Стеклянная тетрадь

Очень рада, что Вы откликнулись, приятно было пообщаться. У нас тут взахлёб читают и обсуждают «Тропу». И ещё есть какая–то у Вас книга, я название забыла, об освоении Сибири — тоже интересная тема! Теперь всё.

Наташа — Чёрная Волчица. г. Сумы, Украина.

8.09.2006

Наташа, приветствую Вас!

Тот факт, что Вы не можете найти моих книг на Украине, говорит лишь подтверждает мои подозрения, что издатели не очень–то обеспокоены вопросом распространения книг, хотя вслух и все хором они жалуются на плохую систему реализации, но в действительности не прилагают серьёзных усилий, чтобы их книги попадали в регионы и другие страны.

Насколько я помню, все мои «индейские» книги, выпущенные издательством «Детектив — Пресс» в 2001 году доползли до Новосибирска лишь три года спустя. А ведь это территория России, а не дальнее зарубежье.

Что я могу сказать про мой псевдоним…

Мечтаю сочинить какую–нибудь красивую легенду о том, как где–нибудь высоко в горах или глубоко в лесу мне было откровение — заговорил со мной олень или пичужка какая–нибудь и сообщили мне моё имя. Или, например, во время поездки по Америке я разговорился с индейским шаманом и от него получил имя, за которым стоят века печальной индейской истории. Но — увы! — ничего такого не было.

Имя Дремлющий Ветер я получил на одном из Пау под Питером. Подробности теперь уже вряд ли вспомнятся, но точно помню, что имя пришло одному человеку во сне: якобы была какая–то мистическая встреча на переправе через ручей, и духи будто бы сказали, что на этой переправе живёт ветер и что–то ещё и ещё в этом роде. Если выбросить все «вокруг да около», то духи велели передать мне, что меня зовут Дремлющий Ветер и что вскоре мне предстоит стряхнуть с себя дремоту и вот тогда–то…

Не знаю, наступило ли это «тогда–то», но на следующий год я написал «Тропу».

На вопрос — как мне удаётся собрать материал воедино — ответить трудно. Я баловался сочинительством с детства, но профессионально занялся литературой не так давно. «Тропа», «Хребет Мира» и в первую очередь «В поисках своего дома» — книги писателя–любителя. Я не выстраивал сюжеты, даже не догадывался, куда они заведут меня. Я просто погружался в атмосферу, обрастая какой–нибудь сценой, от которой можно было бы оттолкнуться, и понемногу начинал двигаться. А куда — Бог весть… Появлялись новые персонажи, о чём–то говорили, что–то делали. Когда их становилось много, они волей–неволей спутывались своими судьбами, и вот тогда–то я мог уже поиграть ими. Но важнее всего для меня было желание поделиться моими чувствами, переживаниями, сомнениями, родившимися по мере погружения в историю Дикого Запада. Попасть туда, примерить на себя то зло и добро, которое культивировалось в мире индейцев и трапперов — вот была задача. Поговорить о жизни и смерти, о любви и ненависти. Разумеется, огромное влияние на сюжет и краски моих книг оказывают этнографические подробности, которыми я буквально оброс во время изучения истории и этнографии степных индейцев. Они в прямом смысле слова давят на меня и требуют выхода. Поэтому их так много. Они правдивы, но случается, я позволяю себе добавить некоторые штрихи от себя или перебросить что–нибудь из одного племени на другое, если это «выгодно» для сюжета. Но это касается только конкретных персонажей, а не племён в целом. Я ни в коем случае не переиначиваю историю и не перекраиваю традиции народов.

То, о чём я позволяю себе рассуждать, и многие описываемые мной сцены нередко вызывали в среде индеанистов протест. Я наслушался всякого. И прежде всего, пикировки в мой адрес происходили в связи с тем, что я позволил себе прикоснуться к сексуальной жизни туземцев. Для многих эта область была табу, отсюда и резкость суждений. Но остался на своих позициях. Мне хочется, чтобы мир индейцев в моих книгах был не раскрашенной картонкой, а многогранным и живым, более многогранным и более интересным, чем наша «цивилизованная» жизнь, даже если на самом деле он гораздо скучнее и грязнее. Мне нравится создавать мир, в который читателю захотелось бы уйти.

Мне вообще нравится, когда перед людьми распахиваются двери в большие и разные миры. Сам обожаю уходить в них.

Вот, пожалуй, и всё, что могу рассказать на эту минуту.

Андрей Ветер

Здравствуйте, Андрей!

Так приятно было вас наконец–то услышать по телефону! Наверное, как человек не особо зрячий, я давно уже начала придавать значение голосам и интонациям, поэтому больше слушала. Это было приятно ещё и потому, что общались Вы со мной нормально, без всякой звёздности. Не обижайтесь, просто сталкивалась уже с такими — чуть брошюрка какая вышла — и уже нос воротят, своих не узнают.

Судя по всему, Вы произвели на нашего шефа неизгладимое впечатление — едва ли не большая часть его интервью о поездке в Москву была связана с Вами, честно — без лести! По–моему, он от вас в восторге и от подаренных Вами книг тоже. Он кое–что успел уже прочитать в поезде и взялся пересказывать сюжет. Очередь на прочтение уже увеличилась вдвое. В общем, в Сумах вас читают, поздравляю!

И я Вам очень благодарна за такой щедрый подарок — я даже не предполагала, что посылка будет такой большой! С меня причитается и не спорьте! Мне ещё никто не писал таких прекрасных слов, честно! А ещё мой начальник назвал Вас моим другом, и мне это было приятно. Конечно, Вы старше меня, но только настоящий друг может сделать то, что сделали сейчас Вы. Я этого не забуду!

Я Вам желаю всего самого наилучшего и поскорее дописать третью часть «Коридоров событий» на радость всем нам! Очень уж любопытно — что же будет дальше?

С уважением, Наташа Волчица.

01.05.07

Привет, Андрей!

Мне привезли твою книгу «Во власти мракобесия» (это всё, что было в книжной лавке на данный момент). Сразу скажу, это мой первый опыт читать что–то из художественной литературы, зная лично (хотя бы в детстве) автора. Это меняет восприятие и больше похоже на разговор, чем на чтение. Ты прав, можно разговаривать и таким образом. Только я не могу ответить так же.

Конечно, я бы хотел прочесть что–нибудь более художественное, ну скажем, философское или просто о жизни и любви… хотя атмосферу ты передал точно, я со всем этим соприкасался (на более низком уровне, конечно), поэтому всё знакомо.

В одном фильме (не помню, как называется) один слепой герой (его играл Аль Пачино) сказал, что есть люди просто хорошие, которые делают добро, потому что знают, что это хорошо, а есть люди целостные, которые делают добро, потому что не могут иначе… Вот мы и живем еще, пока такие люди рождаются…

Может, буду в Москве на Новый год, тогда сам найду и другие твои книги… Мне ужасно интересно…

Саня Болдин

15.11.07

Саша, здравствуй.

Извини, что не ответил сразу — тут какая–то непролазная суета вдруг образовалась (издатели, планы, развод с издателями, перекройка планов и т. п.)

Да, я согласен с тобой, что читать книгу, написанную знакомым человеком, — это накладывает особый отпечаток.

Если в двух словах о «Мракобесии» и вообще всей этой милицейской трилогии, написанной в соавторстве со Стрелецким, то она не совсем отражает мой стиль. С профессиональной точки зрения я с задачей справился, но у меня во многом были связаны руки, потому что главная сюжетная линия была строго оговорена. Ну и всякие мои интересы типа этнографии и эротики тоже не могли там найти своего места.

Ты говоришь о философии. Тут уж я даже перебрал, потому что главный упрёк в адрес этой трилогии был такой: ну разве менты умеют так рассуждать? Разве они читают Сенеку или Миллера? Так что приходилось сдерживать себя.

Если дойду у тебя руки до «Белого духа», то там ты найдёшь гораздо больше. И там уж я писал от души — от моей и только моей души.

Буду счастлив, если тебе понравится.

Буду рад увидеться с тобой, когда заглянешь в Москву.