Поводок

ве пуститься по новому кругу.

– В какой гостиной? – спросил я.

– Твоя мебель в стиле Наполеона III, дорогуша. А ты и не знал? За семь лет ты бы мог все-таки хоть краем глаза посмотреть на обстановку. Ей, конечно, занимается твоя жена? Де-ко-ра-ции! – сказал он по слогам.

Слово за слово, мы оказались в знаменитой гостиной, я открыл бар, достал бутылку и две рюмки. Кориолан уселся на заскрипевший под ним диван и улыбнулся бутылке. Тут мы и услышали звонок и голос Одиль в прихожей.

– Месье Шатель! – Она говорила погромче, чтобы предупредить нас. – Месье Шатель! Какая приятная неожиданность!

Вот и тесть пожаловал, чтобы все уладить! Я стремительно передал свою рюмку Кориолану и сел напротив, коленки вместе, как у школьника. Школьник-воришка. Красочная иллюстрация того, что не чувствовал я здесь себя дома и никогда мне здесь не было по себе.

– А дочь моя дома? – раскатисто гудел голос моего жуликоватого тестя.

Вдруг я припомнил, что он прикарманил себе все мое состояние, и слегка приободрился. Но он уже входил в комнату, словно разъяренный бык, мимолетом бросил на меня оскорбительный взгляд и начал в упор рассматривать удобно расположившегося на диване Кориолана.

– Месье?..

– Сеньор! – подхватил Кориолан, вставая во весь свой без малого двухметровый рост, словно специально демонстрируя роскошный траурный костюм, который я только сейчас на нем заметил. На свою свадьбу я действительно подарил ему черную тройку, которую, не считая сегодняшнего случая, он надевал еще только дважды: на похороны хозяина скобяной лавки и на какую-то странную церемонию в Школе Изящных Искусств. По-моему, он производил очень хорошее впечатление даже и на моего тестя, отвесившего ему довольно-таки почтительный поклон.

– Месье Шатель и сеньор Лателло! – сказал я, удваивая "л" и ставя ударение на "о" в фамилии Латло, где все, от отца до сына, работали грузчиками при переездах с квартиры на квартиру в XIV округе. – Месье Шатель – отец моей жены, – уточнил я для Кориолана, – а месье Лателло – полномочный представитель фирмы «Грамофоно» в Мадриде – уступка авторских прав на мою песню.

– Месье! – произнес мой тесть, и взгляд его вспыхнул при мысли о грядущей сделке.

– Сеньор! – отозвался Кориолан, сделав шаг вперед, но тесть не отступил, и я восхитился храбростью, которая скрывалась за его грубой оболочкой.

Я немного тревожился, как бы он не распознал в Кориолане грустного пьяницу, любителя горничных, который чуть было не расстроил свадьбу его дочери; но тогда он лишь мельком видел в темноте какого-то типа «под мухой», развалившегося на кушетке, со всклокоченными волосами, с помятым, лыбящимся лицом, не имеющего ничего общего с испанским джентльменом, сидящим на диване в квартире на бульваре Распай.

– El padre de la senora Laurens? <Отец сеньоры Лауренс? (исп.)> Обеими руками Кориолан вцепился в руку моего тестя.

– Да, – пробормотал несчастный, – да! Yo soy... I am... я el padre... моей дочери! You <Я... я... отец... Вы... (исп., англ.)> ...Вы