Земля обетованная

Она перешла мостик, ведущий к восьмиугольному бару с конической стеклянной крышей и непрезентабельным входом. Ей действительно хотелось пить. Одного быстрого взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что молодой человек и не думает отказываться от поставленной им себе цели. Она вошла в дверь и тотчас же почувствовала себя ограбленной — чувство, испытываемое ею всякий раз, когда она входила одна в незнакомый бар. Молодой человек вошел следом за ней. Хильда на расстоянии чувствовала, что его просто ломает от волнения. Помог им разрешить проблему бармен.

— Садитесь за любой столик, — с ирландским акцентом, не слишком любезно сказал он, — кто-нибудь подойдет и примет у вас заказ.

Решив, что они пришли вместе, он помог Хильде собраться с духом — какого черта, почему бы ей и не поговорить, в виде исключения, с незнакомцем? Они неловко уселись за неудобный столик.

— Меня зовут Хильда, — сказала она.

— Дэвид, — пробормотал он.

На ту же букву, мелькнула у нее мысль и за ней другая: о господи!

— Дэвид, — повторил он и затем, словно вспомнив какой-то древний обычай, протянул ей правую руку. Хильда подала свою. Они обменялись рукопожатием.

Она подумала, что годится ему в матери.

Но ведь ему хватило нахальства… преследовать ее? В общем-то да.

— Можно, я попытаюсь угадать, чем вы занимаетесь? — спросила она.

— Пожалуйста. — Лицо его прояснилось. Ее манера держаться придала ему храбрости. Ясно, что не проститутка. И еще он сразу почувствовал, что она славная. Вблизи гораздо лучше, решил он с высоты своих девятнадцати лет. Слишком худа, пожалуй, и выражение лица натянутое… но это его не беспокоило. Вот глаза хороши, живые, веселые и — как он надеялся — обещающие. И грудь тоже лучше при ближайшем рассмотрении. Он отвел глаза, только когда Хильда — на ней было тоненькое летнее платье и под ним отличный атласный бюстгальтер — кашлянула.

— Студент?

— Да…

— Догадаться нетрудно. — Она улыбнулась ему. Он слегка успокоился; глаза снова скользнули к ее груди и замерли, упершись в нее, как ракетный снаряд, летящий к цели. — Что же вы изучаете?

— Что? — Он неохотно поднял глаза, но обнаружил, что созерцание ее лица тоже может доставлять удовольствие. — Учусь на инженера, — сказал он, чуть помолчав.

— Итак? — Рядом с ним возник бармен, теперь в образе официанта: записная книжка в руке, порхающий карандашик, глаза рыскают по темнеющему парку в надежде обнаружить что-нибудь занимательное.

— Мне… Что вы будете пить? — спросил Дэвид.

— Полпинты горького пива, пожалуйста, — сказала Хильда.

— Полпинты горького и… — Дэвид помолчал, — и еще раз полпинты горького пива.

— Две полпинты горького! — Сказано это было с неизъяснимым презрением. Возможно, в мечтах он был владельцем бара, где посетители пьют коктейли из розового джина и шампанского, «дайкири» и виски с лимонным соком и куда на закате стекаются завсегдатаи — и тогда уж дым стоит коромыслом. А вместо этого он застрял в «стекляшке» в Гайд-парке, подавая полпинтами горькое пиво ничем не примечательным людям.

— Кажется, мы окончательно упали в его мнении, — сказала Хильда весело. У нее снова появилась уверенность в себе. Вот поболтает с ним, уплатит за себя и затем, теперь уже скоро, пойдет через парк к станции метро.

Дэвид начал оправляться от приступа застенчивости, напавшей на него как раз в тот момент, когда он решил, что дело на мази.

— У вас что, вошло в привычку преследовать женщин в парке? — весело усмехнувшись, спросила Хильда.

— Нет! — Дэвид вспыхнул. — Вовсе нет! — сказал он с горячностью.

— Разве что двух, ну, скажем, трех?

— Почему вы спрашиваете?

— Потому что хочу знать, — спокойно ответила Хильда. — Итак? — Она посмотрела на него. — Или я — первая?

Она побоялась, что он надуется и нагонит на нее скуку. И, чтобы предотвратить это, ободряюще улыбнулась ему.

— Нет, — признался он, взвесив все «за» и «против», — вы не первая.

— И случалось, что дело выгорало?

— Две полпинты горького. — Пиву сопутствовала тарелка с подсоленными орешками, и официант широко раскрыл глаза, глядя, как рука Дэвида, автоматически дернувшись к ней, ухватила пригоршню. Пока он сыпал орехи в рот, Хильда достала фунтовую бумажку, и официант взял ее.

— Не надо! — с трудом выговорил Дэвид с полным ртом соленого арахиса. — Не надо! Я сам. Я заплачу.

Руки с узловатыми пальцами отчаянно метнулись к карманам брюк. Пиджака на нем не было, только оранжевого цвета рубашка с отложным воротничком, явно казавшаяся ему верхом шика; не обнаружив ничего в карманах брюк, он переключил поиск на оттопыривающиеся нагрудные карманы. Мешали пуговицы. Пальцы путались в монетах, карандашах и прочем мелком барахле, которым были набиты карманы.

К тому времени как он нашел нужный банкнот, Хильда и официант закончили расчеты.

— Вы должны позволить мне заплатить, — сказал он.

— Почему? Я получаю жалованье. А ваша стипендия, наверное, не так уж велика. Будем здоровы.

Она подняла свой стакан и отпила теплого пива.

— Большое вам спасибо. — Он поднес стакан к губам и чуть не в один глоток осушил его.

— Итак, — сказала Хильда, решив несколько остающихся минут посвятить дознанию, — что же случилось с другими женщинами?

— Не было никаких других, — ответил он. — Я только… пытался. Пытался, не скрою… И раза два… ведь если женщина гуляет в парке одна, может это означать, что она ищет компанию, так же как и мужчина? Вполне может. Значит, не такой уж грех попытаться. — Его глаза снова скользнули вниз к ее груди, и под этим тоскующим взглядом грудь ее вдруг потеплела. Оборонительная тирада оживила немного его лицо, выражавшее до этого лишь напряженную застенчивость и настороженность. Красивый мальчик, с удивлением подумала Хильда, и зачем ему понадобилось таскаться по парку за женщинами?

— Зачем вы это делаете? — спросила она. — Мне кажется, вы без труда могли бы найти себе подходящую пару.

— Не так-то это просто, — быстро ответил он и тут же замкнулся, так и не сделав признания, которое — как ей показалось — намеревался сделать. Значит, так. Ей выпала роль духовницы. Она успокоилась немного и допила свое пиво. Он понял намек и, отчаянно сигнализируя надменному ирландцу, оповестил его, что требуется повторить. Почти половина девятого, подумала Хильда, побуду здесь еще минут двадцать, а затем на автобус; доберусь до дому примерно без четверти десять: принять ванну, поесть немного, проглотить снотворное и надеяться на лучшее. Обычно она тщательно продумывала, как занять вечер, не полагалась на волю случая, как сегодня: слишком опасно — еще разыграются мысли, поддашься сожалениям, обнаружишь, что кругом тебя пустота. Пришлось срочно искать выход, и она нашла его, связавшись на пробу с этим гипотетическим искателем приключений. Однако не все ее мысли были отданы ему. Она со страхом подумала, что снова вступает в фазу, когда мысли о Дугласе — что у нее с ним было? что могло бы быть? что еще может быть? — принимали форму навязчивой идеи. До сих пор она удачно отгоняла подобные настроения, но уверенности, что сможет делать это и в дальнейшем, у нее не было.

— Желаю удачи! — сказала она и, глядя на мальчика, сидевшего напротив, приподняла низенький толстый стакан. Он улыбнулся в ответ, довольно самоуверенно, и предложил ей сигарету.

— Итак, — продолжала допрашивать Хильда, видя в таких вопросах единственную возможность вести с ним сколько-нибудь интересный разговор, — вы считаете, что не так-то просто найти себе пару?

Дэвид нахмурился и не ответил. Хильда не обратила на это внимания.

— Трудно учиться на инженера? — с искренним интересом спросила она.

— Приходится много заниматься, — хмуро ответил он. — Ну и потом, учебное заведение, где этому учатся, называется политехникум, а всякие пижоны и пижонки, которых на гуманитарные науки тянет — и чему там учиться, не представляю, — они все в университете. Я долблю разные предметы, до умопомрачения, а потом иду в компанию, где на инженеров смотрят как на простых механиков, разве чуть повыше. Да моя собственная мать считает, что закончив учение, я стану чем-то вроде старшего механика в гараже. А учиться очень трудно. Много всяких теоретических предметов, практические занятия трудны до черта, потому что оборудование второсортное. Все деньги тратятся на полезных граждан, изучающих социологию, или роман с большой буквы, или философию с большой буквы, или вообще черт знает что.