милицейский стаж и из них почти десятилетний — оперативной работы, это сущий позор на мои милицейские седины!