Высотка

— Всем привет, а где Дима?

— Дима здесь больше не живет. (Оба, одновременно.)

Девушка, рассеянно: — Он что, женился?

— Как раз наоборот, развелся.

— В самом деле? (Улыбается.) Вообще-то я его бывшая жена.

(Оба-на. А мы-то тут расселись…)

— Очень приятно. Меня зовут Ася, а он — Петя. Мы типа Митькины друзья, но пока что с ним не знакомы.

— Понятно. Точнее, ничего не понятно. Меня зовут Ксения, а в кенгуру у нас Кирилл Анатольевич.

— Спит?

— Спит.

Хрестоматийная картина, мадонна с мадоненком, прямо сейчас в альбом. На вид совсем девочка, что, впрочем, тоже вполне традиционно для подобного сюжета. Петя, недолго думая, выкладывает начистоту:

— Дело в том, что Дима предложил нам здесь пожить.

Ксения, удивленно:

— Как же так, ведь вы не знакомы?

(Надо срочно встревать, иначе совсем запутаемся.)

— Объясняю: Петя — москвич, он мой друг, ему общага нужна только для погулять, а не для пожить. Но другой мой друг типа муж, который как раз и знаком с Димой, должен скоро прийти. Он-то и будет здесь обитать.

Ксения, запутанная окончательно: — Петя-друг, вы не подумайте, мне все равно, живите сколько угодно. Я пришла забрать учебники, библиотека требует.

— Как же вы понесете? Давайте я помогу, — добрый Петя, тимуровец, но помочь девушке надо, чего там.

— Спасибо, не стоит. Две книжки я и сама донесу.

— Погодите, — встрепенулась я, — а с письмами что делать? Полный ящик бумаг…

Ксения открывает ящик, вытаскивает наугад, читает: — «Димка, давай дружить». Скучная была лекция, мы стали перебрасываться записками, нас выставили за дверь…

Кладет записку в ящик, проводит рукой по корешкам книг, вытаскивает парочку. Вот они. Когда-то мне здесь было хорошо, и вам того же желаю. Димке не говорите, что я приходила. Вряд ли его это обрадует.

— Крепко маленькие дети спят. Ты мог бы уснуть стоя или даже вися?

— Нет такого слова — вися. Я иногда так уматываюсь, что в метро начинаю дремать, стоя в толпе. Один мой товарищ утверждает, что в армии во время маршев он спал на ходу.

— Нет такого слова — маршев, понял?

— В армии все есть. А она симпатичная.

— Ничего особенного. Офелия, о нимфа!..

— Потому что у нее все хорошо, это сразу видно.

— Хорошо, что Митяя не было. Как она эту записочку, за хвостик — и обратно в стол… Не надо ей. Что было, то быльем поросло. А он хранит…

— Хранил бы, забрал с собой, он же не забрал.

— Может, ему трудно у себя держать, а выбросить рука не поднимается…

— Психолог ты наш, инженер человеческих душ, — вздыхает Петя. — Человека не видела, а уже дедуцирует. И вообще, какое наше дело, а?

Вялая перепалка, жара, коротенькая стрелка на часах по двинулась на одну двенадцатую, сколько нам еще тут сидеть?

В коридоре топот. Вбегает Баев, пытается запереть дверь, мечется по комнате, ищет, где можно спрятаться, открывает шкафы, заглядывает под диван:

— Тьфу ты, черт. Низкий, не залезешь. Короче, запирайтесь и сидите тихо. Сюда Самсон разгневанный несется.

Снова топот, дверь сотрясается от ударов. Голос Самсона: Баев, открой! Я знаю, ты здесь. Не дури, чесслово!

Баев вспрыгивает на подоконник, перебирается на карниз и, держась руками за откос, скрывается из виду, сделав на прощание победную козу.

Петя: Не надо паники, там широченный подоконник, общий с соседями, ты же знаешь.

Я: У Баева семь жизней, одной больше, одной меньше, какая разница. Он падать будет — сальто сделает, чтобы народ внизу потешить, а потом встанет на ножки и дальше пойдет.

Петя: Высокие у вас отношения. У всех троих.

В комнату врывается Самсон:

— Где Баев? Только не говорите, что его нет. Я видел, как он сюда заруливал.

Деловито исследует углы, потом направляется к соседней двери, откуда раздается веселый ржач на два голоса. Снова колотит в дверь, появляется Баев, за ним еще какой-то долговязый. Самсон хватает Баева за рукав и выводит в коридор. Долговязый, давясь от хохота, обращается к нам:

— Предупреждать надо, а то я уже решил, что у меня белая горячка началась.

— Мы сами не ожидали. Привет, я Алексей, а это Ася.

— Привет. Я ваша соседка, новая жена Митяя.

(Сорвалось, не удержалась, но зато какой эффект!..)

— Аська, брось свои шуточки, — отмахивается Петя. — Дмитрий, которого я пока не имею чести знать, пустил на свою жилплощадь эту барышню и ее мужа, который только что влез к вам в окно.

— Энергичное начало дня, — отвечает сосед, плюхаясь рядом с нами. Руки-ноги длиннющие, как будто пополам сложился.

— Ничего себе начало, уже три часа, — замечаю я вскользь.

— Обычное дело. У нас тут нечто вроде клуба по интересам, общество юных физиков и математиков…

— …с которыми вы, по всей видимости, до утра интегрировали?

— Могу и вас порекомендовать в члены нашего кружка. На этом этаже и на следующем сплошные кружковцы.

— Давайте перейдем на ты. И скажи наконец, как тебя зовут.

— Как у Лермонтова: Максим Максимыч. Но мои ученые товарищи зовут меня Кубик.

— Почему Кубик? Ты вроде бы такой… продолговатый.

— Потому что я еще и Максимов, да.

— А, понятно.

— Что тебе может быть понятно, если ты математики не знаешь, — встревает Петя, которому кажется, что я слишком усердно улыбаюсь соседу.

— Между прочим, у меня по математике снова пять. Я пересдала.

— Да хоть десять. Гуманитарий, что с нее возьмешь, — это он Кубику, чтобы провести демаркацию границ — мы, мол, с тобой, парни хоть куда, а она вылезла в калашный ряд. — Поставлю самовар, выпьем за знакомство. Ух и натерпелся я, когда Баев в окно полез…

— А представьте, каково мне было! Сплю я, значит, и снится мне, что в комнату кто-то ломится. Продираю глаза и вижу, что в окно — на тринадцатом-то этаже — ногой стучит неизвестный гражданин: «Пусти, мужик, очень надо!». А потом в дверь начинает колотить другой мужик, которому тоже очень надо. Что они там не поделили?

Входит Баев, рожа вороватая, довольная, как у кота. Уладил конфликт, да так скоро!.. Наелся сметаны. Видимо, с Самсоном мы и в новом сезоне не расстанемся.

— Ладно, ребята, не буду вам мешать, — засобирался Кубик, юноша интеллигентный и занятой.

— По-моему, это мы тебе помешали, — учтиво поправил его Баев.

— Вы очень кстати меня разбудили, на работу пора. Я вечером зайду. Будете дома?

— Сколько я с ними знаком, а еще ни разу не слышал ответа на этот простой вопрос, — сказал Петя с нажимом, наболело у него.

— Заходи когда хочешь, — сказал Баев, — здесь недалеко.

— Лады. Могу устроить вам экскурсию по ГЗ и по этажу, с нашими познакомлю. Ну, до вечера.

Баев: Митяй заходил? Петя: Нет, зашла его жена. Я: И ребенок зашел. П., с досадой: Опять ты… Я: А как надо было сказать? Что его внесли и вынесли? Б.: Ну и фиг с ним. А что у нас есть поесть? П.: Кажется, я это уже где-то слышал. Махнем в Питер?

Так мы и познакомились с тринадцатым этажом. Митя в тот вечер не объявился; Кубик провел нас аллюром по всем комнатам, мужским и женским, пьяным и трезвым, и я снова вспомнила, что такое общажная перенаселенность, перекрестность и взаимоопыляемость, густая, как питательный бульон, в котором ты плаваешь, как маленькая инфузория, прозрачная от макушки до пят, со всеми своими рибосомами и митохондриями, романами и разводами, просветлениями и хандрой; где не удается остаться одному и это здорово, потому что сейчас время быть с кем-то; где ящик пива «Хамовники» принимается как должное и расходится в момент, но закон сохранения количества вещества ненарушим, поэтому на мели остаться немыслимо; сегодня ты, завтра кто-то другой, а взаимозачеты пускай ведет небесная канцелярия; и пусть это ненадолго — а что здесь вообще надолго? — спасибо таинственному Дмитрию Соколовскому за второе дыхание, уж теперь-то мы своего не упустим, ужо покажем тебе, держись, высотка!..