Героини

Поначалу я просто хотела узнать, что нужно от нас госпоже Бовари, но вскоре увлеклась. Сюжет захватил меня целиком. Мне страшно нравилось читать про обычаи и нравы французской сельской аристократии, нравились описания холмов и полей, маленьких городков, ритуалов и церемонных ухаживаний Шарля Бовари за Эммой. А уж описание их свадебного пира привело меня в полный восторг, и я мечтала, что и у меня когда-нибудь будет такая же свадьба, где торжественная процессия гостей пойдет в сопровождении скрипача по лужайке у дома. А вот характер Эммы остался для меня загадкой — она обожала любовные романы, в монастыре постилась с нескрываемым удовольствием, о смерти матери скорбела со сдержанной печалью, считая эту самую печаль «недоступной душам посредственным». Как понять все это?.. Казалось, что Эмма испытывает удовольствие от душевных мук, холит и лелеет их в себе, а потом упивается страданиями. (Честно говоря, это было свойственно и мне.) Казалось, что события ее жизни были предопределены. Я не могла осуждать героиню, поскольку каждое слово, написанное Флобером, воспринимала как откровение Господне. К тому же я считала вполне естественным, что женщина, несчастная в браке, жалеет о том, что вышла замуж.

Шарль обожал ее изящные ручки, темные волосы, бледное лицо. Он восхищался ее художественными способностями, игрой на фортепьяно, умением вести хозяйство — но быстро ей наскучил. Шарлю не хватало более тонкого восприятия действительности. Когда Эмма фальшивила, исполняя сонату, он говорил, что играет она замечательно, просто превосходно. Когда она пребывала в скверном расположении духа, старался не мешать ей, вместо того чтобы развеселить. Когда она впадала в депрессию, прописывал ей самое популярное лекарство девятнадцатого века — смену обстановки. Однажды они приехали в Ионвиль — маленький городок чуть побольше их родного. Там Эмма моментально очаровала мсье Леона Дюпюи. Он разделял ее любовь к искусству, особенно к литературе. Их разговоры о чтении меня просто убивали!

«Ни о чем не думаешь, часы идут, — продолжал Леон. — Сидя на месте, путешествуешь по разным странам и так и видишь их перед собой; мысль, подогреваемая воображением, восхищается отдельными подробностями или же следит за тем, как разматывается клубок приключений. Ты перевоплощаешься в действующих лиц, у тебя такое чувство, точно это твое сердце бьется под их одеждой.

— Верно! Верно! — повторяла Эмма».

Когда наивный Леон наконец-то понял, что любовь его так и останется безответной, поверил в то, что Эмма счастлива в браке с Шарлем, то сбежал из Ионвиля в Париж. Лишившись поклонника, Эмма затосковала, но старалась смириться с этой потерей. Она стала брать уроки итальянского, изменила прическу, без конца бродила по магазинам, пристрастилась к коньяку. Я просто обожаю сцену, где появляется мать Шарля, винит в депрессии Эммы книги и запрещает держать их в доме. Мало того, эта дамочка даже пришла в библиотеку и аннулировала абонемент Эммы, а потом предупредила библиотекаря, что если он и дальше будет распространять «этот яд», то нажалуется на него в полицию. Болезнь Эммы излечило лишь появление Родольфа Буланже, который немедленно вознамерился соблазнить красавицу жену доктора Бовари. После долгой прогулки верхом он овладел Эммой в лесном шалаше. Они тайком встречались каждую неделю, Эмма ездила к нему в замок на свидания; мало того, они завели активную любовную переписку, хранили отрезанные локоны друг друга. А потом решили вместе бежать.

Проблема заключалась в том, что Эмма по уши влюбилась, просто сладу с ней не стало, и Родольф решил ее бросить. Она всегда доводила любовные и романтические отношения до такой степени, что любовники пугались и сбегали. Она всегда была импульсивна (достаточно вспомнить, как она вела себя во время визита к Буланже), безрассудна (открыто разгуливала под руку с любовником по улицам Руана) и мелодраматична (обливалась слезами, когда возлюбленный опаздывал на свидание). Такая богатая женщина, как госпожа Бовари, могла оставить ребенка полностью на попечении няньки; домашними делами она занималась очень редко, полагая, что в жизни есть вещи гораздо более интересные. Например, мужчины.

Я достаточно поднаторела во фразеологии феминизма, чтобы понять это. В тринадцать лет я считала Эмму абсолютно разумной женщиной. (Примерно такое же впечатление произвел на меня роман «Над пропастью во ржи», [9]который я прочла в десятилетнем возрасте. Тогда я не понимала, что Холден близок к нервному срыву. Думала, что его положили в больницу потому, что подхватил грипп или пневмонию — из-за того, что долго стоял под дождем и смотрел, как Фиби катается на карусели.) Полеты фантазии, разочарования, резкие смены настроения — самые обычные симптомы переходного возраста. Я свято верила в то, что пока еще просто не придумали лекарств, чтобы вылечить многомесячную хандру или раздражительность.

Я проснулась, когда небо за окном начало розоветь. Страницы книги были заложены примерно на середине. Мне ужасно захотелось узнать, что же случится с Эммой дальше. Я начала лихорадочно перелистывать страницы. Эмма ввергла семью в огромные долги благодаря мсье Лере (в переводе с французского мистеру Счастливому!), местному негоцианту, который воспользовался слабостью мадам к нарядным платьям и красивой мебели. Но хуже всего было то, что женщина, живущая прямо подо мной и обожающая самый дорогой индийский чай, отравилась мышьяком.

Ее безобразная смерть потрясла меня: рвота, конвульсии, кровь из носа. Я не ожидала такого конца. Ее положили в гроб, предварительно обрядив в свадебное платье (Шарль настоял!), и изо рта вдруг потекла черная жидкость. Они старались скрыть, что это самоубийство, твердили о несчастном случае и добились-таки, чтобы ее похоронили на христианском кладбище. Впервые меня ужаснула судьба героини. Я не понимала, почему мама не вмешивается. Не понимала всей сложности и запутанности моральных страданий Эммы. Оставалось лишь надеяться, что она появилась в «Усадьбе» еще до начала настоящих проблем. Возможно, есть шанс спасти ее, удержать от связи с Леоном, предупредить о мсье Лере. Надо было что-то делать!

После ужина мать с Эммой удалились в гостиную. Я пожелала им спокойной ночи и пошла к себе. На полпути я остановилась и прислушалась, касаясь рукой стены, оклеенной бархатными обоями в полоску. Разговор шел вполголоса, но мне удалось различить имя Родольф, произнесенное с любовью и нежностью. Я тихонько спустилась вниз, пересекла прихожую и подкралась к двери, ведущей в гостиную. Дверь была открыта, и я осторожно заглянула в комнату.

Они сидели ко мне спиной. Мама уютно устроилась на диване, Эмма расположилась в кресле-качалке. Я пригнулась и, стараясь двигаться бесшумно, прошмыгнула в комнату и спряталась за диваном. Было слышно, как мама хрустит попкорном.

— Он такой внимательный и утонченный, — сказала Эмма.

— Что вы говорите, — отозвалась мать.

— Возможно, он просто боится сломать мне жизнь. Ему невыносимо видеть, как женщина в моем положении оступается… и оказывается в беде.

Я прищурилась, кивнула. Итак, она прибыла в «Усадьбу» после того, как Родольф отказался бежать вместе с ней.

— Возможно, — сказала мама.

— Но разве он не понимает, что этим просто убивает меня? Нет, мнение общества меня больше не интересует. — Она обхватила голову руками, вцепилась пальцами в длинные черные локоны. — Как вы думаете, он вернется?

— О… трудно сказать. Хотите еще попкорна? — Мама протянула Эмме мисочку, но та жестом отказалась от угощения. Как и большинство героинь, она мало ела.

— Но как он мог бросить меня, если обещал, что будет любить до гроба?

— Об этом сейчас не стоит беспокоиться. Вам надо развлечься, поменьше думать о нем.

— Меня развлекают лишь мысли о Родольфе. Почему он уехал? Это же надо — сунуть записку в корзину с абрикосами! В жизни больше не притронусь к абрикосам!

Сидеть было неудобно, у меня затекли ноги. Еще меня грызло беспокойство: Эмма скорбела об уходе Родольфа целых сорок три дня. Стало быть, нам предстоит терпеть все это еще полтора месяца?