Без лица

Затем, так же неожиданно, как и появилась, Стар уходит.

На следующий день он идет в колледж Стар, чтобы оставить ей записку. В ответ он слышит, что мисс Чэпел уехала на все каникулы и не вернется в Оксфорд до сентября. Джонатан стоит за воротами, чувствуя, что обманут. Стар дала ему надежду на что-то и тут же забрала ее обратно. Он возвращается в Варавву и долго сидит в саду, глядя, как черепаха, живущая в колледже, потихоньку пересекает лужайку. Этой ночью ему снится кошмар с участием игроков в крикет. Они размножились до сотен и гонятся за ним по улицам. Видение оказывается необычно четким и возвращается к нему еще несколько последующих ночей. В течение дня Джонатан часто сидит дома, опасаясь встретить на улице Фендер-Грина. Наконец, чувствуя, что старые каменные стены вот-вот раздавят его, он садится на поезд в Лондон и проводит там бессонный уикенд. Вечер он заканчивает под столом в заведении с названием «Рыбацкая рукавица» — в одном из переулков рядом с Ост-Индскими доками. Там-то в конце концов его настигает блаженный сон без сновидений.

Неделей позже он снова грузит чемодан на лондонский поезд, и начинаются скучные летние каникулы. Мистер Спэвин озабочен планами Джонатана на будущее. Самым лучшим для него было бы попробовать вкус работы. Предложение Джонатана поработать в Париже отвергнуто. Аргументы о необходимости борьбы с вырождением европейцев постигает та же судьба. На колониальную службу он больше не хочет. Вряд ли его возьмут в армию. Ответ очевиден: юриспруденция. Опыт в области права — вот то, что ему нужно. Кроме того, юридической конторе Спэвина и Маскетта нужен еще один клерк. Что может быть проще?

Дни Джонатана, погребенного заживо в гроссбухах, протекают мучительно и медленно. В фантазиях своих он бегает нагишом на Лазурном берегу. Страшно подумать, что сказала бы Стар о Спэвине и Маскетте: цивилизация в худшем ее проявлении. Младшие служащие — бледные тени, говорящие или о футболе, или о деньгах. Но не лучше и владельцы со своими красными лицами и устоявшейся рутиной. Июль плавно перетекает в август. Толстые шмели колотятся в грязные стекла, а юриспруденция постепенно высасывает из Джонатана последние жизненные соки. Даже кожа его как будто желтеет, приобретая цвет земельных сделок и завещаний.

Однажды днем в офис вплывает молодой Маскетт, как обычно, одетый в теннисную форму. Повернув профиль наиболее выгодным образом, он раскачивается на каблуках и описывает чудесный уикенд на автомобиле. «Бомбили по Корнуоллу» — вот как он это формулирует. Бомбили по Корнуоллу в «вулсли» одного приятеля. В Лондоне он всего лишь проездом, в жару тут невыносимо. Он не знает, как Бриджмен все это вообще терпит. К счастью, сам он не собирается долго терпеть, потому что завтра уезжает на Лазурный берег. Муки на лице Джонатана выдают его с головой. Бедный Бриджмен, смеется Маскетт. Бедный Бриджмен, пальцы в чернильных пятнах, все лето работает на папеньку. В следующий раз повезет, старина.

После этого контора Спэвина и Маскетта кажется Джонатану адом. Он расхаживает по комнате, терзаемый видениями того, как Стар и Маскетт достигают соглашения насчет своих примитивных «я» во второй по значимости части Франции. Одна из машинисток, добрая душа, пытается по-своему помочь ему, отведя за шкаф с канцелярскими принадлежностями, и говорит, что нет никаких доказательств того, что эти двое вообще знакомы. Несмотря на все ее усилия, Джонатан безутешен. К началу триместра его подозрения выросли до трехсерийной оргии, в которой эти двое — любовники и кувыркаются на серебристом берегу в приступах гимнастической, хорошо профинансированной страсти.

Когда Джонатан возвращается в Оксфорд, все кажется ему другим. Правда, в кинематографе на Джордж-стрит все еще показывают Рудольфо Валентино, но уже в другом фильме. Кто-то ввел моду носить джемперы. Предприимчивый публицист нанял автобус, чтобы тот ездил по городу с его именем на борту. Появились новые лица — нервные молодые люди, спрашивающие, как пройти к тому, прямо перед чем они стоят.

Джонатан слушает истории о пеших прогулках по Бернскому высокогорью и о посещении церквей в Италии. Кто-то ходил под парусом в Карибском бассейне. Кто-то съездил в Нью-Йорк. Джонатан не признается, что работал в конторе. Предпочитает намекать, что его затянул водоворот загадочных и модных лондонских вечеринок. На третий день триместра, возвращаясь из книжной лавки с учебником по ма-джонгу [176] под мышкой, он видит Астарту Чэпел, едущую по Хай-стрит. Он окликает ее. Она оборачивается и неуверенно машет рукой.

— Стар, ты вернулась!

— Разумеется, chéri [177], как видишь.

За лето она приобрела странный выговор. Она восхитительно подобрала одежду. Даже туфли на ней бледно-желтые.

— Как здорово! Ты хорошо провела время?

Она вздыхает и отводит глаза. Лицо Маскетта непрошено возникает в голове Джонатана.

— Ты была в Париже?

— Oui, chéri [178]. —Она мелодично смеется. — Прости, пожалуйста. Я отвыкла говорить по-английски. Да, в Париже. Это было божественно.

— А на юг ты не ездила?

— Всего на пару недель. С Фредди.

Сознание Джонатана быстро рисует пастельный набросок нагой фигуры у края моря и тут же стирает. Она оглядывается, как будто ищет, кого бы еще поприветствовать. Затем вздыхает:

— Ну, chéri, ты идешь со мной?

— Иду куда?

— На лекцию отца. Он рассказывает о своих африканцах.

Разумеется, Джонатан идет. Шагает рядом с ней, а она катит велосипед по мостовой. Они говорят о работе профессора Чэпела с племенем фоце, которое живет в далекой и недоступной части Западной Африки.

— Они, наверное, примитивны, — предполагает Джонатан.

— Ты даже не представляешь насколько. Большинство никогда не носит одежды. Только бусы и вот такие миленькие браслеты. Мне их ужасно жаль.

Она машет руками. Раздается постукивание, которое он так любит.

— Но… я думал, ты сторонница примитивизма.

— Странный ты! Фоце — дикари! Они никогда не видели ванны! Когда папа ездит к ним, вынужден брать с собой складную. Разумеется, они относятся к нему, как к большому начальнику.

Тема высокого социального статуса профессора Чэпела в среде фоце занимает их до дверей лекционного зала. Зал битком набит серьезными молодыми антропологами; они толкаются, сидят на корточках в проходах, лезут на подоконники. Появление в зале Стар обставлено ярко, ее встречает шквал приветствий и завистливые взгляды, направленные на Джонатана. Он садится возле нее в переднем ряду и на мгновение чувствует, что жизнь расплачивается с ним за лето, проведенное у Спэвина и Маскетта. Закинув ногу на ногу и расправив складки на брюках, он украдкой смотрит на Стар. Ее глаза густо подведены черным карандашом, как у Нефертити, и выглядит она даже большим эстетом, чем он помнил ее. Он сидит и пытается не думать о Франции.

И все-таки Джонатан погружается в болезненные грезы о мысе Антиб. В этот момент дверь распахивается, и профессор Чэпел шагает через аудиторию к кафедре. Стар машет ему и шепчет: «Привет, папочка!» Профессор — внушительный мужчина, похожий на быка, приветствует дочь отеческой улыбкой и с подозрением косится на Джонатана, пытаясь понять, кто это такой. Затем он копается в портфеле в поисках бумаг, находит их с громким «Ага!», вынимает гребень, перекидывает несколько белых волосков через лысеющую голову, барабанит пальцами по пюпитру и начинает.

Социальные обычаи фоце, объявляет Чэпел, одновременно запутанны и непостижимы. Они пасут стада коз в сухой и гористой области. Поскольку их земли удалены от традиционных торговых путей, они остаются практически неиспорченными. Профессор совершил три поездки в страну фоце, и каждый раз она ему нравилась все больше и больше. Вокруг жилищ фоце неизменно находится зона возделываемого проса, гораздо большая по размеру зона выпаса и укрепленный загон, в котором ночуют козы — основной источник богатства фоце.