Место летнего отдыха

Когда родилась Молли, Кен настоял, чтобы Хелен вернулась к нему. Ко всеобщему удивлению он проявил к ребенку огромный интерес и часто приходил с работы вовремя, чтобы успеть поиграть с ней часок до сна, даже если ему сразу после этого приходилось уезжать обратно в лабораторию. Именно в этот период руководство сумело оценить его способности, и одно за другим он получил ряд повышений по службе, что позволило нанять в помощь Хелен няню. Хелен радовали успехи Кена в лаборатории. Когда Молли исполнилось восемь, он получил большую прибавку к зарплате, и они приобрели дом побольше в хорошем районе. По просьбе жены Кен купил ей машину; она также надеялась, что ей предложат вступить в клуб Гаррета, который часто упоминался в разделе светской хроники буффаловской газеты «Ивнинг ньюс». Она больше не ходила в Олбрайтский музей изобразительного искусства, но с головой ушла в деятельность местного отделения организации «Дочери американской революции», так что у нее оставалось не больше свободного времени, чем у Кена.

Хелен никогда не приходило в голову, что ее брачные отношения с Кеном могут каким-либо образом измениться до тех пор, пока смерть одного из них не прервет их. Она сказала своей матери, что простила Кену его слабости, вот и все. Она и понятия не имела о муках, через которые прошел Кен из-за одной молодой канадки французского происхождения, работавшей у него лаборанткой, – девушки, чьи красивые изящные руки дрожали, когда она находилась рядом, и чьи глаза говорили, что она полностью его понимает, хотя они и не обменялись ни единой фразой, не имевшей отношения к работе. Ее звали Лилиан Бушар, и она была помолвлена с молодым доктором, работавшим в качестве интерна в местной больнице. Кен ничего не мог с собой поделать и отдался во власть фантазии: он представлял себе, как однажды вечером просит ее остаться в лаборатории, обнимает, ведет за руку по тускло освещенным коридорам к машине, и они едут в какой-нибудь мотель поблизости. «Я не могу разрушать жизнь юной девушки, – твердо говорил он себе, – не разведясь с Хелен и не отказавшись от Молли. Не могу нарушить ее помолвку, конечно, если только я не собираюсь дать ей нечто большее». Ему тяжело было от этих мыслей, и он делал над собой большие усилия, отметая в сторону мечты о Лилиан Бушар и почти преуспев в этом, как вдруг однажды теплым майским вечером – Молли было уже девять лет – он вышел из лаборатории и обнаружил Лилиан Бушар в своей машине; неожиданно все фантазии превратились в реальность.

Правда, реальность оказалась не так уж хороша: вышел продолжительный и не очень приглядный адюльтер, который повлиял на Кена довольно странно: он стал мечтать о Сильвии еще больше, чем когда-либо. Ночные часы, украдкой проведенные с Лилиан Бушар под предлогом задержки в лаборатории, скорее угнетали, чем доставляли наслаждение. Он не мог принять ее спокойную уверенность в том, что их поездки никак не отразятся ни на его браке, ни на ее помолвке. Во всем этом ощущалось что-то настолько глубоко неправильное, что она стала казаться ему уродливой, и однажды вечером, когда она как бы между прочим сказала ему, что им предстоит расстаться, поскольку ей скоро выходить замуж, он испытал огромное облегчение. После этого Кен с еще большей отрешенностью углубился в работу. Вместе со своим коллегой Берни Андерсоном он начал разработку синтетической ткани. На вид ткань была как бумага, но обладала эластичными свойствами и склеивалась, если два куска сложить вместе. Она легко окрашивалась, и целый ряд испытаний показал, что материал прочен – он мог противостоять воздействию огня и воды, хотя и не был абсолютно водонепроницаемым и огнеупорным. Еще одним достоинством ткани была ее дешевизна. Кен считал, что ткань можно применять очень широко и, передавая образцы и расчеты руководителю отдела, он ожидал получить по меньшей мере большую премию, а то и значительный отпуск и отвезти куда-нибудь Хелен и Молли.

Однако этого не случилось. Ответа пришлось ждать несколько месяцев, и наконец руководители лаборатории пришли к выводу, что игра не стоит свеч. Берни Андерсон положил много сил на разработку этой синтетической ткани и тоже ожидал премии и повышения. Он был взбешен, когда узнал о решении руководства фирмы, и с сердитой уверенностью сказал лишь одно:

– Они не правы.

– Но что мы можем поделать? – спросил Кен.

– Основать собственную компанию и выпускать материю самим.

Кену идея показалась фантастической. Он не мог представить себя за подобным занятием, однако Берни Андерсон продолжал говорить и действовать, приводить новых людей, рекламных агентов, инженеров, тех, у кого был капитал, которым они могли рискнуть, вложив в дело.

– Ты веришь в нашу ткань? – не переставал спрашивать Берни. – Будет она обладать свойствами, что указаны в твоем отчете?

– Да, – говорил Кен, – но наши боссы знают, чем торговать. Они же специалисты в этом деле, черт побери!

– Они ведь и люди, не так ли? – реагировал Берни. – Разве они не могут ошибаться?

Кен написал заявление об уходе, теряя при этом пенсию, проценты с акций и зарплату в восемнадцать тысяч долларов в год; Берни своими разговорами усыпил его бдительность. Хелен и ее мать пришли в ужас. Кену пришлось занять из денег, предназначенных на страховку, перезаложить дом, продать машину жены и взять в банке ссуду. Мать Хелен в открытую говорила, что у Кена «что-то вроде нервного расстройства» – он всегда ей казался странным. Что может заставить человека добровольно бросить хорошую работу и залезть в большие долги? Берни Андерсон постоянно говорил о «колоссальных возможностях» их проекта, и впервые в жизни Кен начал ловить себя на мыслях о поездках за границу, об огромном доме с бассейном и прочих подобных вещах. Не было ли это классическим симптомом мании величия?

За эти месяцы Кен потерял около сорока фунтов в весе. Постепенно у него стала вырабатываться новая концепция в отношении окружающих его проблем. Успех или попытка достичь его вовсе не зависит от ума, как ему представлялось всегда. Мозги здесь играют лишь самую незначительную роль. Главное – вера. «Я должен поддерживать в себе веру, – повторял он в минуты отчаяния. – Должен верить в Берни Андерсона, человека огромной энергии, честности и неиссякаемой надежды. Верить в свои исследования. Прекратить сомневаться в результатах экспериментов, которые показывают именно то, что показывают. Но прежде всего я должен верить в себя, перестать опасаться за свой рассудок. Нет, я не сумасшедший; я человек, твердо намеренный воспользоваться великой возможностью; да, именно так».

Когда Кен пришел к выводу, что испытаниям подвергается не его ум, а вера, он все еще был напуган, но стал работать усерднее. Он начал помогать Берни Андерсону сколачивать собственную корпорацию. Кен попробовал свои силы в роли коммивояжера, когда банкиры пригласили его для ознакомления с новой продукцией. К своему удивлению он обнаружил, что может говорить долго, с убеждением и поразительным результатом, поскольку глубокое знание предмета и его природная скромность создавали атмосферу серьезного отношения к делу, искренности и уверенности в успехе, дававшую веру другим. За год деньги были собраны, более полумиллиона долларов – ужасающая сумма, даже если только подумать о ней, – и они арендовали большое здание, чтобы начать производство.

Бывали и моменты паники. Авторские права на формулы, разработанные им в период работы в большой корпорации, подверглись тщательной юридической проверке, даже несмотря на то, что корпорация объявила их не имеющими практического применения, и Кен их немного доработал, изменив так, что они стали как бы самостоятельной юридической собственностью. Раздавались угрозы отдать его под суд, наложить запрет на его деятельность; его мучили страхи близкой перспективы банкротства, задолженности, позора, плохой репутации человека, который пытался побыстрей урвать кусок, но проиграл. Однажды темным вечером даже Берни Андерсон вышел из равновесия и в полном изнеможении, закрыв лицо ладонями, заплакал.