Березовый компот

— Э, дружище! Только без истерик!

Мальников почувствовал, как Вася теребит его за колено. Открыл глаза, с ужасом понимая: он только что хныкал. Самым постыдным образом. “Хныкал”, — подумал он и покраснел, как мальчишка.

Рядом давился смехом, прыскал куда-то себе в плечо оператор.

— Да ты, братец, совсем расклеился, — сказал Вася и качнул головой — мол, ничего, обойдется. — Телевизор — прибор с вредным излучением. Так мой дед покойный говорил.

Беспорядок в квартире оказался вполне приемлемым: обошлось без раскиданного грязного белья и заплесневелых чашек. Но на всякий случай Мальников решил не оставлять без присмотра оператора — вдруг выхватит что-нибудь, чего он сам не замечает, что-нибудь смотрибельно-гаденькое. Профессионал все-таки.

Проход, который Вася назвал “На работу” — Мальников выходит из подъезда и неспешно, с легкой задумчивостью на лице идет через двор, — сняли с первого дубля. Долго возились с коротеньким монологом, который Мальников должен был произносить, “стоя на своем балконе и весело щурясь от весеннего солнца” — так значилось в сценарии.

— Мне нравится быть в ответе за большое, нелегкое дело. Работать всерьез, по-мужски. Возможно, завтра один из тех, для кого я готовлю, возглавит созданную им партию, а послезавтра — как знать — станет национальным лидером.

Нес противень с окорочками к духовке и чуть не натолкнулся на входившую Аллу. Сразу заметил: секретарь главрежа на нервах. Взгляд затравленный, руки трясутся. Мальников даже предположить не мог, что у Аллы-крепыша может быть такой взгляд.

— Можно у вас стакан воды попросить? — сказала она и показала таблетку — мол, лекарство запить.

Как назло, Мальников был на кухне один. Повара отправились в хозотдел за салфетками и всякой всячиной.

— Да-да. Сейчас, — засуетился он.

Сунул противень в духовку, машинально зажег огонь.

Подавая Алле стакан воды, поинтересовался:

— Трудный день?

Алла не ответила. Проглотила лекарство, уже собралась уходить, но потом огляделась, сказала:

— Простите, можно у вас тут посидеть немного?

— Да сколько хотите.

Он указал ей на стул и ушел в свой кабинет, читать меню.

Через минуту в кухне зазвонил мобильник.

— Да! — с дрожью в голосе ответила Алла. — Хорошо, что ты перезвонил.

Она долго слушала. Мальников даже решил, что она ушла или разговор оказался на одну фразу. Но вдруг услышал:

— Можно я скажу? Сынок, ты только не перебивай, пожалуйста… Я не участвую ни в чем таком… Я просто делаю свою работу. Понимаешь? И это всего лишь шоу…

Сын перебил. Говорил долго. Алла терпеливо ждала, пока он умолкнет.

— Но я прекрасно к ней отношусь. И к ее семье. И… при чем тут это, не понимаю. При чем тут я? Что ты такое говоришь, Витя? Почему ты не сможешь прийти со мной к ним домой? Почему…

Разговор прервался, на этот раз окончательно. Мальников собирался выйти в кухню, но тут раздались рыдания. Алла ревела, а он стоял в дверях и не решался выйти, поскольку понимал, что Алла, не знавшая устройства кухни и не видевшая двери его кабинета, скорей всего решила, что осталась здесь одна. Чуть позже потянуло горелым мясом: включая второпях духовку, выставил слишком большой огонь.

Она уволилась в тот же день. Как-то очень нехорошо уволилась, по статье.

Татьяна заявилась к нему на кухню. Встала в дверях и поманила пальцем. Пораженный ее вторжением, Мальников даже не сразу понял, что это она ему.

— Петр Валентинович, — нараспев позвала Таня.

Повара, к счастью, были заняты и в сторону Мальникова с Таней не смотрели. Он подошел. Татьяна поманила его в коридор. Встала в нескольких шагах от кухни.

— Что такое? — спросил Мальников, борясь со смущением. — Мне, дело в том что, некогда…

Мальникову показалось, что глаза Татьяны смеются, в то время как она старается изображать серьезность. Руки утоплены в карманах комбинезона.

— Хотела с вами посоветоваться, — заявила она, припав плечом к стене.

— О чем?

— Да вот, — Таня вынула одну руку из кармана и раскрыла ладонь.

На ее узкой, с глубоко прорисованными линиями ладони лежал небольшой пакетик с зернистым зеленоватым содержимым.

— Что это?

Хватило беглого взгляда, чтобы распознать содержимое пакета, но Мальников принялся зачем-то пристально в него всматриваться. Даже наклонился пониже.

— Да оно это, оно, — со смешком подтвердила Таня.

Конопля. Анаша. В виде катанки. До этого Мальников видел ее только в школе, у самой отпетой шпаны. Те частенько бравировали перед окружающими всякими запрещенными штуками: ножами, кастетами. И вот еще коноплей.

— Что это вы, Таня? Что… В чем дело? — забубнил он и наконец, с удивлением, будто только что поняв смысл происходящего: — Вы что это, мне?!

Она рассмеялась. Мальников поежился от ядреного Таниного смеха. Огляделся вокруг: в коридорах никого, но метрах в десяти из-под потолка глядела камера.

— Уберите сейчас же, — зашипел Мальников. — Что вы? С ума… что ли…

Таня послушно убрала пакет в карман. Успокоила:

— Да не дергайтесь вы. Оттуда не видно.

— Что происходит, Таня? — нахмурился он.

Она встала на полшага ближе.

— Вчера прохожу мимо комнаты Василия Леонидовича. Смотрю — табличка “Не беспокоить” не висит. Он вообще не чаще, чем раз в неделю, пускает к себе прибраться. А я вроде позавчера у него прибирала…

— Таня, — перебил Мальников. — Не могли бы вы покороче.

— Ну вот.

И Таня подошла еще на полшага. На этот раз духи другие, отметил Мальников.

— Я под кровать пылесосом полезла, слышу — чего-то такое засосало. Ну, внутрь засосало, в шланг.

— Таня…

— Вытащила, смотрю — оно… Я решила в тумбочку заглянуть. Тем более, она слегка приоткрыта. Представляете: полная тумбочка набита. Вот прямо полная. Лежит себе спокойно. Не знаю, сколько… ну, много.

— Таня…

— А все-о… Конец фильма, — качнула игриво головой в сторону спальных номеров, понизила голос. — Василий-то Леонидович наш…

Потянулась пауза. Мальников смотрел на Таню и тщетно пытался понять: чего ей от него нужно, чего она лезет с этой катанкой. В свою очередь Таня смотрела на него с таким видом, будто это как раз таки должно быть понятно само собой.

— Таня, вы почему мне это сейчас рассказали? — как можно строже поинтересовался Мальников.

Беспечно улыбнувшись, она пожала плечами и промолчала.

— Я ведь повар, Таня. Повар, видите? — обеими руками он указал на свой поварской колпак. — Если вы решили… так сказать, доложить — то это ведь не ко мне. Это к Александру Ивановичу. Я-то тут при чем?

Она снова пожала плечами и улыбнулась еще беспечней.

Решив, что пора заканчивать, Мальников развернулся к ней вполоборота.

— Так мне к Александру Ивановичу, Петр Валентинович?

Мальников шагнул было в сторону кухни, но остановился.

В голове его пронеслась вереница неприятных сцен с Васей в главной роли: насмешки, сарказм, шлепки и щелбаны по пузу. Они, правда, закончились. Но ведь могут и возобновиться. Да и что за птица такая — Вася? А очков за его голову можно набрать немало.

“И это надо, — заключил он. — Тоже надо”.

— Ладно, — сказал он, глядя на Танины ноги. — Если вам неудобно. Я просигнализирую Александру Ивановичу. Нельзя же, знаете… в конце концов, это пожароопасно.

Таня сунула ему пакетик в нагрудный карман.

— Еще бы.

Сна ни в одном глазу. Включил телевизор — попал на запись недавнего выпуска “Национального лидера”. Пусть побубнят.

— Потому что государственная несправедливость всегда заканчивается смутой. Вы ведь не хотите смуты?

— А вы?

— Все, чего мы хотим — восстановления справедливости. В этом заинтересованы все. Сильная нация — сытая жизнь. К тому же это наша земля, черт возьми! Надоело напоминать.

— Слушайте, а разве гражданский контроль — не инструмент устроения справедливости? Правда, чтобы пользоваться этим инструментом, нужны граждане… холопы не подойдут, даже самые дисциплинированные…