Женская собственность. Сборник

С тех пор прошло больше года. Я ушел из своего комбината, где проработал больше пятнадцати лет, и перешел в научно-исследовательский институт биохимии. В институте самые совершенные холодильные установки, напичканные электроникой, в которой я ничего не понимаю, меня считают плохим специалистом и при первом сокращении штатов наверняка сократят. От всех переживаний у меня открылась язва желудка, я уже дважды лежал в больнице, и меня, как хронического больного, поставили на диспансерный учет в поликлинике, и я, как стоящий на диспансерном учете, с большим основанием могу брать больничный лист и поэтому чаще всего сижу с дочерью дома, когда она болеет…

Я получил бутылочки с детским питанием, завернул их в старый свитер, уложил в коляску и пошел домой.

Я выкатил коляску со своей дочерью из подъезда и двинулся к пункту «Детское питание». Меня нагнал старикан в короткой дубленке, тоже с коляской.

— Внук, внучка? — спросил он бодро.

И я как будто получил нокаут, все соображал, но ответить сразу не мог. Значит, меня приняли за деда. Конечно, я был в старом полушубке, в валенках, не побрился, а в последние полгода я сильно поседел. А старик заглядывал в коляску и ждал ответа.

— Девочка, — ответил я.

— Недавно на пенсии? — спрашивал старик.

Я кивнул. Он шел рядом и предлагал обменяться телефонами: пенсионеры должны объединяться.

Но я уже не мог ему сказать, что мне всего сорок лет и что это не внучка, а дочь: я его возненавидел сразу, мгновенно, я его готов был убить.

Навстречу нам шел молодой милиционер с рацией и пистолетом. Я вдруг подумал: можно напасть на милиционера, отобрать у него пистолет и застрелить вначале пенсионера, а потом выстрелить в себя. Но тут же решил, что вряд ли справлюсь с молодым массивным милиционером, да и если у меня окажется пистолет, я не знаю, как им пользоваться. Я служил в армии в строительных частях и несколько раз стрелял только из автомата, а как стреляют из пистолета, видел только в кино. Как я понимал, любое оружие должно быть предельно простым в обращении, но пистолет наверняка на предохранителе, а чтобы определить, где предохранитель, даже для технически образованного человека, как я, надо какое-то время.

Милиционер шагнул в сторону, пропуская нас с колясками, снисходительно улыбнулся нам: гуляйте, мол, старики, гуляйте, ваше дело теперь гулять с внуками.

ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ

Рассказ

Он любил спать в кровати матери и ненавидел свой диванчик: узкий и жесткий. Отец же верил, если мальчик будет спать на твердом, то привыкнет к будущим превратностям суровой мужской жизни. К тому же жесткая постель не должна располагать к онанизму, за этим занятием родители застали его в шесть лет. Но когда отец и мать развелись, он по утрам в субботу и воскресенье, когда мать спала до полудня, приходил к ней досыпать. Постель пахла материнскими духами, он заползал в ватную нору, прижимался к матери, горячей и чуть влажной, понимая, что это и есть счастье. Он просыпался так трудно и неохотно, что мать, прежде чем уйти на работу, поднимала его, тащила в ванную и подставляла под струю холодной воды. Мать всегда торопилась, не застилала постель, и, когда она уходила, он, уже одетый, ложился в ее постель и обычно просыпал первый урок. Учителя пропуски отмечали в его дневнике, вызывали мать, и она стала отводить его в школу, и отводила так все десять лет.

Других недостатков у него не было. Он ходил в магазин за продуктами, вечерами сидел дома читал книги или смотрел с матерью телевизионные сериалы. Он помогал готовить обед, борщ у него получался лучше, чем у матери, особенно ему удавались котлеты, сочные и воздушные.

Мать любила вязать у телевизора, и он без обучения, перенимая движения спиц, научился вязать. Ему вообще нравилась механическая работа, он любил вскапывать землю на дачном огороде, к двенадцати годам он стал рослым и сильным, но его били более худые и маленькие мальчишки. Он не любил драться. Мальчишки, наверное, получали удовольствие, что били его, он был на голову выше их и килограммов на десять тяжелее.

— Ты почему не даешь им сдачи? — спрашивала мать. — Ты ведь сильнее их!

Он не возражал матери и по-прежнему приходил домой с синяками.

Мать не выдержала, вышла во двор с битой, довольно тяжелой палкой, которой выбивают городки, и отделала драчунов. От него отстали.

Учился он хорошо и поступил в авиационный институт, но не стал специалистом по плазменным двигателям, которые вносят коррекцию в полет ракеты, потому что так и не смог заставить себя вставать, и пропускал лекции. Экзамены за первый курс он не сдал. Его отчислили и призвали служить в армию.

В армии, учитывая короткий срок службы, уже научились использовать хоть и небольшие, но все-таки навыки, накопленные за первые восемнадцать лет. Их выстроили на плацу, и майор начал опрос:

— Кто умеет водить автомобиль, два шага вперед!

С десяток парней вышли из строя.

— Кто хоть что-то понимает в телевизионной и радиоаппаратуре, и может ее ремонтировать?

Вышли из строя пятеро.

— Кто умеет готовить пищу?

Вышел только он. Его послали на трехмесячные курсы поваров. Вначале он работал в солдатской столовой, потом в офицерской для летчиков, через полгода он стал старшим поваром и заимел сразу двух любовниц.

В офицерской столовой официантками, посудомойками, уборщицами работали вольнонаемные женщины. Когда официантка, перед тем как уйти из столовой, положила в свою сумку брусок масла и пачку какао, он потребовал вернуть продукты.

— Я поняла, — сказала официантка.

Она прошла в подсобку, сняла трусики и легла на стол. До этого дня у него не было женщины. То ли он свою первую мужскую акцию совершал не очень умело, то ли официантка торопилась домой, но она предложила поменяться местами. Теперь он был внизу, а она сверху. Ему даже понравилось, что все за него делали женщины, он лежал, закрыв глаза, и ждал восхитительных моментов накатывания оргазма.

После демобилизации из армии он месяц отдыхал, спал до полудня, готовил для матери и себя обед и ужин, в булочной покупал еще горячие булки, в пункте видеопроката брал кассету с новым фильмом. Он не любил фильмы с погонями и стрельбой, предпочитая комедии и любовные истории, чтобы в конце фильма хороший герой женился на голубоглазой блондинке.

В авиационный институт он не вернулся, а пошел работать в «Русское бистро».

Он предпочитал вечерние смены, по утрам он по-прежнему плохо вставал. Он заставлял себя вставать, пил кофе, читал газету, снова ложился и вставал уже после полудня.

Он всегда был высоким, а в армии он еще подрос и раздался в плечах, а сейчас, отпустив бороду, напоминал викинга. Когда он шел по улице, маленькие девочки на него даже оглядывались, таких красивых дядей они видели только в кино.

Как всякий русский мужчина, он считал, что жизнь у него начнется только после армии, ношение военной формы — это рубеж между детством и взрослой жизнью и, конечно, появится голубоглазая блондинка, у них будет любовь, сексуальные отношения с официанткой и подсобницей он любовными не считал. Ожидая любви каждый день, он пропустил ее появления, но она его увидела сразу. И потому, что был новым работником в закусочной, и потому, что он возвышался среди низкорослых поваров. Некоторое время она рассматривала его и, может быть, в эти секунды решила, что он будет отцом ее детей. Она почти не пересматривала решений, если их принимала.

Он увидел ее рядом, маленькую, худую, остроносенькую, тонкогубую, в очках с тяжелыми линзами, и пожалел: надо же родиться такой некрасивой. Когда он жалел женщин или детей, то всегда гладил их по голове, он гладил подсобниц и официанток в армии, когда те плакали от нормальных женских бед: то муж бил, то дети болели. И ее он погладил. Как бы утешая за некрасивость.

— Ты чего меня гладишь? — спросила она.

— Захотелось, — ответил он. Это был почти искренний ответ.

— Он что, идиот? — спросила она старшего повара.