Московские страсти (СИ)

Пытаюсь дышать, но не могу сделать вдох. Все вокруг начинает вертеться. И в голове крутится одна мысль.

Я вдруг остаюсь один. Как будто я здесь ни при чем. Прижимаюсь лбом к асфальту. Дышу, кашляю и капаю слюной.

В голову лезут нехорошие мысли, непрошенные мысли. Я – на войне. Это надо понять и принять. Так получается, хочу я этого или нет. Теперь неважно, кто и когда начал первым. Мы уже воюем.

Я так трясусь, что не могу удержаться даже на четвереньках и падаю и вижу кровь. Раздается крик, и я вскакиваю на ноги, не успев даже подумать. Я бегу. Это в моих силах, это не плохой поступок. Я имею на него право.

Меня опять поглощает толпа. Но я не хочу ее видеть. Пора уходить.

Я делаю такой вдох, что мои легкие чуть не лопаются. Потому что не могу поверить своим глазам. Россия состоит из кротких людей, способных на все.

Но я стараюсь не дать тревоге вырваться наружу. Я кричать не буду. Я уже понял: кричи не кричи – толку все равно никакого. А неприятности получить можно. Лучше притворяться, что тебе все безразлично.

Россию можно обмануть, а когда она догадается, будет поздно.

Приезжает еще одна пожарная машина. Двое из пожарных выходят из нее и готовятся тушить пожар, как вдруг стоящая рядом машина зажигает фары. С визгом она рвет с места и врезается в пожарную.

Несколько человек бутылками с бензином поджигают здания и мешают гасить начавшийся пожар. Они же пытаются поджечь бронетранспортер внутренних войск.

У меня такое чувство, что так и было задумано, что это специально, но я не могу найти этому причины.

Между домами звуки выстрелов отражаются многократным эхом.

Большая, витрина содрогнулась от удара тяжелого камня и с треском разлетается на осколки.  На углу вспыхивает подожженная машина.

Камни летят в разбитые витрины магазинов, и я машинально пригибаюсь.

По улице мечутся толпы возбужденных людей то в одну, то в другую сторону. В неподвижном воздухе звуки кажутся усиленными и искаженными. Мне кажется, что все происходит слишком близко. Выстрелы. Скрежет металла от сталкивающихся машин. Смех. Музыка. Крики.

Много криков.

Улица вся захламлена. Повсюду разбросаны лоскуты одежды, газеты, обрывки пакетов, разбитые бутылки и раздавленные банки.

Я продолжаю идти вперед.

По улицам митингующие разъезжают на автобусах и на машине Красного Креста с выбитыми стеклами.

        Еще одна толпа пробегает мимо, на несколько секунд улица становится пустой. Я присаживаюсь на асфальт, тяжело дыша.

На редкость неприятное чувство. Я чувствую себя одновременно изнуренным и готовым взорваться, подавленным до крайности и взбешенным: сил у меня едва хватает, чтобы вынести все то, что свалилось на мои плечи за последние несколько часов.

 «Я не выдержу. На этот раз – нет», – думаю я и ладонями машинально тру себе лицо.

Есть единственная вещь сильнее, чем все армии в мире. Это идея, чье время пришло.

Стрельба стихает. Тишина кажется оглушительной.

Сознание все еще отказывается принимать реальность такой, какая она есть. Все это наверняка случалось и прежде, будет происходить и впредь.

Последнюю мысль оказывается легче всего отбросить.

Я не собираюсь умирать. Ни сейчас, ни когда-либо. Я просто не вижу в этом необходимости.

Я что-то видел. Убийство. Я определенно что-то понял.

Я никого не осуждаю. Я - лишь наблюдатель.

Об убийстве никто не думал. Теперь кругом была кровь. Много крови. Обратной дороги нет. И мир не остановился. Вот что мне сейчас требуется обдумать. Как все это началось?

Вопрос выбора? Можно сказать и так. Однажды такое уже было. Смерть хороша тем, что ставит всех на свое место.

Я оглядываюсь, смотрю на часы. Нахожу место у стены - рядом со свалкой черных мусорных мешков. Подъезжает грузовичок с мигалкой, женщина в оранжевом жилете, не выпуская сигареты изо рта, принимается бросать в кузов мусорные мешки.

40

Моя личность медленно возвращается на свое место. Я моргаю, словно это помогает моему переходу в обычное состояние. Понадобилось несколько минут, прежде чем я снова могу различать предметы вокруг. «В чем тут ошибка?» - спрашиваю я себя, не понимаю ни своего вопроса, ни причины, его вызвавшей. Только что все произошло со мной, я был кем-то другим. Смутное ощущение нелепости происшедшего овладевает мной. Чувствую себя униженным.

 Я иду и качаю головой. Стены домов тоже словно качаются и возвращаются в исходное положение. Я чувствую слабость, но неприятных ощущений она не вызывает.

Ощущаю в себе бездну. Бездну, которая была во мне всегда, но в существовании которой я не отдавал себе отчета. Теперь пелену сняли. У меня возникает чувство, что я ужасно ошибался.

Возникает чувство, что у меня нет шансов. Абсолютно никаких.

Я аккуратно прислушиваюсь к холодку, то возникающему и медленно тлеющему у меня внутри, то затухающему и на время совершенно не дающему себя знать.

Мои размышления прерываются. Из-за угла выходит кавказец. Останавливается и с удивлением смотрит на меня. Пришлось свернуть в переулок. Я оглядываюсь и понимаю, что этого района не знаю. Что неудивительно. Заблудиться в Москве легко.

Я обхожу кучу мусора, пинаю банку, которая отлетает в сторону дребезжа. Неожиданно мой взгляд цепляется за ботинок. Крепкий солдатский ботинок, ребристой подошвой высовывающийся из-под грязных пакетов. Под кусками полиэтилена обнаруживается тело солдата, уже мертвого. Открытыми глазами солдат смотрит в небо.

На соседней улице догорает БТР. Через люки выходит густая гарь.

Ужас вызывают черные мешки с пластмассовой молнией, разложенные по всей улице. Мешки изготовленные из материала, который очень неприятен на ощупь и выглядит влажным из-за своего блеска.

Когда все трупы загружены в машины, легче мне не становится. Я теряю ощущение времени, поминутно смотря на часы.

- Я не верю, не верю, не верю. – Я начинаю вслух разговаривать сам с собой. – Этого всего нет.

Хочется оправдываться. Хочется оказать помощь тем, кто рядом, но в более тяжелом положении.

Улицы забиты баррикадами. Сплошное железо. Но их можно обойти стороной. Это означает, что баррикады возводят не как оборонительные, а как театральные сооружения. Для журналистов.

Около баррикад костры, потому что там дежурят круглые сутки. Оружие — железные и деревянные палки, аккуратно сложенные в кучки булыжники, вывороченные из земли и несколько бутылок с бензином на случай, если ОМОН начнет атаку.

Возведение баррикад объяснить нетрудно. Труднее объяснить, зачем возле них среди белого дня стали разводить костры, причем из непонятно откуда взятых автомобильных покрышек, дающих, больше дыма, чем тепла и огня. Зато картина получается впечатляющая: улица, баррикады и поднимающиеся из-за них языки красного пламени и клубы черного дыма.

На площадях тоже горят костры, возле них сидят люди. Женщины в палатке готовят. Мы выпиваем по стакану кофе.

Город с многовековой историей. Вокруг костры, копоть, дым. Но мне кажется, что все это – бутафория. Если бы смысл для защиты, а сделано лишь для того, чтобы нагнетать психоз. С утра вокруг костров чай, хлеб, масло. А к вечеру всегда появляются пьяные.

На улице галдеж. Смех наполняет удушливый воздух. Я всматриваюсь в лица прохожих. Ощущаю усталую обреченность. Когда же они оставят нас в покое?

На улице в магазинах разбиты витрины.

Город словно вымер. Попадается очень мало машин, которые проезжают мимо на большой скорости. Я думаю, что происходит что-то странное.

Я чувствую себя прекрасно. Свобода. Вот что принес мне новый бог. Свободу.

Мимо меня крича и матерясь бегут люди с электроникой. Похоже, что это мародеры: тащат награбленное по домам.

Я явно слышу выстрелы.

В центре города нет света.