Бремя

Артур вынул из кармана шелковый платок, сложенный аккуратно треугольником. Улыбаясь, развернул нежные края ткани и, чуть прикрывая ладонью содержимое, сказал: «Вот — главное», и открыл ладонь, и на ней в полумраке заблестели маленькие зеленовато-золотистые зернышки...

Несса взглянула на него вопросительно.

— Что это?

— Семена. Виноградные семена. Мы вырастим из них новый виноградник. Наш виноградник... Возьми и сохрани их.

— Но как ты узнал? Как ты узнал про виноградник?

— Я же говорю тебе, что многое знал о тебе, но тогда кто-то будто удерживал меня и не давал открыть тебе все... Ну, бери же их...

Несса взяла из рук Артура платок с семенами, сложила опять треугольником.

— Ты поедешь со мной в Россию? — спросила она, но кажется, уже знала ответ и ликовала внутри...

— Конечно, — ответил Артур. — Я много думал и об этом. Знаешь, когда я не застал тебя в апартаментах, я предположил сначала, что ты улетела домой. И решил, что найду тебя там, чего бы мне это ни стоило.

— Я не улетела. Как хорошо, что я не улетела.

Он гладил ее волосы, лицо, нащупывал, как слепой, каждую черточку на нем, вспоминая и запоминая заново.

— Уже светает, — сказал он. — Нам нужно еще много успеть сделать сегодня. Пойдем отсюда. Я рассчитался за твой номер.

Он взял ее руку, и вместе, не отрываясь, они вышли на улицу. Воздух торжественно замирал в предчувствии великолепного дня. Уверенно и заботливо поднималось над землей отдохнувшее светило. Дышалось легко и полно. И упоенно, как это бывает только от любви, кружилась голова. Это и была — любовь, сама сердцевина ее — то состояние, в котором она пребывала и в котором любимый держал ее за руку и не отпускал... до самого того момента, когда вдруг за спиной резкий, потусторонний голос не окликнул: «Мисс, мисс, вам не в город случайно?»

Несса оглянулась — из желтого такси человек в чалме, с черными усами и длинной седой бородой, смотрел на нее с надеждой. «Я — свободен».

Треснул апельсин солнца, брызнул оранжевым соком в теплую грезу, неизвестно как и откуда явившуюся, и сквозь подтеки пробилась быль — тревожная, холодная реальность. До самого города, уже в автобусе, а потом в метро, она не в силах была вспомнить ни то, как она покинула отель, ни как расплатилась за номер, ни лица гостиничного клерка и ни одного лица, не переставая удивляться странности происшедшего, чудной осязаемости его. Значит, выпадения продолжаются, значит, не совсем она выздоровела, или... может, это другое — не болезнь, не воспаление чувств, но овеществление иного мира — воплощение зрячего знамения, превозмогшего слепую материю.

* * *

В тот день Несса быстро нашла работу в рекламном агентстве. Опять раздавала на улицах воззвания, терзающие и без того неизлечимо больное тщеславие смертных. «Покупайте, приобретайте, не упустите возможность... Только телевизор новейшей марки изменит вашу жизнь... Лишь обладая нашим кремом от морщин, вы станете счастливой и приблизитесь к звездам... Носите исключительно костюмы фирмы «Дидо», и ваша карьера головокружительно пойдет вверх...». Под диктовку лукавого еще и не то напишут. Но остановит на прыгающих строчках свой взгляд простак-прохожий и задумается: кто не хочет приблизиться к звездам? — и спрячет в карман телефончик, адресок и размечтается о том, что кратко и тленно, забыв, опять, в который раз, забыв о том, что неизбывно и вечно. И тут вдруг у самой раздатчицы появится непреодолимое желание вырвать из его рук листок и встать посреди площади и возвестить в гигантский мегафон, так чтобы слышно было во всех концах города: «Не верьте, люди, — не в костюмах, не в телевизорах, не в кремах ваша звездность...».

«В чем же?», — спросят немногие, из тех, что задумчивее.

«Мне не понять одной, — прокричит она, — давайте же вместе встанем на колени и будем молиться, пока не опустится на нас просветление».

«Да вы — сумасшедшая, — покачают головами те, у которых больше власти. — Да вы — смутьянка и подстрекательница. Конечно, у нас здесь — демократия, но и на вас управу найдем, если народ с толку сбивать станете. Предъявите ваши документы на проверку. Э, ведь и документы у вас фальшивые, все в них поддельно от первой буквы до последней. Потому пройдемте-ка с нами»...

Но Ванесса уже быстрым шагом уходила и от порыва своего, и от преследующих, положив заработанные в агентстве доллары в секретный кармашек. «Как незаметно отверстия лжи из маленьких разрастаются в большие, — думала она с грустью, — вот и ложное имя ее, ненароком присвоенное, зияет ямой черной на пути к полной правде».

Вечером Несса поехала в аэропорт. Приведя себя в порядок в безупречно убранной женской туалетной, сидела в зале ожидания, наблюдая за отбывающими. Когда-нибудь, уже скоро, как и они, волнуясь, сбросит она с себя силу земного притяжения и пойдет на взлет. Войдет в салон и устроится у окошка и, потом, прильнув щекой к прохладному стеклу, постигнет то, что очень долго ей не удавалось постичь: искомый смысл прожитых в Америке лет. Мощно и безоговорочно оторвется от полосы самолет, и от неопределенного предчувствия сильно защемит сердце. Кого оставит она позади? Нерожденное дитя свое, погубленного мужа первого, преданного второго и... часть себя.

Но та, другая часть, которая так ощутимо оживает в ней, будет продолжать жить. Нет, не начнет сначала, а искупит начатое...

Часа в три ночи ее разбудил полицейский и с холодной учтивостью попросил предъявить удостоверение личности. Это могло случиться раньше (странно, что не случилось), даже в первый день странствования, поэтому Ванесса не удивилась, открыла сумку и вынула удостоверение — американскую грин-карту. Человек просмотрел его внимательно.

— Пройдите со мной в отделение, — сказал он, наконец.

Несса сразу подчинилась, встала и пошла рядом. Полицейский профессионально держал ее в поле зрения. Со стороны, наверное, казалось, что ни женщина, ни блюститель порядка не имеют друг к другу никакого отношения, и каждый идет своей дорогой. В сущности, так оно и было.

В полицейском участке задержанные сидели на стульях, кто злобно, кто заискивающе поглядывая на допрашивающих. Нессу посадили напротив тучного мужчины с багровой шеей, выпирающей из-под воротника рубашки обильными складками. Избыточное лицо мучительно двигалось, когда он задавал вопросы:

— Ну, и как вы объясните ваше постоянное пребывание в терминалах аэропорта, — спросил он, превозмогая одышку и теребя края ее паспорта, — мисс, мисс, мисс Файнс? Мы обратили на вас внимание несколько дней назад. С виду вы не похожи на бродягу.

Несса молчала. Слово «бродяга» никогда раньше не воспринималось ею в негативном смысле. Она совсем не обиделась.

— Ваше имя? — спросил дежурный.

— Там все указано, в моем удостоверении.

— Прошу вас отвечать на мои вопросы конкретно. Ваше имя?

— Ванесса. Ванесса Файнс.

— Постоянное место жительство?

— У меня нет постоянного места жительства, — сказала она правду.

— Где вы проживали до того, как потеряли жилье?

— В другом штате, — соврала она.

— Как вы оказались в Нью-Йорке?

— Приехала искать работу, — соврала еще раз... «Маленькие отверстия лжи быстро становятся непроходимыми ямами» — вспомнила она свою недавнюю мысль.

— Девичье имя вашей матери? — продолжал полицейский.

— Соколова. А имя президента Соединенных Штатов — Джордж Буш.

— Ваша ирония в данной ситуации неуместна, — строго сказал дежурный.

«Они не признают ее за сумасшедшую, — подумала Несса с облегчением, значит, можно надеяться, что не отправят в психушку». Об этом она беспокоилась больше всего. «Однако, странная все же страна, — удивлялась Несса, — по осведомленности о президенте определяют степень нормальности, а в психушках полно постояльцев, повторяющих его имя, как мантру с утра до вечера».

— Мы должны определить вас в городское учреждение, — возвращая ей грин-карту, отрезал полицейский. — Офицер Гонзалес займется вашим устройством.