Березовый компот

— Да хватит кормить нас сказками про гражданский рай! Давайте честно признаем: в России эта модель не работает.

— Да почему же? Из чего это следует?

— Да из фактов. Не работает — это факт.

— Если бы нашему обществу столько лет не ввинчивали в темя эту чудовищную вертикаль…

— Собственно, ничего плохого в вертикали нет. Другой вопрос, в чьих она руках.

— Ах, какая оригинальная мысль!

— Ваши предшественники успели нам напомнить, что бывает, когда власть слаба. Когда страной рулит безответственная, антинародная либералистическая элита.

— Но вы передергиваете…

— Не перебивайте. Если русские не сформируют жизнеспособную нацию, в которой родится новая, русская — подчеркиваю — русская элита… осознающая историческую ответственность… Тогда любые дальнейшие проекты обречены на провал.

— Да что же вы все об элите талдычите?! С элитами у нас все в порядке: куда свалился миллиард-другой, там и элита. На любой вкус и цвет. Неужели вам не очевидно, вы ведь образованный человек: Россия больна не дефицитом элит. А дефицитом гражданственности. Людям нужно привить чувство страны, научить их тому, что страна такая, какие мы. Никакая элита не заменит чернового гражданского труда.

— Ну, довольно утопий! Для либеральных игр достаточно других мест, более к тому приспособленных. Хватит, с Россией поиграли достаточно.

Заранее подготовленные и даже отрепетированные перед зеркалом фразы давались Мальникову нелегко: про отжившие стереотипы мышления, про здоровье коллектива, про ответственность и командный дух. Но Александр Иванович выслушал Мальникова с легкой полуулыбкой на лице, как если бы тот рассказывал сущую чепуху, выслушивать которую скучно, но нужно — согласно должностной инструкции. Рассеянный вид безопасника сбивал Мальникова с толку. Хотелось остановиться и спросить:

— А что, собственно, ты так смотришь? Прошляпил торчка, а теперь смотришь…

Взять пакетик со стола, потрясти перед его чекистским носом.

Вообще Мальников во время этого разговора чувствовал себя так, будто он ненароком переселился в тело Тани-уборщицы и докучает самому себе, временно расквартировавшемуся в теле Александра Ивановича.

— Поэтому он и ночной буфет себе потребовал, — закончил Мальников свой доклад. — После курева, говорят, аппетит зверский. Так говорят.

Потянулась гнусная пауза.

— Вы не курите? — рассеяно спросил Александр Иванович, когда Мальников закончил, и, поймав его недоумевающий взгляд, энергично замахал руками. — Нет-нет, я про сигареты. Ха-ха. Про табак!

— Не курю, — отрезал Мальников и засобирался. — Пойду. Сегодня большое меню…

— Не курите? Молодец, молодец. А я, увы, никак. Пытался бросить много раз. И никак.

Беседа вышла скомканной — а он так нервничал, репетировал…

— Да посидите еще, — как-то суетливо, по-стариковски стал уговаривать Александр Иванович. — Может, чайку? Куда вы сразу?

Мальникова окончательно захлестнуло разочарование. Он понял, что перед ним какой-то поддельный безопасник. Не чекист. Обычный предпенсионный старикашка — ветхий, беззубый, живущий грезами о почетных проводах, состоящий в сложных затяжных отношениях с какой-нибудь хронической болезнью. Оболочка. Человек опустевший. В тумбочке у него свои тайные припасы: таблетки, порошки, книга Геннадия Малахова с автографом автора. Несколько раз в день, в рекламных паузах сериалов, ему звонит героически молодящаяся, ни дня в своей жизни не работавшая жена: “Как чувствуешь себя? Лекарства принял?”. И он, если рядом кто-то есть, отвечает рубленым командирским голосом: “Все, Люся, мне некогда. Работа”. Он ревниво отслеживает новости про своих коллег-одногодок: кто уже ушел, кто еще держится. С наработанной годами скрупулезностью он исполняет спускаемые сверху предписания. Но жутко раздражается, сталкиваясь с чем-то, что требует принятия самостоятельного решения.

— Или вам кофе?

— Нет, спасибо, — Мальников встал, придвинул стул, на котором сидел, вплотную к столу. — Много работы.

И пошел к двери.

— А смешно получилось, как я вас спросил: “Вы курите?” — рассмеялся Александр Иванович вдогонку Мальникову.

Вечером снова устроился в совещалке. В гостиной было пусто. Слушать Юрку не хотелось. Посидел минут двадцать и отправился в номер.

Лифт в западном крыле оказался отключен. Их отключали по очереди в профилактических целях. Можно было пройти по коридору до другого лифта. Но Мальников вспомнил, что по окончании “Национального лидера” решил заняться фитнесом. В качестве подготовки неплохо бы побольше двигаться. И он отправился пешком.

Телецентр успел опустеть. В “стекляшке” операторской дежурный играл по Сети в “Новый Сталинград”. Перед входом в “жилую” зону охранник читал толстенный роман с кистенем и лаптями на обложке. Спустившись на первый этаж, Мальников свернул в узкий коридорчик, ведущий к душевым, которые примыкали к здешнему спортзалу. Возле сауны чуть не поскользнулся на влажной плитке. Схватился за ручку и тут же почувствовал, что кто-то толкает дверь с другой стороны. Он отступил, дверь открылась, из сауны вышла Таня. Мальников едва не выругался: всюду она… вот свет клином сошелся…

— Ой, Петр Валентинович! Не стукнула?

Стряхнув мокрые волосы набок, Таня шагнула в коридорчик.

— Не стукнули, — буркнул Мальников и собирался поскорее пройти дальше.

Но Таня стояла так, что обойти ее можно было, лишь вплотную прижавшись спиной к стене.

— Напарилась, прям не могу…

Махровый халат был запахнут небрежно, глубоко открывая ложбинку между грудей. Раскрасневшихся плотных грудей. В прорези брезентовых банных тапок выглядывали пальцы, удивившие Мальникова своей миниатюрностью и ухоженностью.

— Фух, здорово!

Таня склонила голову, двумя движениями скрутила волосы в жгут и выпрямилась. Халат распахнулся еще глубже.

— Спать, Петр Валентинович?

Таня согнула ногу, в разрез халата высунулось колено.

— Спать.

Пояс пополз, полы халата начали расползаться…

— Да что вы себе позволяете?! — закричал он.

В тесном коридоре собственный голос резко шарахнул по ушам.

— Что вы… А?!

Не обращая внимания ни на его крик, ни на распахнувшийся халат, Таня сделала веселые круглые глаза:

— Что?

— Что — “что”?! — выпалил Мальников. — Что, говорю, вы позволяете себе?

— Что позволяю? — она смеялась уже открыто — тихо, почти беззвучно.

Грудь у нее была отменна. Два сочных, слегка курносых, плода. Мальникову свело скулы от желания запихнуть эти плоды себе в рот.

Дальше все случилось само собой.

Дверь в сауну никак не хотела закрываться. Мальников плотно ее прикрывал, но каждый раз, неловко отнимая руку, сам же отпирал локтем.

— Ооой! Умора! — заливалась Татьяна. — Я сейчас от смеха кончу!

Разобравшись с дверью, Мальников ринулся к топчану, на котором уже разлеглась хохочущая Таня.

— Вот ты смешной. Ну, смешной. “Что вы себе позволяете, — передразнивала она. — Что позволяете…”.

Шоу приближалось к финалу. Участников всего двое: Авдеев и Суроватов. Один, насколько понимал Мальников, — русский националист, другой — за свободы и все такое. Участников-то двое, но на передачи стали приглашать уйму зрителей и всяческих “экспертов”. Телецентр во время выпуска очередного программного блока сделался похож на метро в час пик. Массовка перебивалась платным буфетом и кофейными аппаратами. Люди позначительней — бутербродными столами в пустующих гримерках и в совещалке. Наведывались и совсем уже крупные шишки, которым после эфира предлагался приличный ресторанный стол — и большинство из них от стола не отказывалось. Кухня зашивалась: ее штат оказался не рассчитан на нагрузку финального этапа “Национального лидера”. Пришлось даже в срочном порядке нанять двух дополнительных поваров.

Завертелось на полную.

Антон Григорьевич бросил свои попытки освоить матерщину и ругал монтажников длинными интеллигентными фразами. Монтажники злились, огрызались и просили не мешать им работать. После того как в прямом эфире “ВикиРусь” обвалились зрительские сиденья, да еще в секторе, в котором располагались прибалтийские гости, главреж принялся лично проверять все студийные декорации. По пятам за ним побитым псом следовал Вася, проглядевший некачественную сборку перед роковым эфиром.