Синдром Годзиллы

Я возвращаюсь к себе на кровать. В комнате царит беспорядок. На полу валяются учебник по математике и книжка Рю Мураками [6], блок связок-переходников, частью самодельных, и рассыпанная стопка листов писчей бумаги. Наконец-то я откопал приличный сайт о Годзилле. Он снабжен настоящей хронологией, полным списком всех попадающихся в кинолентах монстров и банком фотографий. На сайте приведены подлинные киноафиши, дается сравнение японских и американских версий фильмов, есть подробный разбор содержания всех серий, нашлась даже сатирическая заметка о последнем голливудском римейке и биографии всех режиссеров. Кажется, я всерьез подсел на это.

Пытаюсь привести в порядок свои конспекты. Перелистываю дневник на следующую неделю и вскакиваю как ошпаренный. Я отстаю по всем предметам.

«Влияние Годзиллы на американскую культуру». Фильм Роланда Эммериха, конечно, не имел такого сногсшибательного успеха, какого можно было ожидать от картины с приличным бюджетом, но все-таки он собрал в Штатах ни много ни мало сто пятьдесят миллионов долларов; а если бы кинокомпания доверила съемку какому-нибудь более знаменитому режиссеру, то фильм окупил бы себя гораздо быстрее [7].

Интересно, что может объединять две настолько разные страны: Америку и Японию? То, что одна страна сбросила на другую атомные бомбы? Может быть, «Годзилла» как раз об этом? И если американцы с таким маниакальным упорством переделывают, перелицовывают и переснимают японские фильмы до полной потери первоначального смысла, так, может быть, это потому, что они до сих пор боятся? Это все, о чем я думаю, глядя из окна, как во дворе дрожат листья каштанов.

А между тем завтрашняя контрольная по математике надвигается как катастрофа неслыханного масштаба… Слишком поздно, чтобы что-нибудь изменить. За одну ночь все равно ничего не поправишь. Я принял решение и выхожу из комнаты.

В прихожей я надеваю свой теплый анорак на меху, тот, что я ношу обычно в холодные ночи и пасмурную погоду. Один карман куртки до отказа набит конфетами с нугой и кунжутом, их продают на вынос в китайском ресторане. А в другом я нащупываю пару солнечных очков с треснувшими стеклами. Я чувствую себя мальчишкой и взрослым одновременно, невозмутимым и в ярости. Короче, я готов к неизвестности и смело шагаю навстречу своему будущему.

Годжира

Мы снова сидим на нашей скамейке.

Точнее, я сижу, а Годзилла сидит на спинке скамьи, поставив ноги на лавку. У него в ногах стоит открытый ноутбук, он немного повернут, так, чтобы я мог все видеть, не выворачивая шею. Мы смотрим фильм, японскую версию с субтитрами под названием «Годжира». Фильм вышел в Японии в 1954 году, а в пятьдесят шестом был пущен в прокат в Штатах под названием «Годзилла — король монстров». Фильм длится 98 минут. Он черно-белый и очень простой. Годзилла сметает все на своем пути. Спасать нечего, сражаться тоже не с чем. Общее впечатление: конкретная паника и сильное недоумение.

На нас накрапывает дождь. Гул океана съедает половину реплик, которые не слышны. По дисплею ноутбука струится вода.

Я сижу как загипнотизированный.

Годзилла бормочет что-то шепотом, почти про себя.

Он рассказывает о том, какая паника была после ядерных взрывов. Еще он говорит о родах. До рождения младенцы живут в воде; поэтому человек никогда не должен покидать эту естественную среду обитания. Но, когда младенец рождается, его отрывают от кормящей груди матери-океана и зачем-то отдают обычной матери, которая сама-то хорошенько не знает, что с ним делать. И с тех пор нам всю жизнь не хватает шума волн. «Шум океана, понимаешь, — повторяет Годзилла. — Поэтому я здесь».

Сейчас полночь и пятьдесят минут. Мы с ним одни в целом городе. Небо обложено тучами, луна прокрадывается, как воровка, изредка и украдкой бросая неуверенные отсветы на океан.

Фильм продолжается.

Годзилла наклоняется к самому экрану компьютера.

Он говорит, что переходный возраст и все изменения, которые в это время происходят, это мутации, долгоиграющие последствия ядерного взрыва: цепная реакция, которая наступает из-за превышения критической массы. Ведь для того, чтобы получился взрыв, исходная материя расщепляется надвое: на папу и маму. Угадайте с трех раз, что играет роль детонатора.

16 июля 1945 года, военная авиабаза в Аламогордо. Первая атомная бомба готова к взлету. Звучит признание Кеннета Бейбриджа, командующего ядерными испытаниями, который шепчет на ухо Роберту Оппенгеймеру: «Теперь мы все — сукины дети».

Взрыв.

Хлопает дверца люка. Потом кадр пропадает и пленка обрывается.

Сразу вслед за этим огромная ящерица-мутант выходит из океанских вод, чтобы напомнить людям о преступлении, которое они совершили. Фильм начинается двумя яркими вспышками света: Хиросима и Нагасаки. «Власть, которой обладают мужчина и женщина на земле, одновременно и самая прекрасная и самая потенциально опасная сила на планете. Самая созидательная и самая разрушительная».

«Любовь, что ли?» — подаю я голос.

«Да, — отвечает Годзилла. — Она источник неисчерпаемой энергии. Самое смертоносное оружие на земле. Самое страшное из всех оружий, потому что, когда взрыв случается, ничего уже нельзя изменить. Слишком поздно. Таким путем порождаются на свет все земные создания и чудовища тоже». Годзилла произносит это на одном дыхании. И точно в тот момент, когда он умолкает, экран ноутбука вспыхивает белым светом: раздается звук взрыва и из океана всплывает чудовище. «Повторяй за мной.

Я больше не человек.

Я…»

Мое настоящее убежище

«Ты знаешь, тут есть одно место…» — негромко говорит Годзилла, закрывая ноутбук.

«Место? Какое место?»

Он указывает на что-то, окутанное туманом у подножия скал.

«Видишь там дом? Вилла? Там, где кончаются все пути…»

Я непонимающе трясу головой.

«Ничего, — успокаивает меня Годзилла, — это нормально: поначалу никто ничего не понимает. Скоро пройдет». Он встает. Его логика, полная постоянных метаморфоз, иногда слишком трудна для моего понимания. Но, оказывается, нам надо идти. И чем скорее, тем лучше.

«Нельзя же без конца только кино смотреть».

«А?»

«Б. Ты еще будешь в городе послезавтра?»

Я улыбаюсь.

«Ты же знаешь, я не путешественник. Из дома в школу, из школы — домой».

Зажав ноутбук подмышкой, Годзилла устремляется вперед по Океанской набережной. Я семеню рядом, стараясь не отставать от него.

«У тебя есть план?»

Он тычет пальцем в конец набережной. Туда, где карусель кружится в мерцании огоньков, где клацают флажки на ветру, где гигантское колесо обозрения взрезает туман лучами своей иллюминации. «Все вершится там, — поясняет Годзилла, — и мы пойдем туда. Но только тогда, когда ты будешь готов».

Дни идут

Отец вкалывает в своем аквариуме как одержимый. Он скоро поселится там — приходит все позднее и позднее. Мне все чаще приходится ждать его, чтобы поужинать вместе, иногда я сижу на кухне до десяти вечера.

Я больше не играю в компьютерные игры. Почти все свободное время, пока голова варит, я провожу в Интернете, сидя за отцовским компьютером. Содержание самых удачных сайтов о Годзилле я знаю уже наизусть. Их всего-то штук пятнадцать, не больше. Я даже завел себе специальную папку, в которую сохраняю ссылки на лучшие адреса в Интернете. Я назвал ее «История 39–45», сам не знаю, почему именно так.

Я чувствую, что мало-помалу становлюсь настоящим специалистом по Годзилле. Я обнаруживаю все новые и новые серии, о которых раньше слыхом не слыхивал. Например, фильм «Годзилла против Кинг-Конга», там по сюжету два монстра снова встречаются в Токио, чтобы потолковать по душам. Или «Война монстров», где инопланетяне с планеты X предлагают землянам забрать Годзиллу и Родана к себе в обмен на противоядие от всех земных вирусов. Названия фильмов — одно забавнее другого. А сами фильмы порой сумасшедшие, порой гениальные, но все какие-то нелепые. А главное, их оказалось бесчисленное множество.