Комната

Я рыгаю — мой желудок еще не освободился от завтрака.

— В идеале хорошо было бы провести тесты умственного развития и сделать упор на игру и терапию искусством, — говорит доктор Клей, — но на нашем сегодняшнем совещании мы решили, что в первую очередь надо помочь ему почувствовать себя в безопасности. Впрочем, не только ему, но и вам тоже. Для этого нужно очень, очень медленно расширять круг доверия. — Его руки расходятся в разные стороны. — Поскольку мне повезло и вчера именно я был дежурным психиатром, принявшим вас в больницу…

— Вы считаете это везением?

— Я не так выразился. — Доктор Клей смущенно улыбается. — Я буду работать с вами, пока вы находитесь у нас…

«Работать»? А я и не знал, что дети тоже работают.

— …конечно же с помощью моих коллег по детской и взрослой психиатрии, а также с помощью наших невролога и психотерапевтов. Мы собираемся подключить также специалиста по питанию, физио…

Снова раздается стук в дверь. На этот раз Корин входит с полицейским, однако это не тот светловолосый мужчина, которого я видел вчера. Теперь в комнате трое чужих и нас двое, всего пять человек. Все пространство заполнено руками, ногами и телами. Они все говорят не переставая, и от этого у меня начинает гудеть голова.

— Перестаньте говорить одновременно, — произношу я про себя и затыкаю пальцами уши.

— Хочешь, мы сделаем тебе сюрприз?

Ма говорит это мне, а я и не знал, что Норин и полицейский уже ушли. Я качаю головой. Доктор Клей произносит:

— Я не уверен, что это надо делать сейчас…

— Джек, у меня отличные новости, — перебивает его Ма.

Она показывает мне фотоснимки. Даже издалека я вижу, что это — Старый Ник. То же самое лицо, которое я увидел в кровати однажды ночью, но теперь у него на шее табличка, а сам он снят на фоне цифр вроде тех, которыми мы отмечали мой рост в день рождения. Он достает почти до шести футов. На втором снимке он сидит боком, а на третьем — смотрит прямо на меня.

— Ночью полиция поймала его и отправила в тюрьму, где он и останется, — говорит Ма.

Интересно, а коричневый грузовичок тоже попал в тюрьму?

— Когда вы смотрите на снимки, возникают ли у вас симптомы, о которых мы говорили? — спрашивает доктор Клей у Ма.

Она закатывает глаза:

— Неужели вы думаете, что после семи лет пребывания в заточении я хлопнусь в обморок при виде его фотографий?

— А что чувствуешь ты, Джек?

Я не знаю, что ему ответить.

— Я хочу задать тебе один вопрос, но ты можешь и не отвечать, если не захочешь. Хорошо? — говорит он.

Я смотрю на него, а потом снова на снимки. Старый Ник застрял среди цифр и не сможет оттуда выбраться.

— Делал ли этот человек что-нибудь, что тебе не нравилось?

Я киваю.

— Можешь сказать мне что?

— Он отключил нам ток, и овощи стали скользкими.

— Хорошо. А он когда-нибудь бил тебя?

Но тут вмешивается Ма:

— Не надо.

Доктор Клей поднимает руку.

— Никто не сомневается в ваших словах, — говорит он ей. — Но подумайте о ночах, когда вы спали. Я должен получить ответ от самого Джека, это моя работа.

Ма делает глубокий выдох.

— Ну хорошо, — говорит она мне. — Ответь доктору. Бил ли тебя Старый Ник?

— Да, — отвечаю я, — два раза.

Они в изумлении смотрят на меня.

— Когда я совершал Великий побег, он бросил меня на пол грузовика, а потом еще на улице. Во второй раз было гораздо больнее.

— Ну вот и ладненько, — говорит доктор Клей. Он улыбается, я не знаю чему. — Я сейчас зайду в лабораторию и узнаю, нужно ли вам сделать анализ крови на ДНК, — говорит он Ма.

— На ДНК? — В ее голосе снова звучит ярость. — Вы что, думаете, будто я приводила к себе других мужчин?

— Я думаю, что это нужно для суда.

Ма поджимает губы. Их становится совсем не видно.

— Из-за того, что следствие упустило какие-то детали, суды вынуждены ежедневно выпускать на свободу опасных преступников. — Его голос звучит очень сердито. — Понятно?

— Да.

Когда он уходит, я срываю маску и спрашиваю:

— Он что, рассердился на нас?

Ма качает головой:

— Он сердится на Старого Ника.

Я не знал, что доктор Клей был знаком со Старым Ником. Я думал, мы были единственными, кто его знал. Я подхожу посмотреть, что принесла нам Норин. Я не хочу есть, но Ма говорит, что уже второй час и что мы давно уже пропустили время обеда, который должен был быть в двенадцать. Но в моем животе еще нет места для еды.

— Расслабься, — говорит Ма. — Здесь все по-другому, не так, как у нас.

— Но ведь есть же и здесь какие-то правила?