Девственницы

Сатана — это падший ангел; вот почему Бог никогда не встает. Он просто сидит на своем большом троне, сделанном из телеграфных столбов и сутан. Он не может рисковать, потому что если встанет и нечаянно соскользнет с облака, то свалится прямо в ад, как Сатана.

Надо, чтобы у него была палка, как та, что мы подарили бабушке. Или ходунки.

Колюшки

Джеральд Дамсон сидел за столом и разглядывал пианино в углу. Он не умел на нем играть, но, поскольку его не удалось продать на аукционе даже за минимальную цену, они привезли его с собой в тупик Стэнли. Палисандровое пианино, покрытое темным лаком, на гнутых ножках; передняя стенка инкрустирована ценными породами дерева — яркие листья и цветы. В их убогой гостиной инструмент казался особенно неуместным. Не хватало мягкой скамеечки. На аукционе к нему подошла одна женщина и тихонько сообщила: из такой скамеечки выйдет премилое сиденье у окна в ее оранжерее. Она заплатила ему сорок фунтов и утащила скамеечку. Прошло уже пять месяцев с тех пор, как пианино осиротело.

Джеральд взял стул и придвинул его к инструменту. Сел, закрыл глаза и положил ладони на крышку клавиатуры. Снаружи, над кусочком свиной шкурки, которую Памела повесила на гвоздь на двери сарая, ссорились лазоревки.

— Ци-ци-ци-цухуху! Ци-ци-ци-цухуху!

Сколько шуму из-за прогорклой свиной шкурки! Через тонкую стенку слышно было, как жена беседует в кухне со сборщиком квартплаты. У нее был низкий голос, который сливался с гулом машин на шоссе вдали.

Джеральд Дамсон всегда оставался в столовой, когда раз в неделю к ним являлся сборщик квартирной платы. Не то чтобы ему не хотелось беседовать с представителем муниципальных властей. Просто когда Джеральд Дамсон видел, как жена передает деньги, все становилось настоящим. Он больше не был мистером Дамсоном из Грейнджа, Западный Баррингтон. Он стал еще одним жильцом муниципального жилого комплекса Бишопс-Крофт.

Он открыл глаза и поднял палисандровую крышку. На клавишах стояла жестяная коробка — их семейная касса. Семь отделений. На шести аккуратные наклейки: «Газ». «Электричество». «Еда». «Одежда». «Квартплата». «Каталог». Он рывком снял крышку, пробежал пальцами по монетам и купюрам в каждом отделении. Как все изменилось! Больше не было в его жизни вечеров в обитом панелями кабинете над заводскими цехами, когда он наблюдал, как его рабочие пакуют хирургический инструментарий в сверкающие красные боксы с надписью: «Дамсон Инструмент». Не было больше обедов с деловыми партнерами. Кредиторы отобрали все: «ягуар», украшения Памелы, даже его клюшки для гольфа. Все! И теперь он работает у Роукерса — сорок часов в неделю сводит столбцы цифр, таких же бессмысленных, как номера в телефонном справочнике.

Он пересчитал деньги в непомеченном отделении. Два фунта пятьдесят пять пенсов мелочью: монетки в пенни, в десять пенсов, парочка блестящих монет по пятьдесят пенсов. Каждая попала сюда ценой больших жертв. На прошлой неделе погода была необычно теплой для марта, и он ходил на работу пешком, экономя мелочь на проезд в автобусе. Он не ходил с другими работниками в заводскую столовую обедать и пить чай, а брал бутерброды из дому. Он не принимал участия в совместных чаепитиях, а заваривал себе отдельно чайные пакетики, без конца подливая кипяток в мрачной кухоньке за складом. Монетки все прибавлялись.

Джеральд Дам сон приносил жертвы не только на работе. Он больше не выписывал «Таймс». Вместо этого по дороге домой он заходил в местную библиотеку и читал бесплатную газету там. Молодая библиотекарша всегда улыбалась ему, когда он садился на скамью под снимком с автографами уитфордской футбольной команды. Газета уже ждала его. Иногда ему очень хотелось остаться здесь, навсегда спрятаться среди книг и журналов. Иногда он мечтал о библиотекарше с короткими каштановыми волосами, в юбке с индийским узором.

Он поменял мелочь на две фунтовые купюры из отделения «Еда» и сунул их в карман брюк. Из кухни донесся отрывистый смех Памелы. Странно, как часто она смеялась с человеком, который собирал квартплату, хоть и признавалась Джеральду, что тот тип ей не нравится. Она сказала, когда он смотрит на нее, ей кажется, будто она голая. У него, говорила она, такая вот улыбка. Джеральд возразил, что она все выдумывает. А если не выдумывает? В конце концов, что он может поделать?

Было время, когда Памела страстно любила его. Джеральд провел пальцем по кремовым клавишам и вспомнил, как она лежала голая на диване, а на спиртовке стояла фондюшница — ее сверкающая чаша была наполнена шоколадом. Он улыбнулся при этом воспоминании, но улыбка тут же увяла. После кредиторов никакого шоколада не осталось.

Он закрыл кассовый ящик и для верности снова упрятал в пианино. Угол коробки задел черную клавишу, и в воздухе поплыл сорванный звук, похожий на вопросительный знак. Из кухни по-прежнему доносились голоса, не обратившие внимания на помеху.

Интересно, почему им так весело? Джеральд медленно встал и, прижавшись к стене, начал тихо красться по направлению к кухне. Он остановился у двери и прислушался; крашеная стена холодила ухо. Памела снова рассмеялась бесстыдным смехом. На миг ему стало ужасно грустно. Ее смех напомнил о фондюшнице на огне, полной теплого, густого шоколада. Потом его вдруг окатило волной страха. Он надавил на дверную ручку и ворвался в кухню — его тапочки на резиновой подошве заскрипели на линолеуме.

Памела удивленно уставилась на него. Она сидела за маленьким столиком в центре кухни; серебряными щипчиками она держала кубик сахара над чашкой сборщика квартплаты.

— Мне надо идти, — сказал Джеральд.

Ни жена, ни сборщик ему не ответили. Сборщик квартплаты смотрел на Памелу, а та держала серебряными щипчиками кусок сахару.

— Мне надо в Лондон, — повторил Джеральд, обращаясь больше к сборщику квартплаты, чем к жене. — Деловое свидание… в Сохо.

— Как мило, дорогой, — сказала жена, опуская кубик сахара в чашку сборщика квартплаты.

Джеральд ухватился за спинку ее стула.

— Разве вы не спешите? — спросил он у сборщика, сжимавшего в руках дощечку с зажимом.

Сборщик взял с блюдца ложечку и ткнул ею в Джеральда.

— В обществе такой милой дамы, как ваша жена, мистер Дамсон, я забываю о времени. Я как раз говорил ей, какой вы счастливчик. — Сборщик помешал сахар. Ложка звякала о стенки чашки; чай пролился на кучку фунтовых бумажек на столе.

Джеральд смотрел на него в упор; он внимательно разглядывал костюм с широкими лацканами, начищенные до блеска коричневые ботинки со скошенными книзу каблуками. Потом шумно чмокнул жену в щеку.

— Вернусь поздно, — предупредил он.

Памела, не отвечая, отерла лицо подолом передника и улыбнулась сборщику квартплаты. Джеральд вышел в прихожую, снял с вешалки куртку и открыл парадную дверь.

— Джеральд! — окликнула его жена. — Тапочки!

Он опустил глаза и увидел, что стоит в клетчатых шлепанцах. Скинул их и сунул ноги в кожаные ботинки, стоявшие на придверном коврике. Шумно захлопнул за собой дверь — до щелчка — и услышал из кухни рокочущий смех сборщика квартплаты.

На круглой лужайке посередине тупика Стэнли играла стайка девочек. Они собирали траву, впервые в сезоне скошенную муниципальными газонокосильщиками, и складывали ее в стожки или продолговатые кучки. Каждая девочка строила собственный дом: дворец, квартиру в Хэмпстеде, особняк в Руислипе. Джеральд Дамсон обошел играющих детей; трава прилипала к ботинкам, забивалась в отвороты брюк. Когда он дошел до розовых кустов на краю лужайки, ему вдруг очень захотелось вернуться и поиграть с ними, набрать полные руки ароматной свежескошенной травы и построить маленький квадратный домик. Однокомнатный, чтобы хватило места только ему и Памеле. Никаких сборщиков квартплаты, никаких кредиторов, никакой жестяной коробки с деньгами. При этой мысли он улыбнулся; улыбка оставалась у него на лице всю дорогу, пока он ехал в Лондон на поезде двенадцать ноль семь до Юстона.