Исповедь якудзы
Исповедь якудзы читать книгу онлайн
Идзити Эйдзи, “крестный отец” клана Асакуса, прошел долгий путь от малолетнего сорванца до грозного босса якудза.
Его воспоминания вызывают чувство изумленного восхищения — он бросался на жизнь, вгрызался в нее, падал и снова поднимался, не запятнав при этом своей чести и не уронив достоинства.
Автор документального романа “Исповедь якудзы” Дзюнъити Сага — практикующий врач, владелец клиники в северном пригороде Токио. Несмотря на занятость, доктор Сага находит время для занятий литературой — его этнографическое исследование массового переселения японцев на Гавайи было отмечено престижной литературной премией, а роман “Воспоминания о шелке и соломинке”, по данным ежегодного опроса, признан в Японии “книгой года”.
Основу романа “Исповедь якудзы” составляют записи бесед доктора Сага с одним весьма необычным пациентом. Жизнь этого немолодого человека была наполнена такими яркими событиями, что доктор Сага решил записать его воспоминания на диктофон. Представьте себе, беседы о прошлом настолько увлекли обоих собеседников, что общее время записей превысило сто часов!
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Однако все хорошее рано или поздно кончается, так вышло и с Сабуро. Я слышал, будто его история закончилась печально. Сперва его дела пошли в гору, он получал неплохую прибыль и даже открыл свое дело. Но вскоре на него донесли оккупационным властям, те начали расследование, конфисковали все, что Сабуро успел награбить, но еще не продал, а его самого засадили в тюрьму.
Но я думаю, даже оказавшись в тюрьме, он нисколько не раскаялся в содеянном. Он был из тех, кто умеет посмеяться над собой, — чем хуже шли дела, тем громче он смеялся. Он был настоящий мужик, этот Сабуро…
3. У последней черты
В последний раз Осэй объявилась уже после войны, приехала как всегда внезапно.
Я только что отпраздновал сорок седьмой день рождения, значит, это было в 1951 году. Война в Корее [29] разгоралась все сильнее, но, несмотря ни на что, мои многочисленные игорные заведения, разбросанные по всему Токио, ширились и процветали. И тут снова появилась Осэй, словно осенним ветром ее принесло! И ни слова не сказала о том, где она успела побывать и чем занималась столько лет.
— Осэй, ты где пропадала? — спросил я, но она только улыбалась в ответ.
— Дядюшка, я так виновата, что столько лет не подавала о себе вестей…
— Ты заставила меня волноваться, ведь я тебе должен денег…
— Оставьте, дядюшка, что за условности между близкими друзьями?
— В любом случае я рад снова тебя видеть!
Я пригласил ее зайти, она выглядела такой же очаровательной, как раньше, только в ней появился незнакомый налет, оттенок чего-то иностранного. Ее кольца, украшения в волосах, заколка на поясе кимоно — все выглядело как-то не по-японски.
— Что заставило тебя вернуться в Японию? — поинтересовался я, когда мы расположились на подушках в гостиной.
— Мне надо где-то ненадолго остановиться, — ответила девушка. У нее была такая манера — вываливать на вас новости без всякой подготовки. Но я не стал выпытывать, что да как, а просто сказал, что она может остаться и жить в моем доме столько, сколько сочтет нужным.
К сожалению, дело кончилось плохо, новый визит Осэй навлек на меня серьезные неприятности. Позже я узнал от людей, что девчонка торгует наркотиками и психостимуляторами и приехала в Токио по этим своим делам. Я часто видел, как она таскает к себе в комнату банки, похожие на консервные, и бутылки разного размера. Но когда я пытался спросить ее, что там внутри, она отделывалась шуточками и лепетала, что это совсем неважно.
Я не хотел лишний раз давить на. Осэй, уважая ее желание хранить свой бизнес в секрете, но Окё сильно переживала из-за всей этой суеты.
Моя неизменная помощница всегда недолюбливала Осэй.
— Не подумай, что я хочу упрекнуть тебя за хорошее отношение к Осэй. Просто поверь мне, на этот раз она принесет нам беду! Нечего ей здесь делать!
— Перестань переживать из-за нее, — как мог, пытался я успокоить взволнованную женщину. — Осэй здесь долго не пробудет, она скоро уедет обратно в Кобэ…
Но положа руку на сердце я и сам начал переживать из-за того, что происходит. Особенно когда товар ей принес совсем еще мальчишка — высокий, лет двадцати, скорее всего студент. Постучался в дверь и вежливо поздоровался:
— Доброе утро, — в руках у молодого человека был громадный чемодан. — Извините, что побеспокоил вас…
Осэй скрылась с ним наверху и несколько часов из комнаты не доносилось ни звука, а потом мальчишка спустился, цокая подошвами по ступенькам и церемонно распрощался:
— До свидания, спасибо за гостеприимство!
Эта встреча сильно меня обеспокоила, я решил поговорить с Осэй всерьез, но, должно быть, за эти годы она так хорошо меня узнала, что научилась понимать без слов. Почувствовала мое недовольство и мгновенно исчезла, как всегда без единого слова, даже не предупредив, и больше никогда не возвращалась!
Где-то через месяц или полтора мне пришла повестка из полицейского управления.
Я собрался без всякого энтузиазма, явился в полицейский участок и узнал, что меня вызвали по делу о контрабанде раствора амфетаминов. Надо признаться, я и раньше догадывался, что за препараты таскает в бутылках Осэй. Образцы такого “товара”, сворованного вместе с другими медикаментами, нам приносил Сабуро, ловкий парень, о котором я уже упоминал. Я когда-то спросил его — где он раздобыл эту штуку, и он бойко ответил, что амфетаминов полно на складе любого госпиталя военно-морских сил. Их выдавали пилотам-камикадзе, чтобы подзарядить их храбростью перед полетом. Сабуро продавал амфетамины по десять иен за ампулу. Но я послал его ко всем чертям вместе с этой мерзостью — я слишком хорошо помнил, от чего скончались старый босс клана Дэвая и мой предшественник Мурамацу. Их обоих убили наркотики!
Поток наркотиков нескончаемой рекой лился на черный рынок, и раздобыть их было несложно, одно время амфетаминами вполне легально торговали в самых обыкновенных аптеках. Из-за доступности наркотиков в послевоенные годы появилось огромное количество наркозависимых людей — и это грозило превратиться в серьезную проблему. Поэтому в начале пятидесятых, году, кажется, в 1951-м, а может уже в 1952-м, полиция всерьез взялась за наркоторговцев. Детектив рассказал мне, что Осэй входит в число известных дельцов нелегального наркорынка, сама перевозит оптовые партии товара, но полиции так и не удалось проследить ее маршрут и задержать молодую женщину с поличным.
— Послушайте, — говорил детектив, — вы опытный человек и должны понимать, что вас можно обвинить в укрывательстве и пособничестве. Разве не так? Нам известно, что вы лично не употребляете наркотиков и не держите такого товара в своем доме, но все равно, вам следовало сообщить в полицию о подозрительной женщине и факте контрабанды. Так почему вы этого не сделали? Вы совершили серьезное правонарушение…
Мне пришлось много часов слушать подобную болтовню. Методы работы полиции претерпели серьезные изменения по сравнению с довоенными, но по своей поганой сути полицейские остались все теми же ублюдками, норовящими поглубже засунуть нос в ваши дела. Допросы естественным образом переросли в судебный процесс. Мне помогали два надежных юриста, один был работником суда, а второй — уважаемым членом адвокатской палаты. Так что мне присудили всего год тюремного заключения. Можно сказать, я легко отделался и поэтому не стал подавать апелляцию. До оглашения приговора меня выпустили под залог, но в августе 1953-го снова взяли под стражу и отправили за решетку.
Я провел месяц в токийской тюрьме, а потом меня и еще десятерых заключенных решили перевести в тюрьму на острове Хоккайдо. Наше узилище располагалось в удаленной северной части острова, у самой границы с Россией, и всех приговоренных ждало долгое путешествие — сперва нас погрузили в поезд, потом пересадили на паром, затем опять запихали в железнодорожные вагоны. В общей сложности мы пробыли в дороге двое суток.
Тюрьма Абасиро впечатлила меня прежде всего тем, что охранникам в ней приходится едва ли не хуже, чем заключенным. До сих пор не пойму, как они выдерживали такую жизнь. Представьте себе — при температуре минус двадцать, а то и минус двадцать пять градусов, даже в ураганы и снежные бури, они гнали заключенных на работы в поле, а потом стояли рядом почти неподвижно и стерегли нас, пока мы трудились. Если выпадал особенно глубокий снег и работать в поле становилось совершено невозможно, нас отправляли на склоны холмов — валить лес, потому что по снегу гораздо проще тащить срубленные стволы вниз, на равнину.
Деревья на холмах росли просто огромные, в четыре обхвата, когда мы валили этих великанов, оставались огромные пни — торчали из земли, как гигантские занозы, их приходилось выкорчевывать. Пни обвязывали веревками и с помощью лошадей выдирали из земли.
Лошади — удивительные существа, очень разумные и обладают потрясающей силой! Они перевозили огромные бревна, вес которых во много раз превышал их собственный, волокли их за собой на длинных постромках, прикрепленных к спинам. Знаете, зимой стволы деревьев обмерзают, покрываются толстой ледяной коркой и становятся в несколько раз тяжелее, чем летом. Самые тяжелые из них — тисовые деревья с древесиной высшего качества, она состоит из тончайших волокон и считается очень прочной, из нее производят грифельные карандаши. Каждая ветка тиса имеет немалый вес — если по глупости случайно подставить голову, то будешь после удара считать звезды, как будто тебя хватили куском железной арматуры.