"Я есть кто Я есть"

Первым, кто предпринял попытку выяснения связи между религией и политикой, между требованиями нравственности и реальными условиями жизни, был философ Моисей Мендельсон (1729-1786), прозванный евреями Третьим Моисеем, а христианами – Вторым Платоном. Предмет его интереса, так же как и история его жизни (родившийся в гетто горбун, он вырастает в самого уважаемого и влиятельного мыслителя современной ему Европы) – представимы лишь при тех новых политических условиях, которые были названы выше. Что же касается основной, знаменитой идеи Мендельсона, которая, по словам И.Канта, "возвестила великую реформу не только в жизни одного еврейства, но и всех народов", идеи о несовместимости нравственности (религии) и политики (государства), – она восходит к врожденному критицизму еврейского духа и является начальным пунктом еврейского проекта политически-социального преобразования мира. Великий реформаторский смысл этой мендель-соновской идеи применительно к судьбе евреев выразился именно в том, что отныне утвержденное цивилизованным миром размежевание религии и государства предоставляет им шанс пользоваться полными гражданскими правами, не переставая быть евреями.

Между религией и государством – очевидное и принципиальное различие. Государство диктует и принуждает; религия учит и убеждает. Государство издает законы; религия предлагает заповеди. Государство обладает физической" силой и при необходимости ее использует; сила религии в любви и милосердии. Государство не признает непокорного или неверного и выбрасывает его вон; религия принимает его к груди и даже в последние мгновения его земной жизни пытается – отнюдь не всегда открыто – наставить его на путь истины или хотя бы утешить. Одним словом, государство обладает ограниченными правами, тогда как права религии неограниченны.

Иерусалим

Применительно ко всему человеческому роду вряд ли можно говорить о наличии настойчивого прогресса и неуклонного движения к совершенству. Напротив, имея в виду человечество в целом, то и дело приходится убеждаться, что оно подвержено всего лишь бесконечным и еле заметным колебаниям из стороны в сторону. Никогда еще человечеству не удавалось продвинуться вперед хотя бы на несколько шагов без того, чтобы вскоре не оскользнуться и молниеносно скатиться на прежние позиции. Большинство народов словно бы оцепенели и застыли на прежних ступеньках цивилизации, навеки завязли в непроглядном мраке ушедших веков, брезжущих сегодня неясным светом, еле достигающим наших ослабевших глаз. Время от времени какая-то горстка людей вспыхивает ярким светом, ослепительной звездой, и рвется вперед; но путь, на который она вырывается, упирается в круг, возвращающий их в исходное место или неподалеку от него.

Человек движется вперед, но человечество постоянно мечется из стороны в сторону, словно бы стиснутое стенами. Оно топчется все на той же ступеньке морального развития, держится все тех же представлений о вере и неверии, об истине и пороке, о счастье и беде.

Там же

Иудейство исходит из признания внутренней свободы религиозного убеждения; вот почему древнее истинное иудейство не представляет собою свода тех обязательных догм или символических книг, которые каждый верующий должен принимать на веру. Иудейство вообще предписывает не в е р у, а только знание и познание; оно требует лишь внимания и любви к своему учению, и в сфере иудаизма каждому позволено мыслить, сомневаться и ошибаться на свой собственный лад, не подвергаясь при этом обвинениям в ереси. Право наказания вступает в силу только тогда, когда дурная мысль переходит в действие. Почему? Потому что иудейство -не религиозное откровение, а откровение в области законодательства: первая его заповедь гласит не: "должно верить в это и не верить в то", но: "должно делать это и не делать того". В конституции, данной Богом, государство и религия едины; отношения человека к обществу и Богу сливаются воедино и никогда не должны противоречить друг другу.

Там же

Без истин, признанных всеми религиями, счастье является не больше, чем пустой мечтой. Без Бога и Провидения, без загробной жизни человеколюбие – не что иное, как слабость, а доброжелательность – почти нелепица, в которой люди пытаются убедить друг друга, дабы в конце концов простодушный мучился, а хитрец роскошествовал и ликовал.

Там же

Поскольку религиозно-нравственные истины необходимы человеку, как воздух, постольку они являются врожденными и не нуждаются в доказательствах. Они вечны, как истины математические. Несомненность синайского откровения основана на авторитете и силе подлинной традиции, которая является непреложным и очевидным историческим фактом. Вечные истины и истины исторические различаются по своим источникам, но по степени своей достоверности они равнозначны.

Там же