Современная швейцарская новелла

Я глянула на часы. «Батюшки! Теперь бегом!» Час с четвертью пролетел совсем незаметно. Лок мне помог усадить детей, в вагоне мы пересчитали наших ягняток — все тут, мы раздаем детям билеты, я протягиваю ему руку — благодарю, — падаю на сиденье, закрываю глаза. Рывок. «Теперь бояться нечего!» — думаю я и облегченно вздыхаю. Становится светло, я открываю глаза, мы уже выехали из-под сводов вокзала. Дети галдят, я оглядываюсь и вижу, что возле меня стоит Бонер, держась за багажную сетку. «Вы же вроде собирались в кино на „Приключение в ночном экспрессе“?» — спрашиваю я. Он пожимает плечами. В конце концов, приключений и дома хватает, а в холодильнике у него есть молоко и масло, для кофе с бутербродами хватит. «А как насчет телячьего жаркого, у меня?» — предложила я. «Ах, как хорошо, когда рядом есть женщина, которая о тебе заботится…» Примерно так все это началось, а два месяца спустя мы обменялись кольцами.

Нет, игрушечной дороги у него не было; только после того, как он побывал у меня… «Словно в грудь толкнуло!» Да я ведь вам уже это говорила.

Нет, не я, это он… я хочу сказать, это было в Цюрихе, мы поехали с ним покупать кольца. Между прочим, за мои кровные. Если пятнадцать лет вкалывать на ниве просвещения, пожалуй, можно откормить упитанную свинью-копилку. А он… я даже не поняла сначала. Ах, если б я могла предчувствовать… Кольца лежат перед нами на прилавке, и вдруг он заявляет: «Экономить! Мы должны беречь деньги, Лиди». — «Да что ты, Фриц, ты ж у нас помощник начальника, и потом, кольца — это ведь на всю жизнь…» Тут он краснеет, становится прямо багровый, и я до того пугаюсь, что уступаю. «Ладно, — утешаю я себя, — бережливость тоже добродетель, уж лучше слишком, чем недостаточно». Мы купили кольца с тонкой позолотой, похожие на те, что раньше клали в коробки с мылом… может, вы знаете, о чем я говорю. Вот и наши через несколько месяцев выглядели точно так же, серые и пятнистые. Потом уже я часто думала про себя: «Вот и с них облетело золото, точь-в-точь как…» Да-да!

«Для маленького! — говорит Лок, когда мы дома выкладываем покупки. — Сейчас я ее налажу, это у нас будет вместо свадебного путешествия». Я-то думала, это шутка, и рассмеялась. Так возникла в нашем доме железная дорога.

Неужели непонятно? На сэкономленные деньги он купил модель железной дороги, системы «Мерклин». Фриц обожал «Мерклин». Хотя «Леман» во сто крат лучше, там даже есть пластмассовые горшочки с цветами на окнах в зале ожидания и пороги отделаны под дерево! Только для высокогорных участков: Бриенцер-Ротхорн, Горнерграт, Юнгфрау — он употреблял «Везу». Всего, если не ошибаюсь, он купил восемь прямых и шесть изогнутых рельсов, маневренный паровоз, два двухосных пассажирских вагона, старомодные такие колымаги, ну, и небольшой трансформатор… После чего мы поженились.

«Для ребенка!» Наврал он все, так он меня улещал.

«Почему женщинам вечно не хватает терпения? — это он вдруг так заговорил. — Им сразу подавай гнездо, чтоб откладывать яички. Птенцов выводить! Какие тут птенцы? Сейчас нам птенцы не по карману!»

Я в лицо ему готова была… но приберегла слюну для себя. Тоже мне помощник начальника! А мой старик выкормил нас шестерых, хоть и был всего подсобным рабочим! Ну, само собой, мать ходила по людям стирать, а мы помогали в жнивье и в молотьбу, но меня никто не убедит, что мы с Локом не смогли бы прокормить одного или двоих. Он, видите ли, ждал надежных времен, чтобы рискнуть. Я готова была с горя вспороть себе живот. Мы, видите ли, еще слишком молоды. «Почем знать, Лиди, можем ли мы уже сейчас дать нашим детям максимум того, на что способны? Бремя ответственности за чужую жизнь очень велико».

Ответственность! Черта с два! Ему бы просто ограничить свой бзик, поменьше накупать железных дорог. Так нет, он не пожелал. Каждую субботу с тупой бараньей мордой сует мне в руки пакет. «Для тебя, моя радость». Рельсы, локомотивы, товарные вагоны, пассажирские, вокзалы, туннели, стрелки, паровозные депо, будки, мосты, автоматические шлагбаумы и здоровенный трансформатор. Под конец я вообще перестала разворачивать пакеты, но он все равно вырывал свои игрушечки у меня из рук и исчезал в столовой. «Можешь и вообще не показывать», — говорила я, а про себя думала: «Вот шмякнуть бы их об стенку».

Если бы вы спустя два года после нашей свадьбы заглянули к нам в столовую, вам бы пришлось с лупой в руках отыскивать клочок свободного места между рельсами и ножками комодов, стульев и столов. А знаете, какие мысли приходили мне в голову, когда я открывала дверь? «Вот они лежат, оба ребенка, которые могли бы у меня быть». Мне так хотелось вырастить хотя бы двоих детишек.

Южная сторона, балкон во всю длину гостиной и столовой, целых десять метров — вы себе можете это представить? — ухлопаны на такое… Первые шесть лет я вела учет: 157 тысяч он вышвырнул в окошко, почти все жалованье, все мои сбережения…

Да, совместное владение имуществом — это была большая ошибка. Потом я перестала вести учет, когда он ухлопал последний пфенниг из моих сбережений на покупку двадцать пятого начальника станции. Помнится, это был Тунер.

Нет, как помощник начальника Фриц Бонер никогда не давал оснований для жалоб. Правление дороги считало его вполне исправным служакой. Хотя, между прочим, когда умер Ховальд, на его место через голову Фрица посадили Бюргина, мальчишку, птенца желторотого… сопляка двадцати восьми лет… Ах, как я тогда разозлилась… А Локу было на все наплевать, у него дома была собственная психушка, где он мог по своему усмотрению командовать всеми начальниками всех станций Швейцарии. Да, Бюргину, между прочим, тоже под сорок… Как бежит время!..

До чего я испугалась, когда мы с Локом отправились посмотреть новорожденного у Мауреров, их Сузи… Вы ведь знаете, Мауреры — это которые живут на первом этаже… Малютка раскрыла синие глазенки — кстати, через два месяца они стали карие — и захныкала. Я перевела взгляд… «Господи, какая развалина! — подумала я. И только потом: — И это мой муж!» Серые волосы, серая кожа, плешь, вокруг носа и на руках — красные пятна. «Вот за это ты вышла замуж! Вот за это самое, а ребенка у тебя до сих пор нет!..»

Вы, верно, думаете, он помогал мне по хозяйству? Как бы не так. Вы ведь нашли несколько счетов за субботние покупки. В каждом написано: «Бахман — 3 фр.». Я не видела другого выхода: не выделяй я ему каждый раз по три франка из денег на хозяйство, чтобы он мог купить пару прямых рельсов и пару гнутых, он бы куска хлеба в дом не принес.

Да, Бахман — это магазин игрушек. А двенадцать акров земли: морковь, козелец, шпинат, салат, цикорий, капуста коническая, латук, помидоры, бобы, ревень, клубника, малина, крыжовник да вдобавок три клумбы летних цветов, — все тащила я на своем горбу. Ничего не скажу, мне это было в охотку, но ох как нелегко, уж можете мне поверить, весной перекопать двенадцать грядок, осенью все подготовить к зиме; меня после этого ноги не держали, а он знай себе сидит в столовой и мастерит. Вот они, мужья-то наши…

Я знаю, попадаются и другие. Причем на словах Лок тоже всегда занимался нашим садом. У него хватало даже наглости, едва я заведу речь об отпуске, говорить, будто его нельзя бросать без присмотра. А на деле он просто не хотел расставаться со своими игрушками. Я ведь договорилась с Маурером Альфонсом, это который живет под нами, что, если кто из нас уедет, другой будет за него поливать. А на курорте каждый раз одна и та же песня. Ему все было не по вкусу. Если на небе облака, он ворчит, что дождь льет без продыху, если солнце, он не выходит на улицу, боится солнечного удара. Питание его не устраивало, вечные жалобы в дирекцию. А потом и вообще стало не хватать, я имею в виду — денег стало не хватать. Я только одно помню: когда истекли четырнадцать дней последнего отпуска, я возблагодарила бога… И сама потащила домой с вокзала два тяжелых чемодана, чтобы ему успеть до закрытия побывать у Бахмана и купить еще пять тупиковых упоров. К концу отпуска он уже ни о чем другом не мог ни говорить, ни думать. Вернулся, сияя во весь рот, — я еще не успела разобрать вещи, — сообщил, что нигде не чувствует себя так хорошо, как дома, и скрылся в столовой.