Убийственная реклама, или Тайна работодателя

— Не смущай меня, мама, — сказал он, убирая волосы со лба.

— Надо же, — вздохнула женщина, в глазах ее заблестели слезы, она подошла к сыну, обняла его. — Мой мальчик женится на такой красивой женщине, у него будет ребенок. Жаль, что…

Она заплакала. Толя обнял ее. Полина смотрела на покачивающиеся, как маятники, кольца в спортивном уголке. «Жизнь летит, и никогда не знаешь, что ждет тебя завтра. Ты можешь предугадывать, составлять планы и ставить цели, но наверняка не скажешь, все ли выйдет по-задуманному», — появилась в ее голове мысль.

— Я пойду, вы, верно, устали от дороги и от моей болтовни, — взглянув на настенные часы, показывающие половину третьего ночи, спохватилась мать Толика. — Хорошего сна.

— Спокойной ночи! — махнув левой рукой, пожелала Полина.

— До утра, — выключая свет, прикрывая дверь за выходящей матерью, сказал Толя.

В комнате воцарился сумрак. Толик, подходя к кровати, стянул трико, в которое переоделся по приезде. Полина тоже начала снимать одежду, в которой ходила в купе. Он помог ей снять трико и «олимпийку», расстегнул бюстгальтер, сказав:

— Я люблю тебя, Полиночка…

Несколько дней он занимался тем, что выискивал достопримечательности, которые мог бы показать будущей жене.

— Вот в этом доме останавливался Пушкин, когда приезжал к нам, — рассказывал он, указывая на дом, находящийся напротив нового торгового центра. — Он работал над «Капитанской дочкой». Знаешь, так смешно. Я ведь в школе не читал это произведение и всегда думал, что оно о моряках. В моей голове рисовались шторма, киты, гарпунеры, сети, доски корабля с засолами, киль. Все это больше напоминало не Пушкина, а Хемингуэя. И только на четвертом курсе университета я решил восполнить пробел и прочитать «Капитанскую дочку». Я так был поражен, что моряков там не было в помине.

— Смешно, — улыбнулась Полина, держа его под руку, переходя дорогу по истертой «зебре». — Я читала все, что задавали в школе, даже летние внеклассные чтения осиливала. Только на «Войне и мире» застряла, места, где описываются сражения, смерть, я пролистывала. Поэтому у меня получилось больше «Мир», чем «Война и мир».

Они гуляли по бульвару у набережной, по которому, несмотря на попытки городских властей сделать его полностью пешеходной зоной, иногда проносились машины.

— Раньше тут ходили троллейбусы, но теперь их упразднили, зато сделали автобусный маршрут, — объяснял Толик. — Теперь старые люди редко выбираются к Уралу, любимому месту прогулок всего Оренбурга, поэтому здесь одна молодежь.

На пляже, тянущемся от пешеходного моста до автодорожного, закрытого в это лето на ремонт, действительно было много молодых людей. Парни и девушки загорали на расстеленных покрывалах, полотенцах, прямо на землистом песке. Многие курили, пили пиво или водку, разлитую в бутылки из-под газированной воды.

— Мы тоже так делали с друзьями, чтобы в ментовку не загреметь, — вспоминал Толя, расстегивая верхние пуговицы рубашки, слишком дорого-броской на фоне одежды собравшихся у берегов Урала людей. — Видишь, бутылка из-под «Буратино», а пузырьков нет. Сразу понятно. Да и пьют залпом.

— А что на том берегу? — указала она на противоположный берег, заросший деревьями.

— «Зауралка», роща, — ответил он. — Там база отдыха, дискотека, кафе, тоже пляж, и опасное место для женского пола.

— Почему?

— Очень часто там обнаруживают тела… Давай не будем об этом, — наморщив лоб, попросил мужчина, совсем расстегнув рубашку.

Полина замечала, какие взгляды на него бросают девчонки, облаченные в купальники, поэтому прижалась к любимому сильнее. Они перешли на тот берег по мосту. При свете дня он выглядел не так уж страшно. Заасфальтированные, около бордюра искрошенные, выщербленные тропинки, вьющиеся меж высоких тополей, берез и других деревьев, которые Полина видела впервые. Почти все лавочки, с установленными с боку от них урнами, забитыми пустыми сигаретными пачками, одноразовыми стаканчиками, бутылками из-под напитков, были заняты. На качелях, выкрашенных в ядовито-зеленый цвет и раскачиваемых ветром, сидел котенок белого цвета с коричневыми крапинками. Он мыл хвостик, иногда поднимал мордочку к солнцу, щурился. Пара шла дальше. Они миновали кафе, дворик которого был заставлен столиками и сиденьями, сделанными из распиленных на чурбачки деревьев. Пахло жарящимся шашлыком, шаурмой. Толик купил две, завернутые в тончайший лаваш.

— Бери! — протянул он ароматную шаурму невесте. — Там весит объявление: «Требуются опытные шаурмены и бастурматоры».

— Кто? — не поняла Полина, наблюдая, как по небу летит птица.

— «Шаурмены и бастурматоры», — повторил Толик и рассмеялся. — Да это шутка такая, шутка.

— Я поняла, — улыбнулась Полина, проведя пальцами по голой груди любимого. Ветер колыхал края его рубашки.

Мужчина поцеловал ее, слизнув с ее губ кусочек поджаристой морковки, взял под руку. Они шли молча, поглощая шаурму. Навстречу попадались пары, некоторые с колясками. Толик с Полиной зашли в глубь рощи. Тропинка расширилась, превратилась в землистую дорогу, граничащую с полем, поросшим травой. Кое-где были расстелены покрывала. Люди отдыхали, угощаясь принесенной с собой едой, громко разговаривали. Некоторые парочки целовались, не стесняясь гладить друг друга, а потом, словно опомнившись, отстранялись, но снова набрасывались, сливаясь в поцелуе, не в силах совладать с либидо.

— Пойдем назад, — сказал Толик. — Как тебе шаурма?

— Вкусная, я наелась. Спасибо, — ответила Полина, прожевав последний кусочек шаурмы. — Я бы не подумала, что тут опасно. Роща кажется мирной, — произнесла она, обведя рукой поле у дороги.

— Но это не так. Не всегда то, что кажется хорошим, является таковым. Се-ля-ви, — возразил мужчина, ощущая, как ветерок лижет торс, треплет волосы, еще больше отросшие за эти дни.

Анатолий сам не понимал, насколько окажется прав относительно этого места, хранящего в себе тайны о многом и припасшем секрет специально для его семьи.

— Мам, — встретив на пороге женщину, вернувшуюся с работы, радостно произнес Толик. — У меня для тебя подарок.

— Какой? — скидывая с ног сланцы, спешно проходя в квартиру, спросила она. — Какой?

Она запыхалась, словно до этого занималась бегом.

— Мы купили вам новый телевизор! — стоя в дверях кухни, объявила Полина, сияя улыбкой.

Волосы ее были заколоты на макушке, лицо открыто. Она готовила на ужин макароны с семенем подсолнечника, сметаной и зеленью, поэтому была в фартуке. Этот рецепт она прочитала в одной из газет, которые покупала свекровь. Разбирая эти серые средства массовой информации, Полина заметила, что в каждом из них есть страница, посвященная розыску людей, пропавших без вести. Жениху об этом она не сказала.

— Да? — скорее удивилась, чем обрадовалась, мама. — А он уже показывает, его можно включить?

— Надо только настроить, — ответил Толик, следуя за матерью, зашедшей в комнату, где раньше стоял прежний ламповый телевизор, который в это утро был безжалостно вынесен к мусорным бакам.

— Сынок! Включи мне первый канал, там уже передача началась, а я и без того опоздала, — взмолилась она, увидев мертвый черный экран нового телевизора.

В данную секунду ее не волновала стоимость подарка, не беспокоило то, что надо произнести слова благодарности. Она хотела присоединиться к людям, несущим тот же крест, что и она. Хоть на час ей нужно было сплотиться с теми, кто ждет.

Толик воткнул вилку в розетку, в ручном режиме настроил первый канал. Шла программа, посредством которой разлученные по тем или иным обстоятельствам люди разыскивали друг друга. Ведущие представили очередных потерявшихся.

— Это Галина Ивановна из Керчи. Расскажите нам свою историю, — попросил мужчина в костюме, проникновенно глядя на морщинистую женщину в грязно-серой блузке.

— Зовут меня Галина Ивановна Беседина. Я родом из Керчи. — Тут женщина поднесла руку с платком ко рту, захныкала. — Десять лет назад моя дочь поехала сдавать документы в…