Клео. Как одна кошка спасла целую семью

У нас вошло в привычку перед началом ужина запирать ее за дверью, чтобы успеть первыми съесть по куску.

— Бедняжка Клео! — всякий раз вздыхала Катарина, когда в щель под дверью просовывалась элегантная черная лапка.

Какая уж там бедняжка! Если дверь не была как следует заперта, лапа скользила к ее краю и толкала изо всех сил, а потом… кости и промасленные салфетки летели во все стороны, тарелки катились по полу. Началась куриная охота — спасайся кто может.

Наши пищевые пристрастия не делали нас обеих более симпатичными в глазах окружающих. Единственное различие состояло в том, что я еще и поправлялась. На самом деле Клео даже как-то уменьшалась в размерах. Кости грудины теперь торчали, линии черепа стали более угловатыми. Шерсть на выступающих частях потерлась, так что теперь наша кошка немного походила на чучело, изготовленное любителем.

Не могу сказать, впрочем, что мы совсем остепенились. Время от времени я, убедившись, что шторы плотно задернуты и в радиусе пятисот метров нет ни единой человеческой души, порой отплясывала буги-вуги под мелодии Марвина Гэя.

Клео тоже случалось порезвиться. После дождика она могла шустро, как котенок, полезть на дерево — пока на полдороге возраст не напоминал о себе. Тогда она без лишних церемоний сползала на землю.

Ноги Клео, некогда такие изящные и узкие, вздулись в суставах там, где (будь она человеком) располагались колени и щиколотки. Впрочем, она никогда не роптала и не жаловалась. Я начала ходить в тренажерный зал и поднимать тяжести, чтобы справиться с болями в шее и спине, которые, кстати, никогда бы не развились, ходи я, подобно Клео, всю жизнь на четвереньках. И страх упасть, такой распространенный среди пожилых людей, был бы нам неведом, если бы мы твердо стояли на своих четырех. Вновь кошка демонстрировала нам превосходство своего вида.

Итак, наши тела явно и недвусмысленно старели, а характеры тем временем портились. Обе мы становились раздражительными, даже сварливыми. Раньше в супермаркетах люди всегда чувствовали, что передо мной можно пройти без очереди. Все кто угодно, и стар и млад, бесцеремонно пролезали вперед, ничего не опасаясь. Теперь же новая, сварливая сущность заставляла меня упираться намертво, если кто-то делал попытку встать передо мной. Отныне я даже была способна на возмущенный окрик: «Извините!»Я без колебаний заполняла бланки рекламаций и даже научилась сразу бросать трубку, если раздавался звонок непрошеного торговца откуда-нибудь из Мумбаи.

Клео и в том меня превзошла, возведя бесцеремонность в принцип. Когда ко мне в гости пришла подруга Пенни, инвалид по зрению, вместе с собакой-поводырем по кличке Мишка, я поставила на пол две миски с водой: побольше для Мишки и поменьше для Клео. Клео, уставив на золотисто-желтого лабрадора немигающий взгляд, тут же заявила права на большую миску. Бедная Мишка сжалась так, что стала вдвое меньше, и ретировалась, уступив.

Пенни посмеялась и приняла мои извинения за негостеприимное поведение кошки. Я объяснила, что, еще будучи котенком, Клео точно так же обращалась с Ратой. Кивнув с улыбкой, Пенни села на пол. Мишка радостно угнездила у нее на коленях свою мощную корму. Вместе они являли чудесное зрелище: хозяйка и преданная собака. Для Клео это было слишком. Впившись сверкающими глазами в Мишку, она так испугала беднягу, что та, пятясь, отползла в угол, после чего торжествующая Клео немедленно заняла ее место на коленях Пенни.

— Ну, а что случилось с бедной малышкой Клео? — спросила Рози, неожиданно позвонив нам после долгого перерыва.

— О, с ней все прекрасно.

— Ну да, в самом лучшем из миров, — вздохнула она. — Я всегда была уверена, что там, в кошачьем раю, им каждый день дают сардины.

— Нет, Рози. Я имею в виду, все действительно прекрасно.

— ВСЕ ЕЩЕ ЖИВА? Ты шутишь! Сколько же ей сейчас?

Меня уже тошнило от бестактных вопросов о возрасте Клео, на которые я устала отвечать.

— Двадцать три.

— Но это… Постой, дай сообразить… примерно сто шестьдесят один год по человеческим меркам. Ты уверена, что это та же самая кошка?

— Абсолютно.

— Как тебе это удалось? Чем ты ее кормишь? Какие лекарства она принимает?

— Да практически никаких. А как поживают Рыбка, Грязнуля, Бетховен и Сибелиус?

Молчание.

— Да, знаешь, Грязнуля пропал, у Бетховена оказалась почечная недостаточность. Сибелиус и Рыбка отправились в кошачий рай уж лет десять назад. А ведь я всегда заботилась о том, чтобы у них было все самое лучшее, самое необходимое, не то что у твоей малютки Клео. Ты ведь никогда не была кошатницей, правда?

— Да нет! — ответила я. — Думаю, ты ошибаешься. Если бы я ей не была, Клео не жила бы с нами столько лет. Кроме того, мы за это время так сроднились, что Клео и я практически стали одним существом. Нет, Рози. Ты неправа, черт возьми, я — самая настоящая кошатница!

Вскоре после этого мы с Филипом сидели в ресторане, отмечая четырнадцатую годовщину нашей свадьбы.

— Никогда не забуду тот день, когда ты пригласил нас в пиццерию и обыграл Роба в какую-то ужасную игру с заполнением квадратиков.

— Мне казалось, это были «змейки и лестницы», нет? — спросил он, отпивая шампанское.

— Это были «квадраты». Ты тогда сильно упал в моих глазах. Надо же, не дал мальчику выиграть. Я уж собралась давать тебе от ворот поворот.

— Правда? — подмигнул мне Филип. — А я всегда вспоминаю, как Клео носилась по всему дому с таким видом, как будто она его владелица.

— Так оно и есть. Она в доме хозяйка. Мало кто согласился бы взвалить на себя такую обузу, — сказала я, меняя тему разговора. — Мать-одиночка, на восемь лет старше тебя, двое детей.

Роб однажды сказал, что появление в нашей жизни Филипа — везение почище большого выигрыша в лотерею. Меня восхищала любовь Филипа ко всем трем нашим детям и то, что он никогда не выделял среди них Катарину, свою биологическую дочь. Их ответная любовь к отцу тоже была крепкой и искренней. Мне и впрямь просто невероятно повезло: это настоящее счастье жить много лет с таким открытым, преданным, редкостным человеком.

— Неужели опять с работы? — вздохнула я, когда он вытянул из кармана звонящий мобильник.

— Это Катарина, — ответил он. Из трубки неслось ее возбужденное стаккато. Филип посерьезнел: — Пойдем-ка домой. У Клео какой-то припадок.

34

Злой ветеринар, добрый ветеринар

К моменту, когда мы оказались дома, Клео уже оправилась и полностью пришла в себя.

— Так страшно было! — рассказывала Катарина, еще не оправившаяся от шока. — Она вдруг как-то завыла, зарычала, а потом упала и выгнулась вся. Все тело свело судорогой. Как же, наверное, было больно.

Слушая этот рассказ, Клео спокойно и невозмутимо вылизывала лапы. Не понимаю, из-за чего весь этот шум и тарарам,казалось, говорила она. Это было просто легкое недомогание.

На следующее утро после завтрака у нее приключился новый ужасный приступ. Я бросилась к телефону и набрала номер Доброго ветеринара. Его секретарша приторно-медовым голоском сообщила, что доктор будет только к вечеру.

— Но ее нужно срочнопоказать врачу! — возопила я.

— В таком случае обратитесь к другому ветеринару, — последовал резкий ответ.

Для Доброго ветеринара секретарша была, пожалуй, слишком уж жестокосердной. Единственный доктор, с которым мне довелось познакомиться, был кошмарный Злой ветеринар.

— Если вы завернете ее в одеяло и привезете, доктор осмотрит ее прямо сейчас, — ответила его ассистентка.

По дороге в ветеринарную клинику Клео ожила настолько, что с интересом рассматривала небо и машины на дороге. Я прижала ее к груди, и она в ответ тихонько замурлыкала. Может, обойдется? Дадут ей какую-нибудь пилюлю, глядишь, и выздоровеет. С другой стороны, я же не полная идиотка. Кошке двадцать три с половиной года.