Великие мечты

Прибыл Джонни, но не один, а вместе с Джеймсом. Оба мужчины традиционно были в полувоенных куртках и сапогах из армейского магазина. Джонни, который недавно побывал на Кубе, у Фиделя, намотал на шею шарф цветов кубинского флага. Джеймс, высокий, плотный, улыбался всем дружелюбно. Не рады видеть Джеймса? Не может такого быть! Он обнял Фрэнсис, похлопал Эндрю и Колина по плечу, поцеловал Софи, прижал к себе костяную Сильвию, отсалютовал Юлии, вскинув сжатый кулак до уровня плеча — модифицированный таким образом приветственный жест для использования вне Партии.

— Хорошо снова оказаться здесь, — объявил он.

Он сел на свободный стул и выжидательно посмотрел на Джонни. Тогда тот тоже опустился на стул рядом с Джеймсом, однако, почувствовав себя на одном уровне с остальными, встал и снова принял свою обычную позу — спиной к окну, руки опираются о подоконник.

— Я поел, — заявил он. — Как ты, Мутти?

— Как видишь.

Джеймс с аппетитом налег на еду.

— Вы не знаете, от какой вкуснотищи отказываетесь, — сказал он своему кумиру и наставнику. Он говорил с просторечным акцентом, и Юлия недовольно поморщилась.

Джонни помялся, потом сдался и сел. Перед ним тут же появилась тарелка, так как Фрэнсис знала, чем все это закончится.

Сильвия сказала:

— У нас серьезный разговор. Джонни, Джеймс, мы обсуждаем важные вопросы.

— Разве бывают несерьезные разговоры? — отозвался Джонни. Он кивнул сыновьям, когда пришел, а сейчас сказал Эндрю: — Передай хлеб.

— Жизнь, — вставил Колин, — вообще очень серьезная штука, как всем нам хорошо известно.

— И становится все серьезнее и серьезнее, — подхватил Эндрю.

— Хватит, — сказала Сильвия. — Мы пригласили сюда Джонни не просто так.

— Выкладывай! — велел Джонни.

— Наша группа состоит из молодых врачей. У нас есть комитет. Мы уже некоторое время назад испытывали озабоченность, но поводом к действию стало письмо, вывезенное из Советского Союза…

Джонни театральным жестом отложил нож и вилку и поднял ладонь, останавливая Сильвию. Но та продолжила:

— Оно написано группой советских врачей. Те сообщают, что на ядерных предприятиях были аварии, там много погибших, и люди до сих пор умирают. Большие зоны в стране заражены радиоактивными осадками…

— Мне не интересно выслушивать антисоветскую пропаганду, — заявил Джонни. Он вернулся на свое место у окна, оставив тарелку. Джеймс с неохотой тоже оторвался от еды и встал рядом с Джонни — капитан и его лейтенант. Сильвия сказала:

— Это письмо привезено человеком, который был в Советском Союзе с делегацией. Тайно привезено. Оно дошло до нас. Оно подлинное.

— Прежде всего, — заговорил Джонни еще более отрывисто, чем обычно, — товарищи в Советском Союзе — ответственные люди и не допустят никаких аварий на ядерных установках. И во-вторых, я не готов тратить свое время на то, чтобы обсуждать сведения, полученные из очевидно фашистских источников.

— О, господи! — в раздражении воскликнула Сильвия. — Да вам самому-то не стыдно, Джонни? Сколько можно повторять одно и то же, когда всем уже известно?..

— Кому это всем? — фыркнул Джонни.

Их диалог прервала Юлия:

— Я хочу знать, почему ваша… ваша клика утверждает, будто это преступление — обезопасить правительство и королевскую семью в случае войны? Я не понимаю вас.

— Но это же просто, — пояснил Эндрю. — Это люди, которые ненавидят власть — безо всяких почему и зачем.

Джеймс кивнул со смехом:

— Ну да, правильно.

— Дети, — сказала Юлия, — глупые дети. И при этом они обладают таким влиянием. Если бы вы пережили войну, то не говорили бы подобной чепухи.

— Вы забываете, — заметил ей Джеймс, — что товарищ Джонни сражался в Испании.

Воцарилась тишина. Молодежь практически не слышала о подвигах Джонни, а старшее поколение давно устало от попыток эти подвиги забыть. А сам Джонни только скромно опустил глаза и потом кивнул, вновь беря нить разговора в свои руки.

— Если бомба упадет, то это будет конец, конец для всех на Земле.

— Какая бомба? — спросила Юлия. — Почему вы все говорите о какой-то бомбе?

— И не о Советском Союзе тут надо говорить. Бомба будет американской.

Сильвия сказала:

— О Джонни, прошу тебя, будь серьезен. Ты всегда говоришь такую ерунду.

Жалящие нападки этого ничтожества, этой пигалицы медленно выводили Джонни из себя.

— Должен заметить, что нечасто мне приходится слышать, будто я говорю ерунду.

— Это потому, что ты общаешься только с такими людьми, которые сами говорят ерунду, — пояснил отцу Колин.

Фрэнсис, которая сидела молча с момента появления Джонни, так как знала, что ничего толкового из разговора с ним не выйдет, стала убирать тарелки и расставлять стеклянные миски с лимонным кремом, абрикосовым муссом и взбитыми сливками. Джеймс, видя это, буквально застонал от жадности и вернулся на свое место за столом.

— Кто в наше время делает пудинги? — холодно заметил Джонни.

— Только милая Фрэнсис, — сказала Софи, принимаясь за свою порцию пудинга.

— И то изредка, — добавила Фрэнсис.

Сильвия вернулась к главной теме созванного ею «митинга»:

— Очень хорошо, Джонни, давайте допустим, что этих ужасных аварий в Советском Союзе никогда не было…

— Конечно не было.

— Тогда почему вы возражаете против того, чтобы население нашей страны было защищено от радиации? Вы даже не соглашаетесь информировать людей о том, как подготовить свое жилище на случай выпадения зараженных осадков. Вы отвергаете любые защитные меры. Я не понимаю. Никто из нас не может этого понять. Стоит только упомянуть слово «защита», как вы все встаете на дыбы.

— Потому что, соглашаясь строить убежища, вы соглашаетесь с неизбежностью войны.

— Но ведь в этом нет никакой логики, — заявила Юлия.

— Во всяком случае, простым людям она не доступна, — поддержал ее Руперт.

Сильвия сказала:

— Вот к чему все сводится, Джонни. В этой стране ни одно правительство не сможет предпринять или даже предложить никаких мер по защите населения, даже элементарных укрытий на случай радиоактивных осадков — и это только из-за вас. «Кампания по одностороннему ядерному разоружению» — это такая сила, с которой правительство вынуждено считаться.

— Верно, — сказал Джеймс на своем кокни. — Абсолютно верно.

— Почему вы считаете необходимым говорить с таким гадким произношением? — окончательно возмутилась Юлия. — Это неграмотно.

— Если ты не коверкаешь язык, значит, ты из аристократов, — произнес Колин, утрируя аристократическое произношение. — А если ты аристократ, то в этой стране ты работы не получишь. Еще одна тирания.

Джонни и Джеймс явно собрались уходить.

— Я возвращаюсь в больницу, — сказала Сильвия. — Там я хотя бы могу поговорить с разумными людьми.

— Можно взглянуть на письмо, о котором ты говорила? — попросил Джонни.

— Зачем тратить свое время, — язвительно поинтересовалась Сильвия, — на фальшивки, сфабрикованные фашистами?

— Понятно зачем, — вставил Эндрю. — Товарищ Джонни хочет сообщить в советское посольство о его содержании. Чтобы найти его авторов и послать в трудовой лагерь или сразу расстрелять.

— Трудовых лагерей в Советском Союзе нет, — сказал Джонни. — А если и существовали когда-то — в определенном виде, у нас все это сильно преувеличивали, — то они давно уже упразднены.

— Боже мой, — протянул Эндрю. — Какой же ты зануда, Джонни.

— Зануды не опасны, — возразила Юлия. — А Джонни и ему подобные опасны.

— Как это верно подмечено, — согласился Вильгельм и вежливо, как всегда, обратился к Джонни: — Вы очень опасные люди. Осознаете ли вы, что если здесь, в этой стране, произойдет ядерная катастрофа или если какой-нибудь сумасшедший сбросит бомбу, про войну я даже не говорю, то из-за вас погибнут миллионы людей?

— Что ж, хорошо было перекусить тут у вас, — сказал Джонни.

— Ничего хорошего! — воскликнула Сильвия со слезами в голосе. — С чего я взяла, будто с вами можно о чем-то серьезно говорить?