Почетный караул

Кто-то сказал — негромко, но так, чтобы можно было услышать:

— Вот-вот, поговорим — и разойдемся…

Полковник Росс пропустил это замечание мимо ушей.

— Можете распустить группу, майор, — сказал он.

Он прошел до края подмостков, спустился по ступенькам и вышел в боковую дверь.

VII

Над высоким юго-западным углом ангара номер один, в большой шестиугольной стеклянной башне, залитой полуденным солнцем, не таким ярким, как снаружи, потому что стекло было сине-зеленого оттенка, а воздух охлаждался постоянно включенными кондиционерами, сидели четыре девушки из женской вспомогательной службы — операторы контрольно-диспетчерского пункта; лица их были обращены в сторону огромного треугольника, образованного пересечением взлетно-посадочных полос общей протяженностью в шесть тысяч футов.

В начале войны здесь попытались применить новый способ маскировки территории: сверху казалось, будто внизу не военный аэродром, а обычные фермы и рощи апельсиновых деревьев, которых так много вокруг Оканары. На крышах и серых бетонных взлетных полосах намалевали черные пятна, изображающие деревья, между которыми извиваются грунтовые дороги, также нарисованные специальной краской. Между взлетными полосами были посажены настоящие деревья — как бы продолжение нарисованной рощи, а там, где оканчивались нарисованные дороги, шли дороги настоящие, по краям которых были поставлены крыши домов, укрепленные на небольшом расстоянии от земли, чтобы они отбрасывали тень. Время от времени этот камуфляж вводил в заблуждение молодых летчиков, только что выпущенных из учебки, заставляя их делать лишний круг перед заходом на посадку. Возможно, в то время, когда была сделана маскировка, она имела определенный психологический эффект, ибо давала почувствовать, что идет война, что существует реальная угроза и база готова встретить и отразить любое нападение.

Однако все эти ухищрения ни на секунду не обманули бы вражеских летчиков, тщательно подготовленных для бомбежек аэродромов. Тем более что одна из взлетно-посадочных полос — та, что тянется с северо-запада на юго-восток, — проходит совсем рядом с самым большим из здешних водоемов — озером Лейледж, которое можно без труда узнать сверху по величине и характерной форме. Если это озеро — очень глубокое, питавшееся подземными источниками, в целую милю длиной и шириной более полумили — не осушить, не засыпать или не перекрыть дощатым настилом, то определить положение базы не составляет никакого труда. В конце концов все это признали, и идею с маскировкой оставили; краска поблекла, многочисленные сооружения, имитировавшие дома и хозяйственные постройки, просели и разваливались; а взлетным полосам присвоили обычную нумерацию и снабдили указателями, на которых обозначалась их длина и приблизительный магнитный азимут — для всех, кому эти сведения могли понадобиться.

Такое же послабление было сделано и для некогда жестких правил о рассредоточении самолетов на летном поле. Начальство наконец вынуждено было отказаться от леденящего душу предположения, что немецкие бомбардировщики могут появиться здесь в любую минуту, поскольку это доставляло массу неудобств и вело к пустой трате времени. Теперь на большом летном поле можно было видеть внушительные скопления самолетов: целая эскадрилья похожих на китов Б-24 с подвешенными двигателями, выровненных по одной линии и почти касающихся друг друга кончиками крыльев; выкрашенные в черный цвет ночные бомбардировщики; звенья А-20 с высокими стабилизаторами; полдюжины изящных серебристых П-38; за ними — несколько радов самолетов различных типов: транспортных, средних бомбардировщиков, учебных…

С высоты контрольно-диспетчерского пункта весь аэродром был виден как на ладони. На расстоянии двух миль от башни, вдоль берега тускло поблескивающего на солнце голубого озера Лейледж вытянулась цепочка землеройно-транспортной техники — драглайны, скреперы, бульдозеры, паровые экскаваторы, которые удлиняли большую взлетно-посадочную полосу. Колонны грузовиков, на каждом из которых развевался квадратный желтый флажок, въезжали и выезжали через временные ворота в ограде в дальнем конце летного поля. Левее, там, где были нарыты земляные насыпи стрельбищного вала, стояли под навесами старые П-40 — здесь выверялась нулевая линия прицеливания орудий. Время от времени над поверхностью вала поднималось вверх облачко пыли. Со стороны города двигались бензовозы и заворачивали на территорию подземных складов горючего.

В дальнем конце рулежной дорожки несколько рабочих, стоя на передвижной платформе, подновляли яркой желтой и черной краской диагональные полосы большой треугольной розы ветров. На бетонированных площадках перед ангарами возились с машинами механики. Моторы время от времени оглушительно стреляли, звук двигателей то нарастал, то затихал; до вышки доносились звуки, похожие на отдаленный гром.

Прохладный воздух помещения за выпуклыми стеклянными стенами вышки был все время наполнен резкими звенящими звуками и множеством голосов. Не обращая на них внимания, техник третьего класса Андерсон — главный оператор контрольно-диспетчерского пункта — и техник пятого класса Мерфи с интересом смотрели вниз на ту часть самолетной стоянки, которая была видна им в промежутке между ангаром и длинной низкой крышей здания командного пункта.

За несколько минут до этого на летное поле со стороны казарм вошла в ворота походная колонна — что-то около роты. После некоторой неразберихи рота перестроилась повзводно и образовала открытое с одной стороны каре, лицом к стоянке. Послышалась музыка — заиграл негритянский военный оркестр тыловой службы. Музыканты, наряженные в белые шлемы и белые гетры, выстроились тремя шеренгами: восемь труб, восемь флейт, восемь малых военных барабанов. Впереди стоял чернокожий тамбурмажор с жезлом в руке. Примерно в центре открытой стороны каре бестолково толклись офицеры, пытаясь разобраться в меловых отметках и построиться в шеренгу.

Техник Андерсон навела на офицеров полевой бинокль.

— Я знаю того, кто впереди, — сказала она. — Это полковник Моубри.

Рядом, за пультами, глядя на залитое солнцем летное поле поверх передатчиков, приборов и рукояток настройки, сидели техники пятого класса Белл и Келлер. Время от времени они что-то говорили в микрофоны в ответ на несущуюся из динамиков жужжащую разноголосицу.

— Ветер Л-лав, прием… — сказала Келлер.

Неизвестно откуда вдруг возник голос, занудно тянувший с техасским акцентом:

— …На борту самолета находится бригадный генерал Д. Д. Николс, заместитель начальника Штаба ВВС вместе с сопровождающими лицами: бригадным генералом Оливером X. П. Бакстером-младшим, капитаном Джоном Т. Стенхаузом и первым лейтенантом Мейтлендом Дэрроу. Говорит пилот, майор Берт Роджерс. Как поняли…

— Пять-ноль, Оканара-вышка, — сказала техник-сержант Белл. — Список пассажиров получен. Вас уже ждут. Посадку разрешаю. Полоса один-четыре. Будьте внимательны при заходе на посадку — там строится новое здание. Ветер Л-лав, слабый… — Она повернулась к технику-сержанту Андерсон: — Они выходят на третий разворот.

Андерсон взяла телефонную трубку.

— Третий разворот, сэр! — сказала она и положила трубку на место.

— А, вот он, — сказала техник-сержант Мерфи. — Я его вижу. Что у них за машина?

— Си-шестьдесят, «Локхид», дорогуша, — сказала Андерсон.

— Господи, она их все наизусть помнит!

Из динамика донесся мягкий голос диспетчера, работающего на частоте авиабазы в Орландо в пятидесяти милях от Оканары:

— …Разрешаю в направлении Джексонвилла, высота тысяча…

Чей-то возмущенный голос проскрежетал:

— Не понял, не понял. Повторите…

— Повторяю: на Джексонвилл, на четырех тысячах. Прием…

Другой, более громкий и высокий голос произнес:

— …Нахожусь четыре-пять от вышки, дайте контрольную линию…

— … вы же мне передали Р-пять-С-пять. О’кей.

Техник-сержант Келлер пристально вглядывалась в какую-то точку в небе за пределами аэродрома.