Маленькие дети

Все это, разумеется, не имело бы никакого значения, если бы Саре хоть как-то удалось сообщить Тодду об изменениях в плане. Просто невозможно представить себе, что в наше время можно весь день пытаться связаться с человеком, живущим в какой-нибудь миле от твоего дома, для того чтобы передать ему одну короткую фразу: «Приходи не на площадку, а ко мне домой», и в итоге так и не суметь этого сделать.

Сегодня днем Тодд не пришел к бассейну, что лишило Сару возможности передать сообщение лично — улучить момент и поговорить, или передать записку или, на худой конец, просигнализировать жестами. Днем она пять раз звонила ему домой с разных телефонов-автоматов — Тодд предупредил ее, что у них дома стоит определитель номера, — но трубку все время снимала теща, и с каждым разом ее голос становился подозрительнее и жестче:

— Кто это? Перестаньте сюда звонить. Оставьте нас в покое!

Сара собралась было нарушить и запрет, касающейся электронной корреспонденции, но в последний момент не решилась, подумав, что письмо, попавшее в чужие руки, может разрушить весь план. Она гордилась такой стойкостью, возможно спасшей их предприятие, но в итоге у нее остался всего один способ связаться с Тоддом, а именно — дежурить в машине перед его домом и надеяться, что он когда-нибудь выйдет на улицу без сопровождения. К несчастью, день выдался жарким и все участки в тени были заняты. Уже через двадцать минут Люси начала хныкать, и им пришлось возвращаться домой ни с чем.

Какое-то короткое мгновение Сара подумывала даже о том, чтобы оставить спящую девочку дома. Ну что такого, она ведь уйдет не больше чем на пятнадцать-двадцать минут? Всего и надо-то — добежать до площадки, забрать Тодда, объяснить по дороге, что случилось, и привести его домой (конечно, это не отель на берегу, но Сара не сомневалась, что он все поймет). Скорее всего, Люси теперь проспит до утра и даже не узнает, что мама куда-то уходила.

Соблазн был велик, но все-таки Сара устояла. Слишком часто приходилось ей слушать в новостях рассказы о пожарах, устроенные маленькими детьми, которые, оставшись дома одни (бэбиситтер как раз отлучалась, чтобы купить наркотики), играли со спичками, или о малышах, вдруг оказавшихся на оживленном перекрестке босиком, после чего их матерей обычно судили за невыполнение родительских обязанностей (всегда матерей, заметьте, и никогда — отцов). И даже помимо этих страшных и немного надуманных опасностей, Саре просто казалась совершенно невыносимой мысль о том, что Люси проснется и проведет хотя бы пару минут, не понимая, куда делась ее мама и почему ее оставили в пустом доме совсем одну.

Хотя будить ее, конечно, тоже не лучший выход. Меньше всего Саре хотелось, чтобы в этот вечер, который по идее должен был стать самым романтическим в ее жизни, на заднем сиденье хныкала сонная, ничего не понимающая трехлетняя девочка. Значит, единственное, что ей остается, — это потихонечку, стараясь не разбудить, перенести Люси в машину, съездить на площадку за Тоддом, а потом так же осторожно вернуть ее в дом и положить в кроватку. В этом нет ничего невозможного, потому что сон у девочки крепкий.

Сара заранее предусмотрела все. Она предварительно открыла двери в дом и в машину и убрала с сиденья пластмассовую собачку. Потом, потихоньку достав шоколадку из пальцев Люси и вытерев их влажным полотенцем, она бережно просунула руки под теплое тельце дочки и подняла ее с дивана. Люси пошевелилась, сонно запротестовала, но так и не проснулась. Сара на цыпочках вышла из дома и прошла по газону к «вольво». Так осторожно, словно в руках у нее была бомба с тикающим часовым механизмом, она посадила девочку на сиденье, опустила детские поручни и закрепила их. Люси пару раз лягнулась, будто пытаясь скинуть одеяло, а потом ее головка тяжело опустилась к плечу Сара удовлетворенно вздохнула.

Порядок!

Дальше все пойдет хорошо, она была в этом уверена. Они приедут на площадку вовремя — ну, может, на пару минут опоздают, — Тодд уже будет ждать их. Потом они вернутся домой, уложат Люси в кроватку и сами сразу же пойдут в спальню, чтобы отпраздновать начало нового этапа их жизни. Не в силах совладать с собой, Сара оторвала одну руку от руля и потрогала себя между ног, совсем легко, чтобы не отвлекаться от дороги.

— Мама, — раздался несчастный голосок с заднего сиденья, — где моя шоколадка?

Застонав, Сара бросила взгляд в зеркало заднего вида и обнаружила, что Люси сидит с широко раскрытыми глазами, как будто у нее и в мыслях не было спать.

— Дома, — ответила Сара. — Доешь ее завтра.

— Я хочу сейчас!

Заметив в зеркале, что мордашка Люси уже сморщилась, Сара приготовилась к неизбежной буре, но на этот раз, кажется, обошлось. Взгляд девочки из сердитого сделался любопытным.

— А куда мы едем?

— На детскую площадку, — объяснила Сара, — но не для того, чтобы играть.

Казалось бы, после того как несколько лет за тобой непрерывно следили разные люди: сначала надзиратели в тюрьме, потом мать не сводила с тебя глаз и только и делала, что старалась уберечь от неприятностей, какое-то время побыть одному даже приятно. Но оказалось, что это совсем не приятно, а как-то странно и немного страшно. Чересчур много мыслей мелькает в голове, чересчур много желаний, которые не надо больше контролировать.

Нельзя ведь сказать, что он не хотел быть хорошим мальчиком. Больше всего на свете Ронни хотел, чтобы мать им гордилась и чтобы у него была нормальная, здоровая жизнь, машина, хорошая работа и любящая семья. Он мог бы быть тренером в детской лиге и после игры водить своих спортсменов в кафе-мороженое…

М-да, размечтался…

Жаль, что у него пока нет компьютера. Можно было бы посмотреть какие-нибудь картинки в Интернете и отвлечься или даже научиться общаться в этих чатах, о которых столько болтают. А сейчас он вроде как оказался в полной пустоте. Сначала Ронни попробовал жить по привычному распорядку: обед ровно в шесть, новости, «Колесо фортуны», но все это было не то без матери, которая сидела бы рядом, болтала бы что-нибудь о челюсти Дэна Ратера или дурацком платье Ваны и разгадывала бы зашифрованные слова так, будто в них была скрыта вся мудрость мира, а не какая-нибудь дурацкая пословица или имя знаменитости, забытой еще лет двадцать назад.

— «Эйб Вигода! — радовалась бы она. — „Сердце — одинокий охотник“!»

Ронни все время невольно поглядывал на телефон, словно от того исходило магнитное притяжение. Ему очень хотелось кому-нибудь позвонить — другу или родственнику, который согласился бы выслушать его печальные новости и которого можно было бы пригласить на чашечку кофе. Но в голову приходил только один номер — тот, что он не набирал уже несколько лет.

Не делай этого, сказал он себе, но пальцы уже сами нажимали на кнопки. Не будь идиотом!

Трубку сняли только после третьего звонка, и за это время сердце успело несколько раз перевернуться в груди, как это всегда бывало и раньше.

— Алло? — Он сразу понял, что трубку сняла ее мать, Диана Колаптино. Ронни видел ее по телевизору сразу после того, как девочка исчезла. Тогда у нее под глазами от горя были страшные черные круги. — Алло?

Она говорила нормальным голосом, даже почти веселым, словно решила, что хватит плакать над тем, чего не вернешь, и надо жить дальше. Ронни слышал, как в доме кто-то смеется, и догадался, что это двое младших детей, уже успевших подрасти. Сестре, наверное, двенадцать, а брату десять — больше, чем было Холли в тот день, когда она села к нему в машину.

— Алло? — еще раз повторила Диана, на этот раз уже тревожно. — Кто это?

Совсем нетрудно было прошептать в трубку то, что он шептал обычно, когда среди ночи звонил ей из телефона-автомата, и потом наслаждался смесью страха и надежды в голосе женщины: «Я знаю, где она. Но никогда тебе не скажу».

Нетрудно, но только не сегодня. Сегодня он не станет делать этого хотя бы из уважения к своей мертвой матери.

— Извините, — сказал он. — Ошибся номером.