Леденцовые туфельки

ГЛАВА 9

6 декабря, четверг

Всю эту неделю Тьерри очень много работал. Так что мы с ним почти и не разговаривали: между моей работой в магазине и его бесконечной возней с квартирой, похоже, ничего больше втиснуть невозможно. Сегодня он звонил мне насчет того, какой дубовый паркет я предпочитаю — светлый или темный, но предупредил, что в квартиру пока лучше не заходить, там жуткий кавардак. Повсюду пыль от штукатурки, половина пола вскрыта. А ему хочется, чтобы все было в идеальном порядке, когда я эту квартиру снова увижу.

Я не осмеливаюсь даже спросить у него о Ру, хотя от Зози знаю, что он по-прежнему там работает. Прошло уже пять дней с тех пор, как Ру столь неожиданным образом объявился, но к нам он больше не заходит. Меня это немного удивляет, хотя, наверное, и не должно бы. Я все уговариваю себя: так даже лучше, очередное свидание с ним только осложнит нашу жизнь. Но спокойствие мое уже нарушено. Я же видела, какое у него было лицо. И теперь снаружи до меня то и дело доносится звон колокольчиков над дверью, ибо тот ветер вновь ожил...

— Может, мне заглянуть туда как-нибудь — просто по дороге? — сказала я как бы между прочим, но Зози мой тон, разумеется, ни капельки не обманул. — По-моему, это неправильно — вот так избегать друг друга, и потом...

Зози только плечами пожала.

— Конечно, зайди... если хочешь, чтоб его уволили.

— Уволили?

— Ну ты даешь! — Она даже фыркнула от нетерпения. — Не знаю, Янна, заметила ли ты, но, по-моему, Тьерри и так уже вовсю на твоего Ру косится, а если ты еще и начнешь заглядывать туда «просто по дороге», он сразу устроит тебе сцену, и ты даже охнуть не успеешь, как он...

Что ж, вполне разумно. Впрочем, как и все, что она говорит. Доверьтесь Зози, если хотите понять суть происходящего. Но, заметив, видимо, что я несколько разочарована, она улыбнулась мне, обняла за плечи и предложила:

— Слушай, давай я сама туда схожу и проверю, как он там. А заодно и скажу, что ему тут все будут очень рады, так что пусть приходит, когда захочет. Да я, черт возьми, могу даже сэндвичи ему отнести, если ты хочешь!

Я не выдержала и рассмеялась:

— Не думаю, что в этом есть необходимость.

— Ты, главное, не волнуйся. Все в итоге встанет на свои места.

И я начинаю думать, что, может, оно и так.

Сегодня, как всегда по дороге на кладбище, зашла мадам Люзерон со своей персиковой собачкой и купила три ромовых трюфеля. Но теперь она уже держится иначе, не кажется такой далекой и высокомерной, вполне может даже согласиться присесть, выпить чашечку мокко и отведать моего трехслойного шоколадного торта. Она, правда, по-прежнему крайне редко вступает в беседу, но ей очень нравится смотреть, как Розетт рисует под прилавком, или вместе с ней рассматривать картинки в какой-нибудь книжке с волшебными сказками.

Сегодня она довольно долго изучала наш святочный домик; одна дверка в нем теперь открыта, и можно видеть, что происходит внутри, в холле, убранном к приходу гостей. Гости, собственно, уже прибывают, а хозяйка дома в вечернем платье встречает их на крыльце.

— Какая оригинальная витрина! Я таких никогда не видела— Мадам Люзерон почти прижалась к стеклу своим густо напудренным яйцом. — А эти шоколадные мышки — просто прелесть! И маленькие куколки тоже...

— Да, они очень хорошо получились, не правда ли? Это Анни их сделала.

Мадам отпила глоток шоколада, задумалась, потом сказала:

— Что ж, возможно, она права. Нет ничего более печального, чем пустой дом.

Все куклы сделаны из деревянных крючков от вешалок, аккуратно раскрашены и тщательнейшим образом одеты. Анни потратила на это массу времени и усилий, зато я мгновенно узнала в хозяйке кукольного домика себя. Во всяком случае, это явно была Вианн Роше — в красном платье, сделанном из шелкового лоскутка, с длинными черными волосами; Анук выпросила у меня прядку моих волос, приклеила их к голове куколки и скрепила обручем.

— А ты сама где же? — спросила я у нее.

— Ой, себя я еще не доделала! Но скоро обязательно доделаю! — Она сказала это с таким воодушевлением, что я невольно улыбнулась. — Я сделаю куколку для каждого из нас. И непременно все закончу к Рождеству, и тогда все двери домика откроются, и состоится большой прием...

«Ах, — подумала я, — вот и цель проясняется».

Двадцатого декабря у Розетт день рождения. Мы никогда никакого праздника ей не устраивали. Время не слишком удачное — скоро Святки, а там и до воспоминаний о Ле-Лавёз рукой подать. Но Анук обязательно каждый год напоминает мне, что надо бы устроить для Розетт настоящий день рождения, хотя сама Розетт, похоже, ничуть не огорчится, если ничего и не будет. Для нее пока все дни волшебные, и горстку пуговиц или кусочек мятой «серебряной» бумаги она воспринимает с тем же восторгом, что и самые изысканные игрушки.

— Мам, а мы не могли бы тоже устроить прием?

— Ох, Анук. Ты же знаешь, что нет.

— А почему нет? — упрямо продолжала она.

— Ну, понимаешь, сейчас у меня слишком много работы. И потом, если мы собираемся переезжать...

— Тогда тем более. И вот что я думаю. Нельзя просто так переехать и никому даже «до свидания» не сказать. Надо действительно устроить праздник по случаю Рождества и дня рождения Розетт. Для всех наших друзей. Потому что ты сама знаешь: как только мы переедем к Тьерри, все будет по-другому, и нам тогда придется делать все так, как захочет Тьерри, и...

— Ты несправедлива, Анук, — упрекнула я дочь.

— Но это ведь правда!

— Возможно, — согласилась я.

Рождественский праздник, думала я. Словно мне и без того мало хлопот. И к тому же сейчас самая горячая пора...

— А я тебе, конечно, помогу, — уговаривала меня Анук. — Я могу, например, написать приглашения, составить меню, развесить украшения и испечь какой-нибудь торт специально для Розетт. Шоколадно-апельсиновый. Ты же знаешь, как она его любит. Можно сделать ей тортик в виде обезьянки. А еще можно устроить веселый карнавал, и пусть все оденутся как разные звери и животные. А пить мы будем гранатовый сок... и коку... и, конечно, шоколад...

Я не выдержала и рассмеялась.

— Ты, я вижу, уже все обдумала?

Анук слегка надула губки.

— Ну... подумала немножко.

Я вздохнула.

«А собственно, почему бы и нет? Пожалуй, пора».

— Ладно, — сказала я. — Получишь ты свой праздник. Анук радостно взвизгнула:

— Вот здорово! Как ты думаешь, снег уже выпадет?

— Может, и выпадет.

— А могут гости прийти в карнавальных костюмах?

— Пожалуйста. Если захотят, то конечно.

— И мы сможем пригласить всех, кто нам нравится?

— Ну да.

— Даже Ру?

Мне следовало бы догадаться. Я заставила себя улыбнуться.

— Почему бы и нет? — сказала я. — Если он все еще будет в Париже.

Мы с Анук почти не разговаривали о Ру. Я даже не сказала ей, что его нанял Тьерри и он работает всего в каких-то двух кварталах от нас. Когда о чем-то просто не упоминаешь, это не считается ложью, и все же я уверена: если бы Анук знала...

Вчера вечером я снова разложила карты. Не знаю, почему я опять их вытащила из шкатулки. Они все еще хранят запах моей матери. Я теперь так редко делаю это... я уже и поверить почти не могу...

И все же я вытащила карты, ловко перемешала их — это мастерство вырабатывается годами — и разложила по схеме «Древо Жизни»; этот вариант всегда предпочитала моя мать; фигуры на картах так и мелькают.

За стенами магазина не слышно ни завываний ветра, ни звона колокольчиков, но я все равно их слышу — легкий звон, как от камертона, и от этого звона у меня начинает ломить в висках, а по рукам пробегают мурашки.

Перевернем карты одну за другой.

Фигуры на них мне более чем знакомы.

Смерть. Любовники. Повешенный. Перемена.

Шут. Маг. Башня.