Чайная книга

— Кстати, — он обернулся к нам, — мы на пингвина играем. Это ничего? — Он посмотрел на брата. Тот подмигнул ему, и они засмеялись.

— А что значит «на пингвина»? — спросила я.

— То и значит. Вот ты проигрываешь, правильно? Берешь так мячик, аккуратненько. Зажимаешь его коленями и идешь себе вокруг площадки, по всему периметру. А пока ты идешь, еще говорить нужно: «Я пингвин. Несу яйцо. Я пингвин. Несу яйцо». Ну что, играешь? Или слабо тебе? — Братья опять переглянулись.

Это было лишне. Унизительно. Нечестно. И я уже заранее знала, как эта игра закончится. Надо было выйти из нее, выйти, пока не поздно.

— Не слабо, — сказала я.

Димка тоже остался. И Толян — ему броски из центра обычно очень хорошо удавались. А двое мальчиков, которые перед игрой к нам присоединились, — ушли.

Мой первый бросок был мимо. И второй — тоже. У меня дрожали руки. Не получалось правильно бросить мяч — от поясницы, чтобы он летел, продолжая траекторию движения руки, по ровной дуге, мимо непрозрачных от дневного света окон, в центр щита. У меня было меньше всех очков. Я проигрывала. Точно как тот, старший, сказал. Скоро это со мной произойдет. Совсем скоро. В конце игры.

— Кто же так играет?

Мы остановились. У края площадки стоял человек — средних лет, невысокий, полный, в кожаной куртке. На ремне у него висела связка ключей.

— Тоже мне спортсмены! С такого расстояния уже даже в детском саду не кидают. Сейчас я вам покажу настоящую игру. Кто тут на новенького? — Человек направился к нам. Он был нетрезв. Его пошатывало.

— Мы на «пингвина» играем, — сказал ему Толян, — кто проиграет, зажимает мяч коленями, идет так вокруг площадки и говорит…

— Меня твои пингвины не интересуют, — перебил его человек.

Он забрал у Толяна мяч и направился к противоположному щиту.

Бросок. Мяч отскочил от щита, не попав в кольцо.

— Ладно, с кем не бывает, — сказал он, — я издалека кидаю. Все равно больше вас всех очков наберу.

Во второй раз мяч полетел мимо щита. И в третий — тоже. И в четвертый. Человек уже не разговаривал с нами. Смотрел только на мяч у себя в руках. Провожал его взглядом, как будто стараясь довести до кольца, не дать ему свернуть в сторону. Мимо. Опять мимо.

Игра закончилась. Кто-то протянул ему мяч. Человек взял его неуверенно.

— Ребята, вы шутите, что ли?

— Это правила, дядя, — сказал ему старший из братьев, — правила одни на всех. Вы обещали.

Человек не спорил с ним. Он отошел от нас, встав на противоположном краю площадки. Стало тихо. Никто больше не произнес ни слова. Мяч выскользнул у него из рук и покатился по асфальту. Человек поднял его, с трудом удержав равновесие, и вернулся на край площадки.

В первые секунды никто не придал этому значения. Мало ли зачем Димке это понадобилось. Он вышел вперед и направился к человеку с мячом. Димка быстро шел по площадке, наискосок, по еще не прогретому солнцем, потрескавшемуся асфальту. Я смотрела ему в спину и вдруг представила себе, вдруг увидела, как он идет по этой же площадке, среди пятиэтажек, — а видишь, это наш балкон, на четвертом этаже, третий слева, видишь, стекло чуть треснуто. Это однажды птица об него ударилась, — как он идет там через двадцать лет и через тридцать. Такой же худой, и у него та же точно походка — спина чуть согнута, острые локти прижаты к бокам. И у него будет та же стрижка. Только рыжеватые волосы поредеют на макушке.

Димка приблизился к человеку в кожаной куртке. Человек смотрел теперь на него. Это была его передышка. И тут Димка качнулся в сторону, сделал резкое движение рукой и, выбив у человека в куртке мяч, отскочил в угол площадки. Мяч теперь был у него в руках.

— Эй, ты чего вмешиваешься? — спохватился старший из братьев. — Ты что, самый умный? Шею тебе намылить?

Димка не ответил ему. Он взглянул куда-то в сторону, и мне показалось, даже издали, что я узнаю это его выражение лица — когда пешка вдруг оживает на краю шахматного поля и Димка смотрит так, как будто сам этому удивлен, как будто не верит, что это — его рук дело, что это у него так ловко вышло. И вдруг он сорвался с места, побежал от площадки, мимо школы, через газон, к гаражам.

— Эй, ты что? — заорал кто-то из братьев. — Вернись сейчас же! Вернись, кому говорят! Отдай мяч!

Они бросились за Димкой, скрылись за гаражами.

— Убежит, — сказал Толян, — бегать у него хорошо получается.

Я пришла к Димке вечером. Мы зашли в его комнату. На кровати лежал белый футбольный мяч.

— Они тебя потом искали, — сказала я.

— Ага, они даже сюда приходили. Думали, наверное, что я им дверь открою, «кто там?» спрошу. Они утром все равно уедут. А мяч у меня останется. Было ваше — стало наше.

— Я принесла тебе рубль, мне дед подарил, на марки. Возьми, в счет долга.

— Очень мне нужен твой рубль! — сказал Димка. — Ты бы мне еще три копейки принесла. У меня теперь мяч и так есть. Точно как я хотел. Белый, адидасовский, посмотри! И покупать ничего не нужно.

— А как же долг? — спросила я.

— Съешь свой долг, — ответил Димка, — проехали. Или, знаешь что, давай мне этот рубль. Завтра «Космос» куплю. Отпразднуем.

— А вратарские перчатки?

— А зачем они мне, — сказал Димка, — пусть теперь Толян на воротах стоит.

Димка взял с кровати мяч. Сдавил его руками, проверяя упругость. Провел пальцем по шву между белыми кожаными полосками.

— Хороший мячик, — сказал он, — завтра поиграем.

Бюро находок

Первым делом они выключали телефон.

«Себе позвоните!» — говорила Кира Анатольевна и выдергивала провод из розетки. От частых отключений розетка повредилась, какие-то контакты — тонкие медные проволочки, клеммы в прозрачном пластике — не срабатывали. В трубке шуршало и пощелкивало, голоса собеседников различались с трудом.

Потом они заваривали чай. Александр Михайлович доставал из железного шкафчика подстаканники и кипятильник. Кира Анатольевна приносила с собой печенье, с фруктовой начинкой. Чай покупал Александр Михайлович. Не «Индийский», в желтой пачке со слоном, легкомысленный. А тот, который «№ 36». Грузинский. Александру Михайловичу нравилось, что вместо названия — номер. «Значит, существует чай „№ 35“, — думал он, — а где-то пьют чай „№ 1“». Во время чаепития они не разговаривали. Им нужно было сосредоточиться. Подготовиться. Они оба это чувствовали.

Началось все полгода назад, в июне, Александр Михайлович помнил дату. Был вечер, московский вечер после жаркого дня. Александр Михайлович собирался домой. Вот-вот должен был прийти сменщик. Александр Михайлович дремал на диванчике. У них был такой диванчик — жильцы с шестнадцатого этажа, когда переезжали, оставили его на улице, а они со сменщиком подобрали, и очень правильно сделали. В дверь постучали. «Наверное, кабина застряла между этажами. Теперь придется забираться на чердак, возиться с мотором». В дверь стучали все требовательнее.