Берлинская ночь (сборник)

– Как вы спите? – спросил он.

– Плохо. Часа два в течение ночи.

– У вас случаются кошмары?

– Да, и к тому же я не люблю сыра.

– Бывают ли периодически повторяющиеся сны?

– Ничего особенного.

– А что вы скажете о своем аппетите?

– О нем не стоит и говорить.

– Ваша сексуальная жизнь?

– Такая же, как и аппетит. Не стоит упоминания.

– Вы много думаете о женщинах?

– Постоянно.

Он сделал несколько записей, потеребил свою бородку и сказал:

– Я прописываю вам витамины и минеральные вещества, в частности магний. Кроме того, я собираюсь посадить вас на бессахарную диету, вы будете есть много сырых овощей и морскую капусту. Мы поможем вам избавиться от некоторых ядов в вашем организме с помощью очищающих кровь таблеток. Рекомендую также делать упражнения. Здесь есть прекрасный бассейн, и вы даже можете попринимать ванны из дождевой воды, что замечательно укрепит ваши силы. Вы курите? – Я кивнул. – Попытайтесь на какое-то время отказаться от курения.

Он захлопнул свою записную книжку.

– Ну что ж, все это должно улучшить ваше физическое здоровье. В процессе лечения посмотрим, не сможем ли мы добиться каких-нибудь улучшений в вашем психическом состоянии с помощью психотерапевтического воздействия.

– А что такое психотерапия, доктор? Простите, но я думал, что наци заклеймили ее как декадентство.

– Нет-нет. Психотерапия – это не психоанализ. Она не имеет никакого отношения к области бессознательного. Все это хорошо для евреев, но совсем не подходит для немцев. Как вы сами сможете убедиться, психотерапевтическое лечение никогда не проводится вне зависимости от телесного здоровья. Наша цель – устранить симптомы психического заболевания путем изменения установок, которые привели к его возникновению. Установки зависят от личности человека и от того, как этот человек взаимодействует со своим окружением. Ваши сны интересуют меня только с одной стороны – снятся ли они вам вообще. Пытаться вылечить вас путем истолкования ваших снов и выявления их сексуального смысла было бы, говорю вам совершенно искренне, просто глупостью. Что касается декадентства, – он дружески усмехнулся, – это проблема евреев, а не ваша, господин Штраус. Для вас сейчас самое главное – хорошенько выспаться. – Он взял свою сумку с инструментами, вытащил шприц и маленькую бутылочку и поставил ее на тумбочку у кровати.

– Что это? – спросил я нерешительно.

– Гиосцин. – Он протер мою руку ватой, смоченной в спирте.

Я почувствовал, как по руке начал разливаться холод, будто мне впрыснули жидкость для бальзамирования. Через секунду после того, как я осознал, что мне придется ждать следующей ночи для обследования клиники Киндермана, я ощутил, как нити, связывающие меня с реальным миром, ослабевают, и поплыл, медленно удаляясь от берега, а голос Майера доносился откуда-то издалека, и я уже не разбирал, что он говорит.

После четырех дней пребывания в клинике я почувствовал себя гораздо лучше, чем последние четыре месяца. Помимо витаминов и диеты из морской капусты и сырых овощей, я принимал гидротерапевтическое и натуротерапевтическое лечение, а также солнечные ванны. Исследование радужной оболочки моих глаз, ладоней и ногтей показало недостаток кальция в моем организме; обучали меня также приемам аутогенного расслабления. Доктор Майер лечил меня по методу Юнга, который он назвал «тотальный подход», и предлагал атаковать мою депрессию электротерапией. И хотя я еще не имел возможности обследовать клинику Киндермана, я получил новую медсестру, настоящую красотку по имени Марианна, которая помнила, как Рейнхард Ланге лечился в этой клинике в течение нескольких месяцев, и продемонстрировала полную готовность рассказать о своем хозяине и делах в клинике.

Она разбудила меня в семь часов, держа наготове стакан грейпфрутового сока и такое количество таблеток, которое выписывают, наверное, только ветеринары.

Наслаждаясь изгибом ее ягодиц и размером ее покачивающейся груди, я наблюдал, как она раздвигает шторы, чтобы впустить в комнату яркий солнечный свет, и мечтал, чтобы она с такой же легкостью обнажила свое тело.

– Как вы себя чувствуете в такой замечательный день? – спросил я.

– Ужасно, – скривилась она.

– Марианна, кажется, все должно быть наоборот. Это мне полагается чувствовать себя ужасно, а вы должны спрашивать меня о моем самочувствии.

– Простите, господин Штраус, но мне осточертела эта клиника.

– Ну что ж, почему бы вам не присесть вот здесь, рядом со мной, и не рассказать мне обо всем. Я очень хороший слушатель, особенно если дело касается чужих проблем.

– Я уверена, что вы и в других делах большой специалист, – сказала она, смеясь. – Нужно будет добавить брому в ваш сок.

– А что толку? Я уже ношу в себе целую аптеку. Не думаю, что еще одно лекарство что-нибудь изменит.

Это была высокая, атлетически сложенная блондинка из Франкфурта с каким-то нервным чувством юмора и довольно самоуверенной улыбкой, свидетельствующей об отсутствии скрытности. Что было очень странным, учитывая ее несомненную привлекательность.

– Целую аптеку! – фыркнула она. – Несколько витаминов и кое-что, чтобы помочь вам заснуть. Это ничто по сравнению с тем, что прописывают другим.

– Расскажите мне об этом.

Она передернула плечами.

– Им дают таблетки, чтобы помочь проснуться, и стимулирующие вещества, чтобы справиться с депрессией.

– А что дают гомикам?

– А, этим... Им обычно давали гормоны, но они не помогают. Сейчас применяют лечение, вызывающее к этому отвращение. Но что бы они там ни говорили в Институте Геринга, любой доктор в частной беседе скажет вам, что основные ее причины трудно устранить. Киндерман должен это знать. Думаю, у него самого рыльце в пуху. Я слышала, как он рассказывал одному пациенту, что психотерапия устраняет проявление невроза, возникающего на почве гомосексуализма, и помогает пациенту перестать обманывать себя.

– Тогда ему следует опасаться статьи 175.

– А что это такое?

– Статья в германском Уголовном кодексе, которая рассматривает гомосексуализм как уголовное преступление. А как обстояли дела с Рейнхардом Ланге? Его тоже лечили только от сопутствующих проявлений невроза?

Она кивнула и села на край моей кровати.

– Расскажите мне об этом Институте Геринга. Он имеет какое-нибудь отношение к Толстому Герману?

– Матиас Геринг – его двоюродный брат. Институт для оказания психотерапевтической помощи существует под покровительством Геринга. Если бы не это, в Германии почти не осталось бы приличных заведений, где лечат психических больных. Наци уничтожили бы психиатрию только потому, что ее цвет составляют евреи. Все это – сплошное лицемерие. Многие психиатры продолжают тайно выписывать труды Фрейда, осуждая его публично. Даже так называемый Ортопедический госпиталь СС около Равенсбрюка – не что иное, как психиатрическая лечебница СС. Киндерман работает в нем консультантом, являясь при этом одним из учредителей Института Геринга.

– А кто же финансирует институт?

– Трудовой фронт и военно-воздушные силы.

– Ну конечно! Разменная монета Премьер-министра.

Глаза Марианны сузились.

– Послушайте, вы задаете слишком много вопросов. Кто вы, полицейский или что-нибудь в этом роде?

Я встал с кровати, надел халат и сказал:

– Что-нибудь в этом роде.

– Вы расследуете здесь какое-нибудь дело? – Ее глаза расширились от возбуждения. – Что-нибудь, в чем замешан Киндерман?

Я открыл окно и на минутку высунулся из него. Приятно вдыхать утренний воздух и даже запахи, доносящиеся с кухни. Но сигарета еще приятней. Я достал последнюю пачку из-за оконного выступа и закурил. Глаза Марианны с неодобрением задержались на сигарете в моей руке.

– Здесь нельзя курить, вы знаете?

– Я не знаю, замешан ли в этом деле Киндерман или нет, – сказал я. – Именно это я и хотел выяснить, ложась сюда.

– Ну, тогда вам нечего меня опасаться, – с жаром заверила она. – Мне наплевать, если с ним что-нибудь случится. – Она встала, сложив руки на груди, ее лицо приняло жесткое выражение. – Он негодяй. Знаете, несколько недель я работала все выходные, потому что больше было некому. Он сказал, что заплатит мне вдвойне и наличными, но до сих пор ничего не заплатил. Вот какая он свинья. А я купила себе платье. Это, конечно, глупо, надо было подождать. Теперь я задолжала квартирной хозяйке.