Десять баллов по бофорту (повести и рассказы)

Были большие стройки в разных местах страны. Потом был исторический факультет МГУ. Была неожиданная для него самого работа на турбазе в родной Калининской области — поездки с туристами, связанные не просто с "осмотром памятников" и "просматриванием пейзажей", а с трудными маршрутами и медленным вживанием городского человека в неповторимые верхневолжские места, где сохранилось еще так много неизведанных троп.

Вот тогда, может быть, Борис Воробьев и захотел рассказать людям о том, что успел узнать и понять сам. Может быть, в первых "своих" "туристах" увидел отчасти и учеников, которым захотелось раскрыть какие-то тайны природы, приобщить к любимому им самим, может быть, он видел в них и своих будущих читателей. Этот путь кажется мне таким понятным для писателя-"приключенца".

…Можно создать целый феерический мир приключений, не покидая кабинета, такие приключения особенно экзотичны и романтизированы. Можно просто вести путевые заметки, и это интересно и поучительно, заметки такого рода внесли золотой вклад в приключенческую литературу. Выбор Бориса Воробьева пал на те часы в жизни человека, которые отмечены баллом "десять" по шкале Бофорта — штормом, атакой, безвыходным окружением, смертельным заданием — испытанием на разрыв, концентрированием всех человеческих сил — и всегда победой добра. Победа — одно из главных правил жанра приключений.

Но, показывая эти часы "пик", Воробьев делает и другое дело: он строит мир "смелых и больших людей" как мир будничный, повседневный, обязанный быть в постоянной готовности не ради славы, но ради службы, не в честь романтики, но просто потому, что еще есть на земле такие места, где XX век может внезапно кончиться, технические достижения покажутся жалкими игрушками взрослых детей, а в действие должны незамедлительно вступить сильное тело, светлая голова, мужественное сердце.

Те, кто уже испытал в жизни этот страшный миг — груда искореженного металла вместо самолета, или заглохший мотор машины посреди ледяной пустыни, или внезапно прервавшаяся радиосвязь, потеря карты, компаса… — те поймут слова "кончился XX век". Именно тогда мы впервые задумываемся: а были ли мы достойны всех этих технических достижений или они были подарены каким-то мудрецом слабым людям, не надеющимся на собственные силы? Именно тогда мы начинаем ощущать Природу, медлительную, вечную и вездесущую, следящую за нами тысячью глаз — глазами собак, орлов, деревьев… И древнее умение человека дружить с природой и глядеть в ее глаза как равный равному, как сильный сильному рождается в этот час.

Благодарность автору за то, что он так выразительно, так ярко дает нам возможность (одними лишь средствами литературы!..) пережить эти часы вместе с его героями, тоже одно из главных условий приключенческой литературы.

Но благодарность может быть разная, и сопереживание тоже: просто читательское — любопытствующее, иной раз снисходительное, вызывающее умиление и удовлетворение оттого, что вы-то, читатель, находитесь в полной безопасности! Но может быть сопереживание и другого рода, которое вызывает мастерство Воробьева: "хочу так", "могу ли я так?"

…У нас есть сомнительная привычка употреблять вместо многих понятий жаргонные словечки типа "хобби", "супермен"… Уже сложился даже штамп, что героями приключенческой литературы должны быть супермены (и как дань эмансипации — суперменши). Но героев Воробьева мне не хотелось бы обижать этим названием.

Да и какое это суперменство, когда, смешноватый, даже в чем-то нелепый старик занудливо ворчит целыми днями об обязанностях доставщика почты, а однажды вдруг прыгает в ледяную воду за газетами — ну не чудак ли?..

И разве назовешь словом "мен" (то бишь человек) других героев повествований Воробьева, например, благородного Ытхаиа, ведь это собака. Животные живут на страницах произведений Воробьева так же полно, ярко, даже духовно, как и люди. Они у Воробьева все личности. Они независимы, неподобострастны, они работают для человека, говоря языком города, не просто "за зарплату", а по извечной необходимости службы и взаимосвязанности.

Именно на эту точку зрения Воробьев сразу же, с первых страниц любого рассказа, ставит своего читателя — и не волюнтарно, надуманно, — а просто достоверностью деталей, знанием натуры. Достоверность и глубокое знание — еще одно условие приключений XX века. Современный читатель уж не позарится на "развесистую клюкву" ради занимательности. Он знает слишком много, он и повидал многое благодаря телевидению и кино, если не лично. В современной приключенческой книжке обязана быть какая-нибудь "отраслевая" информация. Иначе ее не станут читать.

И, безусловно, современный автор, конечно же, должен учитывать фактор "телезрительства" и, отстаивая литературность жанра, работать на таких высотах, которые пока доступны только литературе. Вот почему мы так строги к форме, к пластике изобразительных средств, к стилю, языку, к отбору образов, деталей. Строгость и лапидарность повествований Воробьева не могут остаться незамеченными.

Нет у него любовных коллизий, женщины у него на ролях статисток — ему, собственно, интересны в жизни те ситуации, где их не должно и быть.

Эти как бы заданные самому себе четкие, но отнюдь не назойливые рамки создают оригинальность стиля Бориса Воробьева, Это сделало необходимым найти единственно верный язык — скупой, очень "мужской", форму повестей. Безупречной в этом смысле кажется мне повесть "Прибой у Котомари". Нет нужды пересказывать ее для того, кто только что ее прочел и находится под ее впечатлением. С первых же фраз автору удалось подняться — и поднять читателя — на подлинную высоту, высоту подвига, самоотречения, мужской солидарности, и сделано это исключительно средствами лаконичной прозы, которая кажется сродни сумрачной поэзии эпических повествований, северным сагам, легендам о богатырях и сверхчеловеческих их деяниях.

Именно в этой повести есть неприметное, казалось бы, место, которое является самым характерным для его героев, — это когда Баландин хочет сменить на вахте рулевого — тот устал от изматывающего перехода к месту назначения. "Спасибо, старлей. Только я штурвал, как и жену, в чужие руки не отдаю. Не обижайся". Это и есть пример самой что ни на есть личной ответственности за свое место, свой участок. Ведь мы привыкли, что в большом городе, среди городской человеческой популяции не бывает так уж незаменимых людей — так нас много, так мы похожи, и так одинаковы наши функции… Фразами нашими о дружбе и взаимовыручке не прикрываем ли мы подчас нежелание иметь эту самую только свою личную ответственность?..

Первые книжки Воробьева выходили под обложкой "Честь. Отвага. Мужество". Такое право надо заслужить — не только заслугами своих героев, но и личными делами, работой, характером, наконец.

Должно быть, именно характер автора и позволил ему быть таким естественным в описании трудностей, таким достоверным в выведении на сцену природы, таким провидящим в трагическом финале "Прибоя у Котомари".

А для юного читателя, который составляет основной адрес библиотеки приключений, такое тождество или сходство автора с его героями тоже условие. Воспитывающее, возвышающее, необходимое.

3. ИБРАГИМОВА