Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!

— Интересно рассуждаешь! Что значит любое писание?

— Ну… "желание самовыразиться"… вроде так договорились принимать сочинения людские…

— Пожалуй. Любые сочинения — это "письменные желания авторов втянуть кого-либо в свою веру"!

— И библия!?

— И библия. Чем она отличается от других писаний? — как не согласиться с "зерном истины" в бесовских доводах?

"Святая книга" глубоко въелась в сознание основной массы людей.

Да, бывали в Истории "еретики", кои пробовали доказать отсутствие "святости в писании" и как-то освободить массы от библейской тирании, но они потерпели неудачу. Пример: "Main Kampf" — "еретическое писание" проигравшее сражение с "библией" и укрепившее её:

— "Святая"! — на сегодня ничего не остаётся иного, как только признать писания Моисея "истиной", а всякие нападки на "святую" книгу со стороны маловеров засчитывать чем-то вроде инфекции, коя злее, чем птичий и свиной грипп в паре. Объявить гонителям "святой книги" беспощадную войну! Для успешной "борьбы с ересью" следовало бы воскресить инквизицию, и на сегодня она вроде бы поднимает голову. Новая инквизиция обещает быть иного окраса, но суть её не изменится:

— "Выжечь ересь калёным железом"! — чья инквизиция будет "жестью" — покажет время.

Почитатели "святого писания" верят в его "святость", а конченные грешники, глядя на верующих в "библию", просто и понятно говорят:

— "Хлеб нищих"! — это одни и сложно, а другие:

— "На безрыбье — и хек рыба"!

Проходили века и писаниям Моисея, если авторство "библии" признать за ним, ничего не угрожало. Никто, и ни с какого боку не мог приклеить ни единого слова написанному, ибо при первой редакции "святой книге" была приделана оговорка:

"Всякий, кто осмелится добавить хотя бы единое слово к "писанию" — да будет проклят"! — кем проклят за такую малость — пояснений не было, но подразумевалось, что автором: "право интеллектуальной собственности" в древности соблюдалось куда строже, чем сегодня.

Главной причиной людских бедствий всегда были "уверовавшие".

— Пиши: "одни записывали "умные" мысли для того, чтобы при случае обращаться к ним и устоять против совершения глупостей. Записи "умностей" служили чем-то вроде "Справочника по непредвиденным ситуациям". Авторство "умностей" может принадлежать кому угодно, но если они вписаны в мои свитки из ягнячьей кожи — они мои!. Указывать автора "умностей" никто не думал. Так и появилась "библия".

Другие ничего не писали потому, что были умнее "писателей", умные мысли собственного изготовления считали обычными, рядовыми и не увековечивали на "сефере". Оно и понятно: только в среде дураков умную мысль следует увековечивать, а иначе она может затеряться во времени.

— Жди, когда что-то подобное появится ещё раз!? И появится ли!?

Умному народу не было нужды делать сборники "речений и сказаний старых мудрецов" и такое легкомысленное отношение к собственной мудрости позволило чужой глупости с названием "библия", взять "верхушку".

Уверовавшие говорили о "писании" "благоговейно и с верой":

— Оно вечно и несокрушимо! — ни у кого, и ни на секунду не появилась "греховная" мысль:

— "бог-то ведь чужой! С чего бы ему меня охранять? Я-то не "избранный"!

Спустя тысячи лет после создания "святой книги", русский писатель Михаил Булгаков, в одиночку, без помощи "союза писателей", написал роман о "противнике бога": сатане.

Произведением, не менее могучим, чем "писание Моисеево", Булгаков возбудил мысли и чувства читающей, а затем и смотрящей фильмы, публики: роман настолько "кинематографичен", что обойти его стороной "разбойники с кинокамерой" никак не могли.

Чем велик Булгаков? Открытием: прежние портреты "диавола", их ещё "списками" называют, были всегда "хульными", "мерзкими", "отвратными". Заказ — он и есть заказ: никто и никогда конкурентов "хорошими" не рисовал, и, думается, впредь подобную глупость никто не позволит. Никогда христианская церковь, помимо хулы, ничего иного о "диаволе" не скажет.

В "писании" сказано, что Люцифер когда-то ангелом был, но что произошло между им и "начальником", почему "светозарный восстал на бога" — об этом никто не знает. Полное сходство с "геноцидом": "бьют без объяснения причин".

Булгаков был первым, кто показал "диавола" иным.

На сегодня у "православного" народа, знающего грамоту без пользы, есть выбор:

а) "всем сердцем", но не разумом, продолжать веровать в рассказы о "боге" чужого им Моисея,

б) а роман Михаила Афанасьевича причислить к "богомерзким" и сжечь!

— Для такой работы годится организация с неясным названием "наши" — заметил бес.

Имя писателя "отлучить от церкви (посмертно) и "предать анафеме".

Есть за что подвергнуть писателя каре: вся "верующая" публика в романе — мерзка, а те, кого по "божьим правилам" следовало "предать анафеме и отречься от мерзких деяний" — симпатичны.

Но стоит поменять местами позиции "Булгаков/Моисей" — и картина иная:

если Булгаков силой писательского таланта создал Воланда, то и Моисей для "держания в узде" вечно недовольного израильского народа, мог позаимствовать египетского бога и трансформировать под собственные "текущие задачи". Самому изобрести бога от "альфы" до "омеги", даже и Моисею — было не по силам. Сделать "бога" в одиночку — невозможное дело.

Одновременно с заимствованием бога у египтян Моисей взял на пользование египетскую манеру письма справа налево, "обрезание крайней плоти" и изготовление мумий. К последней позиции израильский народ относился не так фанатично и тщательно, как египтяне.

Через века заблуждение египтян о способах расставания с покойниками ("погребение усопших с верой и надеждой на их будущее воскрешение"), было принято народами Европы вместе с христианством. Каким манером обходились с умершими до "чаем воскресения из мертвых и жизни будущего века" — об этом хорошо и надёжно забыто…

Зачем было "изобретать велосипед" с богом? А "изобретения" и не было: Моисей вырос и получил воспитание при дворе фараона, а там было чему научиться. Вот почему сомнителен факт "явления бога" маленькому, не отягощённому святостью, народу пастухов.

Новые боги появляются в пику старым: у египтян был Осирис и его подруга Изида, много веков "божественная пара" управлялась с египтянами, а бог пастухов, что жили рядом, терпел и помалкивал. А потом "явился Моше и заповедал"… Но перед этим была стычка "богов" в Египте, где, разумеется, победил Иегова, не мог бог "Авраама, Исаака и Иакова" не одержать победу!

Гений Мигель Анджело Буанаротти написал фреску "Страшный суд" ни разу не побывав на "страшном суде". Способность создавать то, чего нет в Природе, дана только человеку, и называется она "гениальностью"…

Моисей излагал "истину о боге" не видя бога, Иоанн написал страшилку "Апокалипсис" глядя в небо, Булгаков отдал дань уважения "князю тьмы" не общаясь с ним по причине отсутствия Воландов в природе.

Гений Булгакова создал Воланда и не менее правдив в рассказе о нём, чем Моисей о боге. "Моисеево писание" может претендовать на "первое место": бог общался с ним дольше, чем Булгаков с Воландом, отсюда такая разница в количестве страниц у Моисея и Булгакова… или у Моисея штат писарей был не в пример больше, чем у Булгакова?

Если верить библии, то бог показал Моисею спину, а Воланд Булгакова прям, открыт, честен и позволил написать с себя словесный портрет. Булгаковский Воланд "не так страшен, как его малюют" и никому из персонажей романа не предлагает "обменять душу на блага земные".

Главная, основная ценность булгаковского Воланда, коя останется за ним навсегда: не торгует осетриной "второй свежести". "Вторая свежесть" — детище торгашей отечества нашего, "вторая свежесть" живёт только в нашей среде и прекрасно обходится без "дьявольских наущений".

Ни Воланд, и никто из его свиты, не пытались приобрести душу ни у единого персонажа романа, но если бы "нечистая" публика удумала произвести "закупки душ" среди столичной публики — сопротивлений и отказов не получила бы и не особо крепко потратилась на приобретения душ обитателей "сердца родины".