Хрупкая душа

— Но тут есть один момент, — сказала Адина. — В Нью-Гэмпшире не принято присуждать отцу опеку над ребенком, особенно если у девочки ограниченные возможности, а мать постоянно ухаживала за ней с самого рождения. Как вы убедите судью, что справитесь с родительскими обязанностями лучше?

Я посмотрел ей прямо в глаза.

— Не я же подал иск об «ошибочном рождении», — сказал я.

Когда я вышел из кабинета адвокатессы, мир переменился. Дорога казалась слишком свободной, краски — слепяще яркими. Мне как будто надели избыточно скорректированные очки, и двигаться теперь приходилось осторожно.

На светофоре я выглянул в окно и увидел женщину, переходившую через дорогу со стаканчиком кофе в руке. Наши взгляды пересеклись, она улыбнулась мне. Раньше я бы, смутившись, отвернулся, но как быть теперь? Позволено ли мне улыбнуться ей в ответ? Могу ли я обратить внимание на другую женщину, если только что предпринял первые шаги к расторжению брака?

До начала смены оставалось два часа, и я поехал в скобяную лавку «Обюкон». Я понимал нелепость ситуации: ехал за покупками в магазин для ремонта, когда у меня и дома-то не осталось. Но, наведавшись домой на выходных, я заметил, что подъем для твоего кресла, который я сам соорудил, уже прогнил от застоявшейся весной воды. План был таков: построить новый сегодня же, чтобы ты увидела его, вернувшись с этой конференции.

По моим подсчетам, понадобится три-четыре листа спрессованной фанеры, каждый толщиной в три четверти дюйма, и отрез коврового покрытия, чтобы колеса катились легче. Я попросил консультанта подсчитать, во сколько это обойдется. «Один лист стоит тридцать четыре доллара десять центов», — сказал он, и я тотчас запутался в расчетах. Если одна ДВП перевалит за сотню баксов, придется брать сверхурочные. А ведь я еще не узнал, сколько просят за ковровое покрытие… Чем больше я буду работать, тем меньше времени останется на вас. Чем больше потрачу на подъем, тем меньше останется на ночевки в мотеле.

— Шон?

В трех футах от меня стояла. Пайпер Рис.

— Как ты тут очутился? — спросила она и, прежде чем я успел ответить, с гордостью продемонстрировала мне пакет с проволочными соединителями и гнездом для заземлителя. — Нужно заменить. Я в последнее время много вожусь по дому, но с электричеством дела пока не имела. — Она нервно хихикнула. — Перед глазами всё время стоит газетный заголовок: «Женщину убило током прямо в кухне. Там было не убрано». Это же не очень сложно, правда? Шансы, что тебя шарахнет, когда ты возишься с розетками, примерно равны шансам погибнуть в автокатастрофе по дороге из магазина. — Она покачала головой. — Прости, у меня рот не закрывается.

«Я тороплюсь». Слова уже были у меня во рту, гладкие и округлые, как вишневые косточки, но сказал я нечто другое:

— Я могу тебе помочь.

«Глупый, глупый, глупый идиот» — вот что твердил я себе, загрузив в кузов три куска ДВП вместе с ковровым покрытием и направившись в сторону дома Пайпер Рис. Я даже не мог объяснить, почему не развернулся и не ушел. Разве что так: за все годы нашего знакомства с Пайпер я ни разу не видел ее в каком-то ином состоянии, кроме как абсолютной уверенности в себе. Иногда она даже казалась мне надменной. Но сегодня я впервые наблюдал ее растерянность.

И растерянной она понравилась мне больше.

Разумеется, я знал, как доехать до ее дома. Свернув на нужную улицу, я слегка запаниковал: а вдруг Роб окажется дома? С обоими мне, пожалуй, не справиться. Но его машины на месте не было. Я заглушил мотор и сделал глубокий вдох. Пять минут, сказал я себе. Установишь этот хренов заземлитель — и катись.

Пайпер ждала меня у входа.

— Это очень мило с твоей стороны, — сказала она, пропуская меня в дом.

Коридор раньше был выкрашен в другой цвет. Кухню тоже переделали.

— Тебе тут всё поменяли, я смотрю.

— Вообще-то я сама всё поменяла, — призналась Пайпер. — Было вдоволь свободного времени.

Неловкое молчание повисло между нами пеленой.

— Ну… Всё как будто совсем по-другому.

Она внимательно на меня посмотрела.

— Всё и есть по-другому. Совсем.

Я от смущения сунул руки в карманы джинсов.

— Первым делом, отключи электричество во всем доме, — сказал я. — Щиток у вас, наверное, в подвале.

Она проводила меня туда, и я отключил генератор, после чего вернулся в кухню.

— Который из них? — спросил я, и Пайпер указала на нужный.

— Шон, как ты?

Я притворился, будто не расслышал.

— Сейчас достанем поломанный, — пробормотал я. — Смотри, тут совсем легко, главное — открутить винтики… Потом надо вытащить все белые проводки и связать их в такой маленький колпачок… Потом берешь новый заземлитель, соединяешь эти узелки отверткой… Вот здесь… Видишь, тут написано «белый провод»?

Пайпер наклонилась ко мне. В ее дыхании угадывались запахи кофе и глубокого раскаяния.

— Вижу.

— Повтори то же самое с черными проводками и подсоедини их к терминалу с надписью «линия под напряжением». А потом подсоедини провод заземления к зеленой гайке и затолкай обратно в коробку. — Я отверткой прикрепил переднюю панель на место и взглянул на Пайпер. — Видишь, как всё просто.

— Ничего не просто, — возразила она, не сводя с меня глаз. — Но ты и сам это знаешь. К примеру, перейти на сторону темных сил — это очень непросто.

Я осторожным движением отложил отвертку.

— Тут всесилы темные, Пайпер.

— И все же. Я хотела бы тебя поблагодарить.

Я пожал плечами и отвернулся.

— Мне очень жаль, что всё это на тебя навалилось.

— А мне жаль, что всё это навалилось на тебя, — ответила Пайпер.

Смущенно откашлявшись, я попятился к двери.

— Спустись-ка в подвал и включи распределитель. Проверим, как работает.

— Не волнуйся, — сказала Пайпер, смущенно улыбаясь. — Сработает.

Амелия

Я вот что скажу: сохранить тайну в замкнутом помещении очень тяжело. Оно и дома непросто было, но вы когда-нибудь замечали, какие тонкие стены в гостиничных туалетах? Там слышно всё— поэтому, когда я хотела проблеваться, приходилось прятаться в больших общественных уборных на этажах. Для этого мне нужно было подолгу сидеть в кабинке, поглядывая то налево, то направо, пока с обеих сторон не исчезала обувь.

Проснувшись тем утром и обнаружив записку от мамы, я спустилась позавтракать, а потом пошла за тобой в детскую зону.

— Амелия! — воскликнула ты, увидев меня. — Правда, круто?

Ты показывала на разноцветные палочки, которые многие дети прикрепили к спицам в колесах своих кресел. Когда ты движешься, они мерзко щелкают, и это довольно быстро надоедает, но надо признать: они светились в темноте — а это и впрямь круто.

Я буквально видела, как ты всё запоминаешь, рассматривая других детей с ОП. У кого были разноцветные кресла, кто налепил на ходунки наклейки, какие девочки умели ходить, а какие ездили в кресле, кто мог есть сам, а кому помогали. Ты искала себе место в этой пестрой компании, определяла свою нишу и насколько ты беспомощна по сравнению со всеми.

— Что у нас сегодня в программе? И где вообще мама?

— Не знаю… Наверное, на какой-нибудь лекции, — сказала ты и, сияя, добавила: — Сегодня будем плавать. Я уже надела купальник.

— Да, весело, наверно, будет…

— Только тебе нельзя, Амелия. Это для таких людей, как я.

Я понимаю, что ты не хотела показаться снобкой, но все-таки неприятно было чувствовать себя обделенной. Ну, кто еще меня не проигнорировал? Сначала мама, потом Эмма, а теперь даже маленькая сестричка-инвалид дала мне от ворот поворот.

— Я и не напрашивалась, — сказала я, проглотив обиду. — У меня все равно есть дела поинтереснее.

Но никуда я, понятное дело, не пошла, а осталась смотреть, как медсестра сзывает первую группу к бассейну. Ты хихикала и перешептывалась о чем-то с девочкой, у которой на спинке кресла красовался автомобильный стикер «Выгнали из Хогвартса».