Большая Засада

Они пели песни Омолу, хлопали в ладоши в ритме опаниже, плясали танцы духов болезни, упадка, бессилия, черной оспы и духов-врачевателей, которые охраняют от чумы и сглаза, прогоняют смерть. Тисау, бьясь головой об пол, приветствовал их и вручил им жертву — кровавое подношение. Он просил Обалуайе дать ему сил, чтобы победить сглаз и порчу, которые затыкали ему рот, связывали руки, душили.

Еду подали на жестяных блюдах: каждому духу — его собственный, еще дымящийся деликатес. Атото, Омолу! Для того, кто насылает немочь и дарует здоровье, — поросенок и жареная кукуруза. Оке, Ошосси! — король Куэту, хозяин леса, охотник. Для него пака, тейу и два кутиа. Для Шанго, повелителя грома и молнии, черепаха и амала: «Као-кабиесси!» А для Ошала, Оришанла, великого духа, отца всех и вся — полдюжины гигантских лесных улиток, а еще ямс и кукуруза, и все без соли, как он любит и как ему пристало. Дымящиеся блюда встали на пежи перед фетишами из соломы, железа, дерева и камня — перед шашара [94] Омолу, луком и стрелами Ошосси, двухсторонним топориком Шанго, пашоро Ошала.

И сверкнула тогда молния, и послышался гром, рык ягуара и пумы. Погасшие звезды снова засияли на кроваво-красных небесах. Янсан приплыла на черном облаке, оседлала свою лошадь, выхватила нож и эрукере, испустила воинственный клич и сплясала танец войны и победы. Она сжала Тисау в объятиях, прогнала окружавших его злых духов, очистила его тело от хворей. Это длилось одно мгновение, не больше, и Рессу снова надела шлепанцы.

Теперь Каштор Абдуим был защищен с семи сторон, и все дороги открылись для него.

Умащенные кровью с головы до ног, взяв кусок мыла, они пошли искупаться в реке. По дороге Рессу рассказала:

— Говорят, Баштиау белит дом перед праздником.

— Каким праздником?

— Как это, каким? Праздник — тот день, когда она решит жить с ним. Хотя, по моему разумению, ему она не достанется. Теперь уж точно… — Она верила в силу чар, в действенность подношений.

Они вымылись мылом, почистили черепаховый панцирь. Тисау пообещал в благодарность за помощь:

— Я сделаю из него чашу, чтобы ты хранила в ней свои четки.

Рассекая воду, они нырнули вместе, тела соприкоснулись. В лучах солнца они предались прекрасной игре — никто не железный, и из любой искры может разгореться пламя. Тисау думал о Диве, она не выходила у него из головы. Рессу — без всякой задней мысли, исключительно из чистого удовольствия. Не в первый раз, такое уже бывало, но в гамаке, а не в речных водах.

— Ну, только если она дура… — прошептала Рессу.

Они вернулись в кузницу, чтобы посолить мясо, и разделили его на куски для друзей — для Турка, Короки, Алтамиранду, старого Жерину и других. Тисау родился щедрым.

— А для кумы Ванже? — подначивала его Рессу.

— Отнеси ты, если хочешь. А я нет. Есть вещи, которые нельзя купить ни деньгами, ни подарками. Любовь не товар.

Когда Рессу ушла, то из дверей своей кузницы негр Каштор Абдуим, восстановивший прежние силы, бросил взгляд на тот берег реки, где жила эгоистичная гордячка. Он решился: пойдет на встречу к ней с открытым забралом и, к добру или нет, возьмет в руки, чтобы повалить в гамак и показать, чего стоит влюбленный негр. Настало время поставить финальную точку в этой истории, из-за которой он разнюнился как настоящая размазня. Нужно сделать это, прежде чем белый с голубыми глазами опередит его, обойдет на повороте. Атото, Омолу, отец тоски и черной оспы, силы и здоровья, атото, отец мой Обалуайе!

Каштор Абдуим перешел на другой берег: скоро ему не нужно будет перебираться по камням и мочить ноги в протоке. Лесорубы, нанятые полковником Робуштиану де Араужу, уже валили деревья и пилили стволы, которые Гиду и Лупишсиниу со строгальщиками должны были превратить в бревна и доски для задуманного ими моста. Полковник усомнился, что эти два мастера столярного дела смогут справиться с таким масштабным делом, и предложил прислать опытных ремесленников из Итабуны. Лупишсиниу, уже построившего склад какао и загон для скота, такое предложение обидело. В конце концов, полковник прекрасно знал, что он на самом деле умеет.

— Вложитесь лучше деньгами, полковник, а все остальное доверьте нам.

Полковник дал денег, капитан Натариу да Фонсека тоже поучаствовал кое-какой суммой, и скоро переправа через реку станет совсем легкой и безопасной. Год назад, когда сюда приехал народ из Сержипи, кто мог подумать, что тут такой прогресс начнется — и мост, и мельница!

Что касается мельницы, то строительство подходило к концу. Баштиау да Роза с двумя подмастерьями уже почти завершил стены, Лупишсиниу с сыном Артурзинью уже практически отшлифовал пресс. На стройке крутилось множество женщин: Ванже с невестками, сиа Клара, жена Жозе душ Сантуша с дочками — мельница строилась как раз на границе земель, принадлежавших двум семьям. Посадки и хозяйство Алтамиранду начинались чуть дальше, но Сау с матерью Даш Дореш тоже помогала. Сау хотела, чтобы Зинью научил ее работать рубанком, а Зинью в свою очередь рассчитывал научить ее пользоваться более тонким инструментом. Женщины таскали камни, стряпали, переговаривались и перемигивались с мужчинами. Каштор не видел Диву в этой суматохе, где же она была? Может, в поле. Негр сел на землю и поздоровался со всей братией.

— Доброго всем денечка!

Подошла старая Ванже:

— И тебе пусть Бог пошлет доброго дня, сеу Тисау Рессу нам принесла четверть паки — сказала, твоя добыча. Пусть Господь тебе вдвое больше пошлет. — Она махнула в сторону стройки: — Ты видишь? Скоро сами муку молоть будем, и со стороны привозить не понадобится. Как только первой муки намелем, пришлю тебе бейжу. [95]

Баштиау да Роза, с руками и грудью, перепачканными известкой, тоже подошел перемолвиться парой слов:

— Первый дом, который я выстроил здесь из камня и извести, был твой, ты помнишь? Я уже строил здесь из кирпича, дерева, глины и даже из соломы. Я сделал сушильни, загон для скота, да чего только не сделал! В этих краях нужно уметь все понемногу, каким-то одним ремеслом не прокормишься. Когда закончу это работу, то стану плотником, помогу мост строить.

Он складно говорил и умел завлечь любого, кто его слушал, будь то мужчина или женщина:

— А как мост закончим, я хочу поставить новый дом для сеньоры Ванже. Чтобы вытащить ее из той дыры, где она живет. Разве не так, бабуля?

Заговорив о планах, они оба рассмеялись — старуха и каменщик. Баштиау да Роза привлек к себе Ванже и обнял:

— Хороший народ здесь, Тисау.

Вот уж хитрец этот Баштиау да Роза, кого хочешь, объегорит. Глаза у него голубые, волосы светлые — прямо гринго! Ну и что с того? И даже это не могло бы заставить Тисау сдаться, поджать хвост и отступить.

Он как раз хотел спросить, где Дива, когда увидел ее прямо у себя перед носом — она тащила на голове булыжник, придерживая его руками. Потная, с разгоряченным лицом, она казалась еще красивее! Заметив Каштора, она остановилась и улыбнулась:

— И вы здесь? Вот уж не ожидала. — Она опустилась на землю подле него.

— Я пришел, чтобы тебя повидать. Я сделал для тебя абебе.

— А что это?

— Веер Иеманжи? Никогда не слыхала об этом?

Никогда. Она в первый раз об этом слышала и понятия не имела, что это. У нее были другие святые, христианские. Они приплыли из Европы на носах каравелл. В Сержипи на энженью и плантациях они смешались с богами Тисау, прибывшими из Африки в трюмах кораблей работорговцев. И все же Дива мало знала об этих тайнах и хитросплетениях.

— Веер… У меня его не было никогда.

Настоящий веер, похожий на те, что изящно и элегантно демонстрировали коленопреклоненные сеньоры на воскресных мессах в Мароиме? У нее было много соломенных веерков — они помогали от жары и чтобы разжечь огонь.

— А где?