Анна Фаер (СИ)

- Да?

- Да, пойдём.

Я пошла за ним в прихожую. Там меня встретил Фаер. Он весело махал своим пушистым хвостом. Я не стала его трогать, не стала его обнимать, как это обычно делаю. Он удивился, посмотрел на меня вопросительно и ткнул своим холодным носом мне в ногу. Я оттолкнула его: у него слишком холодный и мокрый нос.

Макс дал мне какую-то куртку, накинул на себя пальто. Мы вышли на веранду. Дождь всё ещё неугомонно лил. Наверное, он лил всю ночь и будет лить весь это день, и весь следующей. Наверное, он будет лить всю неделю. Весь месяц. И, в конце концов, этот до одури противный мне город полностью затонет.

Я сделала шаг и пошатнулась. Макс схватил меня за локоть, открыл зонт. Мы быстрым шагом пошли ко мне. Я достала из секретного места на веранде ключи, открыла дверь. В прихожей уже не горел свет. Здесь пахло дымом от папиных сигарет. Интересно, сколько он выкурил за эту тревожную ночь? Думаю, очень много. А ещё здесь пахло едва уловимыми мамиными духами. Я чувствовала себя дома. Чувствовала, что всё закончилось.

- Ну, я пойду,- сказал со своей обычной сдержанностью Макс.

- Нет,- я хотела говорить громко, но у меня не получалось. – Не уходи. Мне ведь нужно выпить какую-нибудь таблетку, да? Я ведь ничего в этом не смыслю.

- Жаль, что здесь нет Димы,- вздохнул он, закрывая зонт.

Обтряхнув его от воды, он зашёл ко мне в дом. И я поняла, что хорошо бы было, если бы он из него не уходил. Да, было бы очень хорошо, если бы он остался здесь со мной. От одного его присутствия мне уже немного лучше.

- Что нужно делать?

Макс не понял моего вопроса. Просто посмотрел на меня удивлённо.

- Что мне нужно делать, чтобы я выздоровела?

- Скажи мне, где у тебя лежат все лекарства, и иди в постель.

Я указала ему на нужный ящик в шкафу, и медленно, держась за перила, стала подниматься к себе. Я чувствую себя так, словно мне сто лет, и я уже не на что не годна. Ужасное чувство. Где моя энергия? Где? Как она вообще могла пропасть? Плевать, что я заболела! Я всё равно должна быть такой же бодрой, как и всегда. У меня ведь был неисчерпаемый заряд этой энергии. И куда она теперь подевалась?

Я легла на кровать. Натянула на себя одеяло. Мне всё ещё было холодно. Почему мне холодно, если у меня температура? Разве мне не должно быть жарко? Я повернулась на бок и стала смотреть на дверь.

Вот появился Макс, протянул мне стакан с тёплой водой и таблетку. Я выпила.

- Мне тебе рубашку сейчас отдать? – спросила я у него, чтобы нарушить молчание.

- Потом. Как-нибудь потом.

«Ммм,- подумала я. – Оставлю её себе, он не будет против». Я посильнее укуталась в одеяло.

- Теперь поспи. Ну, а я пойду.

Поспи! Отличный совет человеку, который только что проснулся!

- Стой, не уходи,- я схватила его за руку.

До чего же она у него холодная! Или это моя такая горячая?

- Что?

- Не уходи. Когда я болела, папа всегда сидел рядом, пока я не усну.

О! Сколько, наверное, пришлось приложить ему усилий, чтобы не съязвить и не сказать какую-нибудь колкость! Но он промолчал. Отодвинул от стола стул и уселся на нём. Я сначала смотрела на то, как он тихо сидит, а потом закрыла глаза. Ведь я могу даже и не смотреть на него. Я знаю, что он тут, рядом. Сидит и охраняет мой сон. Значит, всё хорошо. Я заболела, но ничего страшного. Я ведь не умру. Как я могу умереть, когда Макс сидит тут? Никак. Я знаю, что всё будет хорошо.

Я проснулась только вечером. Я даже не знала, вечер ли это. Я совсем потерялась во времени. Мне казалось, что прошло ужасно много времени, пока я спала. А что если уже утро следующего дня? Что если я упустила целый день своей жизни впустую?

Я заворочалась в постели. Открыла глаза. Макса рядом не было, но зато на его месте сидел мой папа. Я улыбнулась. Всё точно так же, как было в детстве. Он всегда сидел рядом, когда я болела. И мне стало так хорошо. Я словно вернулась в детство и снова стала маленькой. Все обо мне должны заботиться, а я могу делать, что захочу и капризничать. Ну, если подумать, то со мной всегда было так. Независимо от возраста.

Мне снова дали какую-то таблетку. Дали выпить что-то тёплое, и я опять захотела спать. Родители не ругались больше, они были испуганы, они просили прощения. Я вышла победителем. Победителем, у которого теперь какие-то серьёзные проблемы со здоровьем. Но это неважно, важно то, что я победила. Всем придётся теперь признать мою независимость и свободу. Мой бунт был не зря.

Я очень долго спала. Очень долго и тревожно. Когда мне становилось жарко, и я сбрасывала с себя одеяло, мне снился странный белый квадрат, но стоило мне озябнуть и накинуть на себя одеяло, чтобы стало теплее, белый квадрат медленно разрастался, менял свой цвет и превращался в красный прямоугольник. Потом мне снова становилось жарко, я снова сбрасывала с себя одеяло, и прямоугольник превращался в квадрат. И так всю ночь.

Зато, когда я проснулась утром, мне стало лучше. Я долго лежала в постели с закрытыми глазами: прислушивалась. В доме было тихо. Пусто. Я одна. Отлично.

Вы, наверное, заметили, что я не очень-то люблю оставаться в одиночестве. Мне всегда нужно чьё-то присутствие. Но не сейчас. Сейчас я хочу быть одной. Когда я начинаю болеть, всегда наступает такой момент, что мне становится ужасно тесно с другими людьми. Хочется забраться с головой под одеяло, забаррикадироваться подушками и не высовываться из своего убежища целый день.

Но сейчас я дома одна. Всё пространство вокруг только моё. Всё хорошо. Я села на кровать, стала снимать с себя рубашку Макса. Она, конечно, очень хорошая, но я люблю свою пижаму сильнее. Потому что она моя.

Я пробралась на кухню. Нужно найти чего-нибудь поесть. Я ведь знала, что не ела уже давно, знала, что я голодная, но почему-то есть мне всё равно не хотелось. Поэтому постояв чуток перед открытым холодильником, я решительного его закрыла. Не буду себя заставлять. Буду слушать своё тело, хотя бы когда болею. Может, потому и болею, что никогда его не слушаю. Но ведь это так глупо, слушать своё мясо! Слушать нужно мозг! Я решительно налила себе апельсинового сока. Да, хорошо, что он оказался на столе. Но, на самом деле, это ни капли не удивительно. Все, кто знает меня, знают и мою страсть к этому соку. Поэтому родители, которые всё ещё чувствуют на себе вину за мою болезнь, просто не могли оставить меня без сока. Апельсиновый сок для меня – это то же самое, что чай для Димы. Настолько всё серьёзно.

Я взяла с собой стакан и вышла из кухни. У меня в прихожей очень широкие подоконники, а прямо под ними, наверное, проходят какие-то трубы. Я не знаю, что там проходит, но сидеть на этих подоконниках очень тепло. Я принесла туда плед, взяла подушку и медвежонка, без которого я никогда не ложусь спать, и устроилась на широком и тёплом подоконнике.

Сделала глоток апельсинового сока. Стала вспоминать. Лет пять назад, я тоже заболела. Так же сильно, как и сейчас. Только тогда я была младше. Тогда у меня впервые температура была выше сорока. И, что хуже всего, я тогда уже знала, что при температуре в сорок два градуса можно умереть. У меня было сорок один градус. Мне дали таблетку, сказали уснуть, сказали, что всё будет хорошо. Но я не уснула. Я отвернулась к стене, закрыла глаза и стала думать о том, что я могу умереть. Я впервые осознала, что мне придётся умереть. Может быть, не сейчас, но потом. Весь тот вечер я об этом только и думала.

Что было бы, если бы я умерла? Ничего! Меня бы похоронили на каком-нибудь кладбище, и на этом всё. Друзья бы погоревали, все бы стали говорить о том, какой я была славной. Родители бы переживали. Но что было бы лет, скажем, через двадцать? Кажется, не такой уж и большой срок. А за это время столько всего бы изменилось! А я бы этого даже не увидела. И, что пугало меня сильнее всего, про меня бы стали забывать. Все мои друзья, все, кто любил меня когда-то, уже бы даже не помнили моего имени. Родители бы уже не приходили так часто на мою могилу. А когда они бы сами умерли, то больше никто никогда не приходил бы. Разве что, какой-нибудь странный человек, которому нравится блуждать и читать надписи на надгробных плитах, остановился бы перед моей могилой. Он бы ухмыльнулся. «Всё, что от неё осталось, - это имя»,- так бы он подумал. И он бы имел на это право. Он ведь был бы живым. А я уже нет.