Неправильный Дойл

– Тимми! – снова сказала Брекен, ее голос звучал растерянно.

Она побледнела и схватилась рукой за шею, довольно мило, как показалось Дойлу. На ней было черное вечернее платье с открытыми плечами, в ушах и на запястьях сверкали бриллианты.

Дойл заморгал и вдруг почувствовал себя усталым, и ему подумалось: как было бы чудесно склонить голову ей на грудь и забыться на пару часов. Потом ниоткуда возник здоровяк в прозрачном дождевике поверх черной кожаной куртки и ударил Дойла в горло клеенчато-кожаным локтем.

Падая и хватая ртом воздух, Дойл услышал вопли Брекен. Иисус, вспомнил он. Этого человека зовут Иисус. Рухнув на пол, Дойл громко вскричал: «Иисус!» – словно молясь о забвении. Затем снова наступила темнота, в которой его поджидали муравьи.

15

Вторая комната сильно отличалась от первой. Она была обставлена дорогой кожаной мебелью, в углу помещался громоздкий секретер из красного дерева, набитый большими книгами в кожаных переплетах. На стенах висели полотна девятнадцатого века со сценами охоты и вставленные в красивые рамки копии «Тюрем» Пиранези. [137] Деревянные жалюзи на высоких окнах были опущены только до половины, позволяя сгущающимся синим сумеркам проникать внутрь. Дойл обнаружил, что лежит на кожаном диване, украшенном складками и пуговицами, на руках и ногах у него – стальные браслеты. Его одежда была сырой и холодной, голова болела, горло жгло в том месте, куда попал локтем Иисус, но муравьев не было. Он попытался достать ногами до пола и почувствовал, как цепь натянулась и наручники врезались в кожу лодыжек. Во рту был такой привкус, словно туда что-то заползло и сдохло. Потом, непонятно зачем, он с усилием повернул голову к секретеру и попытался прочесть названия книг, но перед глазами все плыло, и он отвернулся.

– Ты не сможешь их прочитать, – сказала Брекен. – Они фальшивые. Там пустота. Думаю, внутри оружие или выпивка.

Дойл, превозмогая боль, повернул голову в сторону Брекен, которая, как оказалось, сидела в клубном кресле напротив дивана, вытянув босые ноги на пуфике. Ее черное платье собралось у колен, из зажатой между пальцев сигареты к потолку поднимались колечки дыма. Вскоре он снова почувствовал, как воображаемые муравьи кусают его под мокрой одеждой, скривился и закрыл глаза.

– Что? – нахмурившись, спросила Брекен.

– Ничего. – Голосовые связки Дойла были словно оцарапаны. Он поднял скованные руки. – Ты должна снять их с меня.

Брекен отвернулась.

– Я не могу, – сказала она сумеркам за жалюзи.

– Почему?

– Просто не могу. Кроме того, у меня нет ключей.

– У кого тогда они есть? – спросил Дойл, повышая тон.

– Ой, заткнись, – сказала Брекен и с внезапной злостью раздавила сигарету в пепельнице, стоявшей на маленьком столике за креслом. – Ты вляпался в эту историю, ты и выкручивайся. Тебе следовало продать мне «Пиратский остров», когда у тебя была возможность. Сейчас были бы вместе в Нью-Йорке, потягивали бы мартини в «Каббала клаб» в Сохо, а потом всласть трахались бы дома. Вместо этого ты строишь из себя крутого и в довершение всего умудряешься сделать из меня долбаную преступницу! Благодаря тебе федералы серьезно копают под меня из-за какого-то иммиграционного дерьма.

– Жаль это слышать.

– Ты настоящий придурок, – надула губы Брекен. – Я всего-то хотела вырастить немного чертовой клубники.

– С помощью рабского труда.

– Я-то что знаю о мексиканцах? – Она нервно заерзала в кресле. – Я даже язык их не понимаю! Я наняла Энрике, он сам нашел работников. Откуда мне было знать, что там творится?

– Ну у тебя же есть глаза?

– Ой, пошел на хер.

– Он морил их голодом, мучил, – настаивал Дойл.

Слезы брызнули из глаз Брекен. Она закусила губу, и какое-то время они оба молчали. За окном совсем стемнело. Брекен зажгла лампу с абажуром из зеленого стекла, закинула ногу на ногу, потом сняла. Похоже было, что она никуда не торопится, но на него она не смотрела. Постепенно Дойла начала мучить жажда.

– Я не отказался бы чего-нибудь выпить, – сказал он. – Джулеп с бурбоном и мятой, например.

– Что?

– Просто чего-нибудь выпить, – сказал Дойл. – Как насчет воды?

– Нет, – сказала Брекен. – Помучайся.

Дойл выжидающе смотрел на нее. Брекен всплеснула руками, вышла из комнаты через тяжелую, обитую кожей дверь и через несколько минут вернулась с молоком и высоком пластиковом стакане, соломинкой и пачкой печенья «Орео».

– Ты можешь сесть? – спросила она.

Дойл с некоторым усилием свесил ноги с края дивана, изогнулся всем телом и в конце концов принял сидячее положение. Брекен села возле него, поднесла соломинку к губам, и он жадно выпил молоко. Потом она положила кусочек печенья ему в рот и вытирала крошки с подбородка, пока он чавкал. Наручники на запястьях не настолько мешали, чтобы он не мог поесть сам, но он не возражал против внимания.

– С двойной начинкой, – сказала Брекен, предлагая второе печенье. – Высший сорт.

Дойл помотал головой.

– Они собираются убить меня, тебе это известно.

– Не смеши меня, – ответила Брекен, отводя глаза.

– Они уже дважды пытались это сделать, – сказал Дойл. – И я подстрелил одного из их парней. Они точно отомстят мне за это. – Он помолчал. – Кто все-таки за этим стоит?

Брекен вздохнула.

– Подожди, и сам увидишь, – сказала она.

– Мне кажется, ты уже можешь сказать мне, что происходит, – произнес он, заставляя голос звучать ровно. – Я имею на это право.

Брекен резко вскочила и бросилась к креслу, на котором сидела до этого. Она упала в него, закинула ноги на пуф и начала сплетать свои длинные изящные пальцы.

– Я пыталась помочь тебе, но ты не слушал, – сказала она. – Теперь слишком поздно. Я беспомощна, я в их власти, как и ты. Ты должен понять, что вся эта ерунда, которая случилась…

– Поджог, похищение, попытка убийства, – вставил Дойл.

– …не моя вина.

Дойл мрачно улыбнулся.

– Конечно, детка, – сказал он. – Ты просто как листок, который ветром носит от канавы к канаве.

– А ты жалкий ублюдок, – парировала Брекен.

Дойл повернулся лицом к кожаной обивке.

– Пошла вон отсюда. Если я умру в этой комнате, я не хочу, чтобы здесь воняло тобой.

Брекен покраснела, встала и вышла, сильно хлопнув дверью. Потом, меньше чем через пятнадцать секунд, вернулась и снова упала в кресло. Зеленый свет абажура отража71СЯ в ее голом плече.

– Что ты хочешь знать? – Она взяла другую сигарету.

– Все.

– Ты должен задавать конкретные вопросы, – сказала она. – Начни с самого начала.

– Ладно, – сказал Дойл, глядя прямо в ложбинку между ее грудями. – Почему на тебе это платье?

– Сегодня здесь ужин, – ответила она. – Должен быть Фантуччи и еще несколько шишек.

– Что за дьявол этот Фантуччи? – спросил Дойл.

– Фантуччи – губернатор Делавэра, – нетерпеливо ответила Брекен. – Ты в Делавэре.

– Делавэр, – поморщился Дойл. – Мог бы и сам догадаться.

– Но Фантуччи – это так, сбоку припека. Почетный гость – Уильям Дж. Донован.

На секунду Дойл задумался. Имя было известным.

– Ты имеешь в виду Донована – тенора из Ирландии? Этого Донована?

– Точно, – ответила Брекен. – Он будет петь для Старого Фрукта.

Уже второй раз за день Дойл слышат это прозвище.

– Кто такой Старый Фрукт? – спросил он. Брекен в упор посмотрела на него.

– Он босс, – сказала она. – Крупная рыба.

– Фрукт, рыба, – раздраженно сказал Дойл. – У этого кулька с продуктами имя есть?

Брекен глубоко вздохнула, и на мгновение ему показалось, что она не ответит.

– О'Мара, – наконец сказала она с таким выражением, будто это имя должно было означать что-то особенное.

Дойл напряг мозги, но ни одной ассоциации на ум не пришло. Кем был этот О'Мара – по-видимому, ирландец, – что он мог распоряжаться губернатором и всемирно известным тенором и сеять хаос на Восточном побережье?