Из чего созданы сны

— Легкомысленно было бы оставить деньги в лагере! Хоть бы и спрятанными. А как же? Они же за мной шпионят, эти бабы, рано или поздно они бы нашли их и украли!

— А у вас все сбережения были в тайнике?

— Да, и в очень хорошем. Но потом я сказала себе: кто знает, а вдруг они все-таки их найдут.

— А почему вы не отнесли сбережения в банк?

— Идите вы подальше со своими банками! — воскликнула фройляйн. — Да я в это все вообще не верю! Я слишком хорошо помню, как в 1929 или после 1945 все, что люди держали в банке, все пропало, фьють — и нет! Так просто поживились себе эти банки и сберкассы и все остальные.

— Но тогда деньги пропали и у тех, кто держал их дома, — заметил я.

— В самом деле? У меня не было сбережений ни в 1929, ни после 1945. Да хоть бы и были! Ни за что бы не сдала их в банк или в сберкассу! Я в такие вещи не верю. — Она немного помолчала, потом сменила тему. — Я, конечно, так, между прочим, спрашивала господина пастора, с кем это Ирина говорила по телефону, и он ответил, что с этим господином Билкой и что он сначала ответил, а потом не стал. Адрес этого Билки я записала, так? А номер телефона у него — 2 20 68 54. Верно?

— Вы его до сих пор помните? — спросил я изумленно.

— А, память у меня отличная! — Она снова рассмеялась. — Да нет, просто шутка! Видите, вот моя записная книжка, я туда сразу все и записала. — И она показала мне маленький блокнот из искусственной кожи, какие обычно магазины раздаривают покупателям в конце года. На переплете было вытеснено: «Йенс Федеруп, продовольственные товары».

— Вы были уверены, что я с Ириной поеду в Гамбург?

— Ну, а как же! Вы исчезли, Ирина исчезла, она обязательно хочет попасть к своему жениху, вы репортер. Я же не глупая, господин Роланд!

— Конечно, нет, фройляйн Луиза.

— Но как туда попасть, да еще среди ночи? Сначала я вернулась, немножко. Знаете, решила зайти в этот бар «Выстрел в затылок». Там часто кто-нибудь бывает поздно ночью. Думала, может, кто-нибудь поедет в Гамбург и меня прихватит. Вообще, глупое название — «Выстрел в затылок»! Это же очень тихий, спокойный, маленький закуток. Единственное помещение. Только холодные закуски. Напитки какие хотите. На напитках хозяин хорошо зарабатывает, просто здорово! Благодаря нашему лагерю, разве нет? — Я кивнул. — На стенах там приколоты несколько голых девочек из бумаги, вырезанных из «Плейбоя» (она произнесла слово правильно), и еще там есть проигрыватель, хозяин купил для настроения. Ну, и шумная штука… Так вот, иду я от болота к деревне. И тут, думала, меня удар хватит: вылетает он из-за поворота — и прямо на меня…

24

Грузовик ехал тихо и без света. Водитель еще три минуты назад сидел в баре «Выстрел в затылок», пил с лагерным шофером Кушке по последней, и они разыгрывали, кому платить. Именно Кушке предложил на этом закончить.

— Всё, а то ище угожу в ловушку, — сказал он.

Кушке частенько проводил вечера в баре «Выстрел в затылок» — он взялся следить в лагере за старшими детьми, и действительно, когда Кушке нес вахту в этом кабачке, ни одного подростка приезжавшие на машинах посетители не увезли. Что правда, то правда. Шофер сочетал взятые на себя обязательства с приятным. Он любил выпить пару кружек пива и пару рюмочек шнапса, а главное, любил поболтать.

В этот вечер у старших детей был запрет на выход с территории лагеря, и в баре «Выстрел в затылок» сидели только местные и несколько водителей, и Кушке часами снова и снова рассказывал, какие драматические и кровавые события произошли в лагере этим днем. Слушатели возмущались и угощали его. Так что Кушке был уже заметно навеселе и шатался, когда вышел, наконец, на дорогу, ведущую обратно в лагерь. Последним, кому он рассказал свою историю — хозяин хотел уже закрывать, но был вежливым и терпеливым, потому что именно благодаря лагерю у него в течение двадцати лет держался приличный оборот, — стал водитель грузовика в перепачканных брюках, синем свитере и морской фуражке — маленький круглый парень. Его грузовик стоял возле входа в трактир. Пари с Кушке он выиграл. Всего шофер грузовика выпил три пива и три рюмочки шнапса, в общем, в меру, потому что ему еще предстояло ехать. После того как они сошлись на мнении, что во всех несчастьях на свете виновата проклятая политика, мужчины возле входа в бар «Выстрел в затылок» пожали друг другу мозолистые руки, посмотрели друг другу в голубые, у Кушке слегка мутные, мужские глаза и трогательно распрощались. Кушке похлопал своего нового друга, которого ему не суждено было никогда больше увидеть, по плечу и заверил его, что он хороший парень.

— Ты тоже хороший парень, — ответил шофер.

— Но политика…

— Да.

— Политика — дерьмо поганое! — прокричал Кушке.

— Политика — дерьмо поганое, — подтвердил его новый друг.

— И политики — дерьмо поганое! — снова закричал Кушке.

— Поганое дерьмо — политики, — согласился его новый друг. Потом они снова пожали друг другу руки, и Кушке опять похлопал друга по плечу.

— Вот так-то, товарищ, — проговорил Кушке и побрел своей дорогой. Шофер открыл дверцу кабины огромного грузовика, вскарабкался за руль, завел мотор, включил первую скорость и поехал. Был он не пьян, но подвыпивши. Луна светила так ярко, что он даже не обратил внимания, что едет без света. Он вспомнил об этом только когда выехал из-за поворота и неожиданно увидел прямо перед собой тень, а потом почувствовал легкий удар правым крылом и успел еще заметить, как тень отлетела в сторону.

Шофер испугался так сильно, что тут же остановился и даже заглушил мотор. С дрожащими коленями он вылез из кабины и пошел вокруг грузовика к кювету с правой стороны. Немного позади он снова увидел эту тень. Она оказалась маленькой старой женщиной, неподвижно лежавшей в камышах.

— Jezus Maria, doufam ze se stare pani nic nestalo! — хрипло взмолился он.

Он подошел к фройляйн Луизе. Отброшенная в сторону ударом переднего крыла грузовика, она мягко приземлилась и теперь смотрела на шофера широко распахнутыми глазами. Капор на ее белых волосах сдвинулся набок, обеими руками она прижимала к себе увесистую сумку.

— Что с вами? — От страха с шофера разом слетели и сон, и хмель.

Фройляйн Луиза смотрела на него и молчала.

— Ну! — подбодрил шофер.

Фройляйн Луиза дружески подмигнула ему, и ее губы растянулись в улыбке.

— Что такое? — недоумевал тот.

— Это ты сейчас сказал: «Йезус Мария, надеюсь, со старухой ничего не случилось»? — спросила фройляйн по-чешски.

— Ну конечно, я, землячка! — восторженно ответил шофер тоже по-чешски. Поскольку она говорила ему ты, он тоже обратился к ней на «ты».

— Так как? Я тебе ничего не сделал?

— Нет, совсем ничего, — ответила фройляйн Луиза.

Он помог ей подняться на ноги. Она отряхнула пыль с пальто, подняла руки, повернула голову и потянулась всем телом.

— По крайней мере, я считаю, что ничего, — сказала она.

Разговор продолжался на чешском языке.

— Моя вина. Я ехал без света. Я был вон в том кабачке, а потом, когда выезжал, забыл…

— Да, — подхватила фройляйн Луиза, — забыл включить фары. — Она принюхалась. — Земляк, — удивилась она, — да ты выпил.

— Всего-то три кружечки, маленьких.

— Не ври! Я чувствую запах шнапса.

— Ну, и чуток шнапса.

— Разве ты не знаешь, что это преступное легкомыслие, земляк?

Свист ветра над болотом становился все сильнее. Поэтому фройляйн Луиза и не услышала шум грузовика.

— И долго ты пробыл там?

— Может, с час. Я разговаривал о маленьком Кареле, которого сегодня днем застрелили в лагере, и обо всем прочем.

На лице фройляйн Луизы снова появилось восторженное выражение.

— Так ты, выходит, все знаешь? — спросила она прерывающимся от волнения голосом.

— Ну, конечно, знаю.

— Бедный, бедный Карел.

— Да, бедный ребенок. Проклятые свиньи, кто это сделал. Во всем виновата политика. Проклятая дерьмовая политика. Извини, землячка.