Колыбель (СИ)

— Вот именно, — улыбнулся пожилой лысый мужчина, доставая из кармана толстую записную книжку и авторучку. — вы пришли в адвокатскую контору, я готов вас выслушать. Слушаю.

Пожилой мужчина забросил ногу на ногу, открыл книжку, готовясь записывать:

— Говорите. Время идет. Или вы раздумали?

Молодой человек все же выпростался из напавшего на него ступора:

— Я час назад убил своего отца.

В глазах адвоката появилось что–то похожее на интерес.

— Убили отца?

— Да. Отца, Александра Александровича Ефремова.

— По какой причине? Может быть, случайно? Несчастный случай?

— Нет. Я убил его, потому что убил. Он встал у меня на пути.

— На пути? В переносном смысле?

— В переносном. Он встал между мной и девушкой, которую я любил.

— Рассказывайте, я внимательно слушаю.

— Мы жили вдвоем.

— С девушкой или с отцом?

— С отцом. Я и он. Когда мне было уже лет шесть, отец удочерил девочку из детдома. Ее звали Прасковья. Вернее, назвали так. Отец назвал. Звал ее Параша.

— Я слушаю, слушаю.

— Я всегда знал, что она не моя сестра. То есть она росла как сестра, мы были как брат и сестра, но я знал.

— Это понятно.

— Мы росли, мы подросли. Я ушел в армию. А когда вернулся… Я увидел, как она расцвела.

— Но ей же было только…

— Нет, я ушел в армию поздно, в двадцать три года. Так получилось. А когда вернулся, она расцвела, и я понял, что она никакая мне не сестра. Кроме того, можно было понять, что и она ко мне…

— Понятно.

— Отец сказал — только через мой труп!

Адвокат вздохнул, как будто эти слова его огорчили.

— Чем он объяснил свой запрет?

Юноша резко наклонился к собеседнику, глаза засверкали, как будто внутри у него…

— Так вот его объяснение меня больше всего и задело. Он сказал, что Параша моя мать.

— Что–что? — Адвокат поморщился, клиент начал его разочаровывать.

— Он сказал, что она, Параша, сестра моя, — моя мать!

Адвокат перестал записывать. Поджал губы. Юноша продолжал между тем рассказывать:

— Он открыл мне страшную свою «тайну». когда–то давно он работал в одном тропическом отеле механиком, попал в цунами, его занесло на остров, там он сошелся с женщиной, от нее родился я, он как–то переправил меня сюда, в Россию, а моя мать превратилась там, на острове, в младенца, а потом родилась здесь, в Подмосковье. Он оставил на ней какие–то знаки, чтобы найти ее здесь. Он говорил мне, что там, на острове, время идет в обратном направлении, поэтому…

— Погодите.

— Нет, вы послушайте, я должен был из–за такого бреда отказаться от девушки, которую любил больше жизни? Я должен был поверить старому кретину, что моя возлюбленная его жена и моя мать?

— Послушайте, молодой человек…

— В конце концов дошло до такого… я сам плоховато помню. в общем, я хотел его просто оттолкнуть, а там вдруг нож…

Пожилой мужчина закрыл блокнот. Под воздействием его спокойного, даже скучного взгляда Артур Александрович Ефремов замолк.

— Вы знаете, чтобы представить это событие как результат аффектированного поведения… — Адвокат снова открыл свой кондуит. — а сам факт смерти вы не придумали?

— Это случилось час назад.

— Так вот, чтобы защищать вас и, скажем, представить все это как результат несчастного случая во время семейной ссоры, я, поймите меня правильно, должен знать, что там произошло у вас на самом деле.

— Что?

Теперь адвокат наклонился вперед:

— Историю с островом, где время как–то не так движется, лучше не вспоминать и никому больше не рассказывать.

— Но это его выдумка. Он мне говорил, он такое рассказывал. Что все войны, которые здесь у нас были, — помните, внезапные? — это потому, что с этого острова попадали сюда всякие маньяки.

— И я про то же, пусть эти рассказы останутся с вашим отцом. Где бы он сейчас ни находился. Вы меня поняли.

— А что рассказывать?

— Об этом мы сейчас и подумаем.

17

Людоед поднес телефон к уху, потом к глазам, потом посмотрел на Дениса, застывшего в противоположном конце пещеры, и спросил:

— Что это с ним?

Денис молчал.

— Иди сюда. — Гильгамеш протянул руку с телефоном в сторону незваного гостя. Тот был не в силах сдвинуться с места. — Что с тобой? Иди посмотри, я не понимаю. Он молчит, а тут что–то… я не понимаю. Иди сюда.

Пришлось подойти. Гильгамеш показал Денису телефон, не выпуская его из огромной руки.

— Что это такое? Почему тут вот это?

— Это эсэмэс.

— Что это?

— Кто–то хочет поговорить с тобой, но не голосом.

— Не понимаю.

Денис собрался, насколько это было возможно с разбежавшимися словами, и попытался объяснить, что происходит с телефоном.

— И что он говорит своими буквами и словами?

— Я не вижу так.

— Смотри ближе, можешь взять ветку.

Денис взял ветку и наклонился над протянутым прибором.

— Ну!

— Боюсь, это послание не тебе, а скорее мне.

— Почему?

— «Отче наш, Иже еси на небеси, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя на земли, яко на небеси…»

— Стой, почему ты говоришь, что это тебе? Как «он», кто говорит сейчас, может знать, что ты здесь?

— ОН знает все и всегда.

Людоед поднес телефон к глазам, некоторое время изучал его, потом покосился на Дениса:

— «Отче наш», говоришь?

— Да, «Отче наш».

— А почему ты считаешь, что это к тебе?

— Потому что… ну, мне кажется, что пора мне молиться.

— Я не про то. Почему это к тебе, если сказано, что он «наш»? Значит, и мой.

Денис попытался улыбнуться:

— Да, ты, кажется, прав.

— А кто он такой?

— Если хочешь, я тебе расскажу.

— Расскажи!

ЗАПОЗДАЛЫЕ ЭПИГРАФЫ

А дитя волну торопит:

«Ты, волна моя, волна!

Ты гульлива и вольна;

Плещешь ты, куда захочешь».

А. С. Пушкин

Цунами что хочет делает с нами и временами ворочает временами.

Рю Таками

Время не имеет значения, только жизнь имеет значение.

Люк Бессон

Колыбель качается над бездной. Заглушая шепот вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь — только щель слабого света между идеально черными вечностями. Разницы в их черноте нет никакой, но в бездну преджизненную нам свойственно вглядываться с меньшим смятением, чем в ту, к которой летим со скоростью четырех тысяч пятисот ударов сердца в час.

В. Набоков

Я умер. Яворы и ставни

Горячий теребил Эол

Вдоль пыльной улицы. Я шел,

И фавны шли, и в каждом фавне

Я мнил, что Пана узнаю:

«Добро, я, кажется, в раю».

В. Набоков

Сидя в своем кресле, ты управлял миром. Твои суждения были верными, суждения всякого другого — безумными, сумасбродными.

Ф. Кафка

Представление о соотношении времени и пространства у вавилонян было противоположно нашему: прошлое для них было «впереди», будущее — «сзади». Поэтому, сколько бы они ни менялись, жили они, повернувшись лицом к истокам — иногда доподлинно известным, иногда — вымышленным.

Д. Арно

Одна старушка стремилась во что бы то ни стало покончить с собой. Она все время вешалась. В очередной раз вынув ее из петли, доктора у нее спросили: зачем вы так стремитесь «туда», вдруг «там» будет хуже? Она ответила: а я и «там» повешусь!

А. Андриевский