Москва-bad. Записки столичного дауншифтера

– Надо говорить «по дороге», а не «дорогой».

– Это почему же?! – я достал сигарету и закурил прямо здесь (Гяур стал как-то подрагивать).

– Сразу видно, что ты из Тамбова, – отрядил он, – вот если бы ты был из Москвы, ты бы сказал «по дороге».

Я чуть не проглотил сигарету и выплюнул её ему под ноги.

Вот только этого мне всю жисть и не хватало! «Шёл старик дорогой полевой…» и упёрся в камень угловой – и дорогой! Я и Подорогу знаю, и даже слушал его несколько раз… и даже году в 2007-м познакомился с Псоем Короленко!..

Я показал Гяуру жестом, чтоб он наклонил ко мне ухо, а когда он это сделал, продекламировал знаменитую в узких интеллектуальных кругах Псоеву частушку: «Подорога, Подорога, ты…» (ну, и там дальше про философа Ж. Батая и др.). Он прыснул и отшатнулся от меня, как от прокажённого или юродивого (хотя и сам уже напоминал нечто подобное). Крючится весь, бедный, и чуть не плачет.

Говорят у нас, например: «Дождём утки дуреют» – потому что «Во время дождя…» – это уже канцеляризм какой-то…

Тут, оказалось, давно подошла Юлечка в своих кедиках, что-то нам суфлирует… Чуть поодаль Оксана ещё покачивает головой.

А он всё давился, закрасневшись, чуть не до слёз…

Тут я вспомнил, что пока ехал в метро, прибился глазами в распечатку конспекта усиленно зубрящей – как будто что-то жующей – девахи. Обзор психологических школ: психология того-то и того-то – весьма длинно и на все лады, я аж втянулся… Потом, что для меня нехарактерно, задремал на полминуты… Очнулся с эврикой: психология свойств! Личность человека легко разбирается, почти до самого ядра, на вполне определённые свойства, они не меняются. Вернее, он их не хочет менять, но именно их и можно изменить – средствами психологического воздействия, искусства и т. д. Этим я, по сути, всю жизнь и занимаюсь. Только, как и все, больше не в своём огороде горожу и разгребаю камни…

Быстрее летел – хотел записать, страницы прямо две (а где тут запишешь?!), но теперь понятно, что то ли забылось, то ли и было безделицей.

– Да-да, «хватай»! – громко, по-бирюковски, выкрикнул я, а сам стремительно рванул прочь.

Вокруг – как бы на фоне привычного колючего московского воздуха – распускалась, испуская совсем непривычный тут аромат, сирень.

Через несколько дней он отмочил такое, что я всё же выплюнул чай в воздух. Во время чинного обеденного диалога, когда Людмила, намылившаяся на дачу сажать, со всею серьёзностью загодя испросила: «Алексей, а вот листья от моркови, ботва – их выбрасывать или из них суп можно сварить?», а я, прихлебнув конфетку и всё же сдержавшись от плевка, сдерживая ухмылку, как бы и не подбирая слова, ответил: «Это из свекольных борщ получается прикольный», – ворвался Гяур и, что-то помявшись и помурлыкав под нос, вдруг зарядил:

– Слушай, Лёх, это… а у тебя литературный дар есть?

Я еле прокашлялся, Люда даже по спине стучала. Он благополучно принял за ответ чайный взрыв и продолжал:

– А у меня есть. (Тут как назло вошла Анфиса, а с ней ещё Юлечка или Саша —обе, что называется, в теме!) Я уже публиковался. Написал там в газету местную – нашего района – про… (я не разобрал, про что). Небольшая, честно гря, такая заметка (он показал пальцами кусочек микротекста в три квадратных сантиметра!), но публикация уже есть: всё прописано, фамилия моя стоит, так что я – автор!

А я – автор целой серии книг «Заготовки для сытной зимовки»! Или вот Людмила с моих слов накатает.

Не удержался даже бросить по взгляду на каждую из вошедших девушек: ноль реакции!

Меж тем начинающий писака, как таковым и подобает, не унимался:

– Хорошо, что есть талант. Образование есть. Публикация есть (загибает пальцы). Будем с тобой детектив или фэнтези креативить – в соавторстве. (Я опять поперхнулся и чуть не дал фонтан изо рта). А лучше фэнтези. А ещё лучше – я уж придумал – сейчас это на ура прёт – в жанре альтернативной истории (историю я знаю: я буду на истфак поступать, ну, и плюс у меня фантазия развита, да и ты по своему ТГУ хоть как-то с историей знаком…). А вернее – это я сам придумал! – альтернативного фэнтези! То есть смесь, прикинь, истории, фантазии, ну, и там всякого – миллионы будем загребать! «Пад-ними глаза в рожденствен-скае небо-а!..» Главное – написать!.. Ну, объём там побольше и без ошибок всяких… У тебя почерк хороший? Хотя не почерк, наверное: печатаешь быстро?

Я, хоть и не в голос, но посмеивался на протяжении всей тирады. Какая-то прямо ирония судьбы!

Тут уже прошёл слух, что я хочу увольняться, и Гяурчик, взявшийся за дело с деловой хваткой, стал требовать у меня телефон и приговаривать: что не беспокойся: не сейчас, мол, писать возьмёмся, а в сентябре-октябре, когда я уже в институт поступлю.

Вспоминается история, рассказанная в кулуарах какого-то форума Евгением Поповым – про его знакомого, советского пиита-графомана, коий однажды додумался изваять такое:

Сядем, друг Акутогава,

Выпьем чашечку саке!

«Конечно, стал бы он с тобой сидеть распивать!» – смеялись все вместе с мэтром, примерно представляя, кто такой безумный гений Акутогава-сан. (Кстати, трамваи и даже автобусы, которые останавливаются на безлюдных ночных остановках, мы не раз и в Москве наблюдали.)

По лицам соработниц я так и не понял, понимают ли они, или просто улыбаются. Впрочем, это и действительно уже неважно. А вот если писатель или музыкант со звучным псевдонимом «Гяур Кяфиров» объявится – не удивлюсь.

Но один-то человек не забыл и своего отчасти добился. В последний день работы, я помню, явившись утром, я встретил прямо у калитки завхоза Пашу. Как всегда красный с похмелюги, и тоже, кстати, якобы готовившийся увольняться, он, нависнув туловищем, как деревенская бабка, на соборную оградочку, беседовал с полисменами и Владимиром Сергеевичем. Ему я принёс-таки обещанный рассказ (19-летней, что ли, давности, а потому приличный, напечатанный в той же «ДН» при поддержке того же Ф., да и то с купюрами) и, не желая привлекать внимания, с простым «принёс» сунул ему пакет с журналом. Он не сказал даже спасибо. Во-первых, я ему сам навязал встречное предложение: журнал вместо книжки и диска (в отличие от книго– и дискоторговли с пиратством у нас никаких проблем нет, и можно всё почитать-послушать в Сети, что, судя по всему, он бегло и сделал). Потом я ещё дважды его мельком видел днём, и он тоже с такой же похмельной серьёзностью промолчал. Во-вторых, я выполнил ему подпись не на первой странице, а на титуле своей публикации, и, скорее всего, открыв журнал, он её не увидел и обиделся.

А всю неделю перед этим мне и так с лихвой хватало всеобщего внимания. Казус был в том, что за день до меня заявление на увольнение подала Лена (!), и начальство, и она сама хотели спустить это по-тихому, а когда уж и я… Ситуация вырисовывалась весьма водевильная: вместе прийти и вместе увольняться, к тому же в отличие от неё я с удовольствием подтверждал «слухи», что ей, должно быть, не понравилось, и она постаралась отделаться от меня при походах в отдел кадров и т. п.

Вообще она (Лена) была как-то серьёзна и замкнута и вызывала даже некую жалость. Мне кажется, она с присущей ей недалёкостью-серьёзностью могла просить – как начальство, так и св. Василия – о повышении зарплаты (несколько раз она пыталась поднять эту тему в гримёрке, но безуспешно); увидев её, я лишь напомнил ей шутливо (но после потужил об этом), что у меня память лучше: я отлично запомнил, как при приёме на работу сразу категорически влепили: нэ будэт.

Когда от передачи из уст в уста весть о моём увольнении докатилась до Ланы, нам довелось даже вместе покурить на крыльце (это, понятное дело, запрещено). Мало того, что внезапный самовольный уход и так имел в глазах девушек свойство некоего поступка: мол, настолько я крут, что спешно и самодовольно вас покидаю – предположительно заради перемены участи на гораздо лучшую, – так я ещё, когда она спросила сигарету, угостил её не каким-то там тривиальным «Бондом синим»…