Шесть черных свечей

— На все. — Джедди пододвигается поближе к священнику, не оставляя места для двусмысленности. Ресницы у нее скромно опущены. Никакой демонической силы в ней уже как бы и нет.

— Ну вот. И подходят они к дверям церкви, — рассказывает Старая Мэри.

— Церкви Святого Августина? — уточняет Бойль.

Все разом кивают, словно какой-то единый загадочный механизм.

— Чтобы набрать окурков, — вставляет матушка и делает Старой Мэри знак продолжать.

— И тут в тумане вырисовывается фигура. Тетушки останавливаются, а фигура-то движется прямо к ним. Тяжелая поступь эхом отражается от стен зданий.

Энджи тяжко топает по полу. Все вокруг сотрясается. Старая Мэри взглядом останавливает ее. Роль рассказчицы переходит к Донне.

— Но зданий тетушкам уже не видно — такой густой опустился туман. Правда, бабушка?

Старая Мэри кивает и подхватывает:

— Тетушки уже и понять хорошенько не могут, где находятся. А цоканье все ближе и ближе…

— Тетушкам уж стало казаться, что они потеряли в тумане дорогу и поднялись на вершину какой-то горы, — говорит Энджи. — На вершину горы поднялись в тумане…

Слово опять берет Старая Мэри:

— Они стояли и смотрели. Во мгле слышалось только цок-цок-цок. И вот фигура мужчины выныривает из тумана. На нем цилиндр и фрак.

— Цилиндр и фрак, отец, — произносит Линда с придыханием.

— Одет с безукоризненной элегантностью, — сообщает священнику Венди.

Старая Мэри продолжает:

— Словно принц. Мэри и Лиззи поразились, какие у незнакомца яркие глаза. Роста он был очень высокого.

— Вот такого вот. — Энджи становится на диван и вытягивается во весь рост.

Дирижерская палочка переходит к матушке.

— В те дни в Тяп-ляпе человека во фраке, кроме как на поминках и свадьбах, можно было встретить только в ломбарде.

— «Добрый вечер, сударыни», — вкрадчиво шепчет незнакомец. Произношение у него такое, что не вдруг определишь, из каких он мест, — снова вступает Старая Мэри.

— «Д-д-добрый вечер, сэр, — бормочет в ответ Лиззи и автоматически делает реверанс. — Не п-п-продадите ли сигаретку?» — И матушка, изображая Лиззи, сама делает книксен.

Рассказ, как это всегда бывает, превращается в спектакль.

— Незнакомец улыбнулся им, — вставляет Старая Мэри.

— Скорее осклабился, — уточняет Линда.

Донна и Линда демонстрируют Бойлю тупые ухмылки. Эстафета переходит к Старой Мэри:

— Мэри покраснела и оглянулась. Кругом никого, только фонари да какой-то пьяный распевает вдалеке «Виски в кружке».

Венди принимается исполнять «Виски в кружке», но под укоризненными взглядами остальных умолкает. Импровизация — дело хорошее, а вот выпендриваться ни к чему.

Старая Мэри продолжает:

— Улыбнулся и отвечает: «Сигареток вам продать, сударыни? Да что вы. Я лучше сделаю. Я дам вам сигареты даром».

Старая Мэри поднимается с места, желая сама кое-что изобразить. Кэролайн хоть и не участвует, зато отвлечется от своей драмы. Это хорошо.

Старая Мэри изображает следующую сцену истории.

— Черная рука лезет во внутренний карман фрака и достает портсигар. Из чистого золота, отец, из чистого золота. Тетушки стояли словно зачарованные. Только представьте себе, отец, только представьте. — Старая Мэри достает из кармана воображаемый портсигар. — Он так и сверкал в темноте. Даже туман не мог скрыть его блеска.

Энджи и Джедди встают и превращаются в Мэри и Лиззи. Старая Мэри отступает в тень, чтобы, пока она рассказывает, все внимание слушателей было сосредоточено на Энджи и Джедди.

— Щелк — крышка открывается, а внутри все выстлано мягкой материей, словно в гробу. Незнакомец медленно протягивает им портсигар. Мэри старается рассмотреть, что же под блестящей крышкой, и видит, что в портсигаре полным-полно сигарет. Ряды за рядами. Незнакомец предлагает им самим взять сколько надо. Лиззи опять приседает и берет две штучки. Из вежливости.

Джедди делает книксен и вытаскивает из воображаемого портсигара воображаемые сигареты.

— Затем Мэри протягивает свои загребущие лапы, набирает по полной горсти сначала в одну руку, а потом в другую и прячет в складки платка.

— Будто портсигар бездонный, — поясняет Донна.

— Будто он бесконечный, — шепчет Линда, и дыхание ее пресекается.

Энджи изображает, как жадная Мэри хватает все эти сигареты и прячет в складки платка. Старая Мэри продолжает повествование. Механизм запущен, и его уже не остановить, даже если захочешь. Бойль не смог бы встать с дивана, даже если бы сам Господь был ему в помощь.

— Мэри все тащит и тащит сигареты из портсигара, а их количество не уменьшается. Они стоят рядами, будто маленькие тела. Незнакомец смеется, и глаза его на мгновение вспыхивают огнем.

— Будто у него в голове пылает огонь, святой отец, — говорит матушка.

Старая Мэри зловеще смеется. Мужчина, сидящий на диване, не имеет ничего общего с человеком, который час назад постучал в дверь Кэролайн и степенно представился. Старая Мэри изображает голос дьявола:

— «А не желаете ли, сударыни, выкурить сейчас со мной по сигаретке?» — говорит незнакомец шелковым голосом, будто священник. Извините, отец, я не хотела вас обидеть.

— Ничего, ничего, продолжайте. — Рассказ захватил Бойля.

Кэролайн вручает Старой Мэри зажигалку, чтобы Джедди и Энджи могли разыграть следующую сцену. Когда все готово, Старая Мэри продолжает:

— В глазах у мужчины прыгают красные звездочки. Он протягивает руку с зажигалкой Лиззи. Она берет сигарету в рот и прикуривает. Пламя зажигалки освещает всех троих. При свете видно, что мужчина чертовски красив.

— Такого красивого мужика вы никогда не видели, отец. Красивее, чем парашютист на рекламе «Излишества», — уточняет Джедди.

За спиной Джедди и Бойля Донна катится на коляске к двери. Старая Мэри повествует дальше:

— А кожа у него на лице так и отсвечивает. Прикурив, Лиззи затягивается. Мэри вертит свою сигарету в руках. Лиззи выпускает струйку голубоватого дыма, которая пробивается сквозь желтый туман.

Энджи выпускает в потолок струйку дыма. Все вытягивают шеи и в полном молчании смотрят на дым. Где-то в глубине сознания шевелится мысль, что сейчас неплохо бы ножичком да по вытянутой шее. Тут Донна выключает свет. Бойль так и подпрыгивает от неожиданности, и Девочки смеются над ним. Когда смех стихает, Старая Мэри продолжает:

— Пламя гаснет, и их снова окутывает тьма. Незнакомец поворачивается к Мэри и опять щелкает зажигалкой.

Донна включает свет.

— При свете видно, что он усмехается.

Бойль беспокойно озирается. На лицах у всех Девочек широкие ухмылки.

— И тут Мэри замечает, что у него зловонное дыхание.

— Прямо-таки смрадное, отец, — развивает мысль Джедди.

— Как помойка, — содрогается Линда.

Старая Мэри говорит:

— Она нагибает голову, чтобы прикурить. Пламя у незнакомца в руках так и полыхает. Все прилично, все вежливо. Глаза Мэри скользят вниз по черному шелку его фрака. Вы уж извините меня, отец, если я не так выражусь. Пах… Бедра… Колени… Острая, как бритва, складка на брюках… Брюки отглажены идеально до самого низа.

— Ей нравились мужики, отец, — мурлычет Джедди.

Энджи срывается с места и выбегает на кухню, бормоча: «Иисус, Мария и Иосиф» — и еще какие-то слова из той же оперы. Бойль вертит головой, пытаясь понять, где рассказ, а где реальность. Кэролайн это по душе. На какое-то мгновение она забывает про Бобби, забывает о своих бедах, забывает о голове в морозилке. Присутствие сестер оказывает свое лекарственное действие — боль улетучивается.

Старая Мэри рассказывает дальше:

— Лиззи смотрит на незнакомца, и… либо она сама начинает съеживаться, либо незнакомец растет на глазах.

Джедди жмется Бойлю к ногам и вся скукоживается.

— Отблески пламени дрожат у него на лице. Делается страшно. Даже дух захватывает, до чего страшно, — не остается больше никаких чувств, только чистый страх. И тут снизу доносится звук. Что-то цокает по брусчатке — и Лиззи переводит взгляд вниз.