Призрачно все...

Она внезапно разрыдалась так, что упала в истерическом припадке на пол и выгнулась дугой. Павел, как мог, удерживал ее. Откуда-то появились медсестры со шприцами, кто-то прикатил «каталку».

«Неужели все из-за меня?!» — отпечаталось в его мозгу после того, как Ольгу увезли в психо-соматическое отделение.

Много раз потом он будет вспоминать эти ее крики, заплаканные глаза, дрожащие пальцы…

Вход и выход

Призрак снова стал призраком, сбросив, словно легкую ветровку, пылающую мальчишескую оболочку. Правда, в этот раз все было иначе: его зафиксировали. Будто оказавшись в перекрестье ночных прожекторов, он стал не властен над своими перемещениями, как раньше. Неведомая сила увлекла с потрохами внутрь земли. Пронзая пласт за пластом, он подумал о том, что его злоключения, кажется, заканчиваются. Остается — привкус чего-то безвозвратно утраченного, чего он так и не обрел. По-прежнему не ощущая земной тверди, Изместьев вскоре перестал различать подробности того, что проносилось мимо: сгустки туманов или галактик, — какая, в принципе, разница.

Впервые за последнее время призрак задремал. Если так можно назвать легкое, сродни наркотическому, опьянение нескончаемым полетом. Очнулся в небольшой искрящейся сфере без пола и потолка. Что находится там, за пределами летящего шара, — увидеть было невозможно. Но шар однозначно мчался на бешеной скорости.

Немного освоившись в новой обстановке, призрак заметил, что кроме него в сфере находятся два облака. Совершенно новое явление — искривление пространства, проявляющееся в виде не совсем понятного дефекта зрения, сгустка, туманности, — доктор со временем начал воспринимать спокойно.

Поразительным было то, что с каждой секундой очертания одного из облаков становились четче, прорисованней, другое же меркло, растворялось. Буквально через пару минут доктор узнал одного из своих спасателей из недавнего прошлого: Клойтцер с внешностью Поплевко медленно проступал из небытия, словно речной утес из тумана.

Пока изображение не «откристаллизуется», разговаривать с ним было бесполезно: спасатель находился явно в другом времени. Излишне упоминать, что доктор не мог «пощупать» облака, так как сам был на тот момент бесплотным призраком. Зато он мог мысленно общаться с ними… Пусть пока в одностороннем порядке. Но сдерживаться было невозможно. Эмоции, что называется, хлестали через край. За последние несколько дней их накопилось столько, что сердце простого смертного не выдержало бы. Возможно, именно с этой целью Изместьев и был призраком. Чтобы сохранить здоровье. Свое и окружающих.

— Мы о чем договаривались? — телеграфировал он Клойтцеру всеми фибрами своего сохранившегося на тот момент потенциала. — О том, что я перемещусь под самый новый год 85-го, в свою семью… А меня куда закинули? В какую тьму-таракань? В тело какой-то колхозницы, черт-те куда!.. У которой муж — алкаш, свекровь парализованная…

— Не только об этом мы договаривались, — голос Клойтцера напоминал своей монотонностью гудение осеннего ветра в проводах. — Одним из главных условий было выполнение моей миссии, если вы помните. А конкретно: предотвращение аборта у небезызвестной вам дамы. Пусть эта особа легкого поведения, но тем не менее. Подчеркиваю, это было главное. И этого не произошло: аборт состоялся.

Весь словарный запас призрака испарился в считанные мгновения. Он вспомнил, с какой скрупулезностью Клойтцер уточнял, тем ли ребенком беременна путана, не передумает ли она в ближайшем будущем. Ему требовались гарантии. Но… Почему тогда произошел аборт? Кто посмел? Разработанная Ворзониным методика дала сбой? Это его сектор работы, его профиль. И — такой облом!

— Но почему? Почему она сделала аборт? — недоумевал призрак. — Ворзонин убедил ее… Хотя проститутки — такой народ…

— То, что я вам сейчас сообщу, все равно будет стерто из вашей памяти. Я могу не сдерживаться в терминах. Вопрос об аборте, конечно, интересный. Только исправить уже ничего нельзя, к сожалению. — Клойтцер-Поплевко плавал в своем облаке, как в мыльном пузыре, периодически поглядывая на облако Савелия. Очертания последнего к тому времени практически совсем исчезли… — Итак, вы были пристроены в ближайшую освободившуюся оболочку. Одна из миллиона рожениц отключилась во время родов… Так вы стали женщиной, и полностью исчезли с экранов радаров. Впрочем, вы на них не особо и маячили до этого. Затерялись в материальной суете. За все, что произошло с вами в дальнейшем, вы должны благодарить вашего коллегу Ворзонина.

— Каким образом он мог на это повлиять? — Изместьев вдруг вспомнил, что увидел в тетради Павла, когда витал над ним в классе в далеком 84-м. Головной мозг в разрезе соседствовал с перемещением во времени. Неужели его однокласснику удалось как-то совместить несовместимое?! Возможно ли такое? — Про то, что я стану Акулиной-роженицей, что меня из роддома заберет муж Федунок, он не мог знать! Никто бы в 2008-м об этом не догадался!

— Это ему и не требовалось. Главное — ваш коллега знал о вашем желании исправить кое-что в своей жизни с помощью изменения прошлого. И решил помочь в этом. А заодно и провернуть чудовищный эксперимент с применением нейро-лингвистического программирования. Чем спутал не только ваши, но и наши карты. Но вникать в это вам сейчас преждевременно, так как коллега ваш сотрет подобные нюансы из памяти. Даже не напрягайтесь!

— Как это, сотрет? — замотал призрачной головой Изместьев. — Я что ему — листок бумаги? Да пошел он знаете куда!

— Начнем с того, что без Ворзонина вам не вернуться в две тысячи восьмой. Он включит сознание, адаптирует вас к реальности. Это его прерогатива, лучше его никто не сделает. Вам нужен выход, неужели вы не понимаете? Войти в данное состояние вы смогли, а о выходе кто побеспокоится? И я уверен, что, обретя свое настоящее тело, вы не будете помнить ничего из того, что мне сейчас столь злобно телеграфируете. Так лучше я скажу вам все это потом, после вашего пробуждения! Тогда это будет в сто раз эффективнее.

— Как-то не верится во все это.

— Советую принять, как аксиому, — безапелляционно продолжал пришелец. — И продолжать наслаждаться вашим состоянием. Очень скоро этот ручеек памяти будет отсечен от русла реки, и вы ничего не будете помнить. Это отработанные технологии, не мне вам разжевывать.

— Хорошо, хорошо, — согласился Изместьев с услышанным. — Но тогда объясните мне популярно, зачем вы сейчас мне помогаете? Какой мотив ваших поступков? Проститутка сделала аборт, гений не появится на свет.

— Помогаю я не столько вам, сколько себе. Вернее, своему времени, своему народу… Всему человечеству. — Поправил Изместьева пришелец, то и дело посматривая на пустоту, образовавшуюся на месте облака Савелия. Он продолжал беседовать с доктором, но сосредоточиться на сути ему было все труднее. Его явно притягивала пустота, и это раздражало Изместьева, так как вопросы в его голове вылуплялись, словно головастики из икринок.

— При чем здесь все человечество? Что за бред вы несете? Лучше скажите, зачем меня в эту жуть втянули…

— Провести вас сквозь катастрофу в горах было необходимо потому, что случай с Кохабером — единственный, сохранившийся в анналах истории. И выцепить вас в данном облике у горящего остова с кучей трупов — единственная возможность как-то локализовать в безвременье мироздания. А, значит, и вернуть в реальность 2008-го года. Других точек пересечения просто нет! Что касается ваших призрачных злоключений, то факт превращения вас в призрака, и то, что реальная Акулина вернулась домой — стопроцентное подтверждение разрыва континуума.

— Не узнаю я вас, дружище, — признался Изместьев. — Какую ересь вы несете! Каким-то другим вы были, когда брали с меня разные там подписки и бумаги…

— Еще бы! — воскликнул Клойтцер, плавая вокруг облака Изместьева, словно молодой ерш возле наживки. — Между тем моим полетом и этим лежит фактически треть жизни. Я уже говорил, что меня отстранили от полетов. И подобной возможности я удостоился совсем недавно. Я фактически старик, по вашим меркам начала 21-го века. Прошло почти 25 лет с тех пор. Что касается ереси, то лучше вам не вникать во все это.